об отношении ко всему живущему как к ценности. Именно от них исходила идея: не рубить деревья, выросшие над останками бойцов 2-й ударной армии.
О ПРАВЕ И ДРАМЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ВЫБОРА
Я думаю, что вменять человеку в нравственную обязанность страдание — безнравственно. От человека можно требовать выполнения своих обязательств, соблюдения приличий, уважения к правам другого человека. Но нельзя кощунственно вступать в ту... область, где каждый расплачивается своей жизнеспособностью и своим рассудком.
Л. Гинзбург
Зима сорок первого года, как совесть, приходит ко мне...
К. Симонов
Недалеко от подмосковного города Волоколамска есть село Владычино. Когда-то большое и богатое, оно сегодня усохло, населено в основном дачниками и стариками и хоть числится отделением совхоза-техникума "Холмогорка", но работать там, по существу, некому. Совхозный бригадир Анна Ивановна не мытьем, так катаньем добивается от стариков и старух участия в сельскохозяйственных работах. Кому-то поставит условием: не выйдешь на отработку задания, не выпишу молока, кому-то не выделит трактор вспахать участок... А ведь речь идет о беспомощных людях, которые доярками, полеводами всю долгую войну и в тяжелые послевоенные годы кормили города! Сейчас же — можешь не можешь, болен или здоров, хоть тебе 80 лет — изволь, не ленись, выходи на работу. Так требуют Анна Ивановна, бригадир, и те, кто повыше нее. Бабки, их больше, чем дедов, — деды умирают раньше — выходят в поле. Куда денешься? Анна Ивановна — местная власть. Она и народный депутат, она и представитель правящей партии, она и администратор. Правда, был случай, когда старушка, идя с работ, умерла по пути к дому. Ну, да пойди доказывай, отчего она умерла! А Анна Ивановна — хорошая хозяйка. Дом у нее — один из красивейших и — издали видно — богатейших в деревне, и мораль у нее четко соответствует ее положению и интересам: не будет "давать план", может лишиться хлебного места, поэтому план нужен любой ценой; но пусть никто не подумает, что бригадир держится за должность, нет — план нужен совхозу, план нужен народу. Только так. И потому — никаких угрызений совести ни по какому поводу с ее стороны не заметно. Их не заметно было и тогда, когда на подведомственной ей территории начали сваливать навоз и довольно быстро вырос там целый навозный курган.
И все бы ничего, навоз ведь тоже надо где-то складывать, да только свозить его начали на то место, где весной 42-го жители только что освобожденного села похоронили в двух старых картофелехранилищах больше 700 красноармейцев, морских пехотинцев и мирных жителей. Одни отстаивали Владычино в 41-м, другие штурмовали его в 42-м, третьи погибли от бомб и снарядов. Всех их собрали с полей свои же владычинские женщины и старики. Две огромные ямы — по 12 метров длиной, шесть шириной и два глубиной — были заполнены убитыми до краев. Похоронами руководил списанный по ранению с фронта А.А. Виноградов.
Раненный на ближних подступах к Москве, под Рузой, Александр Александрович прожил большую трудную жизнь, восстанавливал разоренное хозяйство Волоколамского района. С возрастом ранение дало себя знать — стали сохнуть руки, но к моменту нашего знакомства с ним он все еще не мог добиться установления инвалидности, хотя практически давно уже был инвалидом войны. Вернувшись через несколько лет в родное село, Александр Александрович обнаружил, что памятник погибшим, который был поставлен не на самом захоронении, а при дороге у околицы, недалеко от его дома, снесен, а на месте захоронения — пустошь. Не раз пытался старый солдат обратить внимание властей на забытую могилу, но толку не было. И вдруг какая-то московская организация получает разрешение на строительство своего пансионата как раз на той самой пустоши. Место почти на самом берегу речки Ламы, для пансионата вполне подходящее. Про захороненных там людей предпочли не вспоминать. Провели изыскательные работы, составили проекты, сметы, затратили деньги. Но когда ковш экскаватора поднял вместе с землей солдатские останки, прораб заявил: "На костях строить не буду!" Нормальным, порядочным человеком оказался прораб. Руководство организации, от которой он работал, поддержало его, от строительства на этом месте отказались. Прошло совсем немного времени — и возникло там вместо пансионата навозохранилище. И все это неподалеку от дома Анны Ивановны, на ее глазах, с ее, конечно, ведома и благословения. А как же, ведь она здесь единственная власть! О чем же она, бригадир, думала, куда же она, член КПСС, смотрела? Как-то уж явно противоречит ее поведение всем ее должностям и званиям.
Мы вышли на историю с этим заброшенным захоронением после опроса местных жителей, после беседы с А.А. Виноградовым. Позже, наблюдая яростные попытки Анны Ивановны "не пущать" всяких там следопытов к пробной шурфовке для установления точного места захоронения, потому что так приказало ей ее начальство перед нашим приездом, мы попытались понять: что же это за явление такое, что за "феномен" — Анна Ивановна? В беседах со стариками мы узнали много горького об их жизни, о "крепостном праве", установленном в селе для них. Мы поняли, что эту женщину здесь боятся потому, что в ее руках вся экономическая класть, потому она и творит, что хочет. И вот старые крестьянки, в большинстве своем вдовы, у которых в ящиках комодов хранятся рядом с боевыми наградами мужей свои грамоты и медали за бессменный труд в тяжелейшие для страны годы, много лет живут под страхом, что не выпишет им "хозяйка" литр молока, если поперечат ей в чем-нибудь, а еще того хуже — отберет удобный покос, отрежет по закону излишки усадьбы — пусть лучше земля пустует... А когда солдатская вдова пожаловалась на самоуправство бригадира ее прямому начальнику и просила его оставить ей дополнительный надел под картошку, ссылаясь на большую семью и погибшего под Ленинградом мужа, этот ответственный руководитель ответил ей в том смысле, чтобы она ехала получать землю и "садить картошку" туда, где погиб ее муж, а здесь будет так, как сказала Анна Ивановна.
Словом, при ближайшем рассмотрении оказалось, что никакого противоречия в "феномене" Анны Ивановны нет. Ее поведение — это поведение, может быть, и члена партии, но не коммуниста в том смысле, который вкладывали в это понятие В.И. Ленин, И.Г. Эренбург, А.А. Крон, Э.Г. Казакевич. Это поведение обывателя, т.е. субъекта, не обремененного человечностью, нравственностью, мораль которого — своя рубашка ближе к телу. Характерно, что для Анны Ивановны и тех, кто ею руководит и ее защищает (на
