медикаменты и
слушали друг друга вместо того, чтобы ссориться.
Обычно же наши беседы на такие животрепещущие темы превращались в катастрофу. Я придерживался своей позиции и разглагольствовал о том, почему он должен выполнять предписания врача, а также читал проповеди о незрелости его отношения к болезни. Братья частенько поступают подобным образом. Однако поработав в течение года помощником психотерапевта на отделении психиатрического стационара, я начал учиться тому, как важно слушать на самом деле.
По мере того как я слушал, на меня накатывало сострадание. Я очень любил брата, а боль близкого человека всегда находит в родной душе отклик сочувствия. Овладевая умением слушать, я развивал эмпатию. В итоге мне удалось проявить столько сочувствия к Генри, что он всерьез заинтересовался моими мыслями на тему лечения и медикаментов, в которых, по его прежнему убеждению, он не нуждался.
Прием сопереживания 4С не идентичен житейскому сочувствию. Как вы увидите, это стратегическое сопереживание, сфокусированное на чувствах человека, которые большинству из нас не удается распознать и которым почти совсем не удается симпатизировать.
Как раз с этими чувствами важно быть на связи, потому что именно они отдаляют людей, страдающих психическими расстройствами, от их близких и врачей.
Когда вы ощущаете сочувствие и выражаете его, ваш близкий скорее почувствует поддержку и уважительное отношение. Стремление близкого человека защищаться уменьшится в ответ на выражение вашего понимания его чувств, а значит — открытость и доверие к вашему мнению значительно повысятся. Если вы рефлексивно слушали рассказ близкого человека о его переживаниях по поводу болезни и рекомендованного лечения, то вы естественным образом начнете ему сопереживать.
Впрочем, проявление сострадания может загнать вас в ловушку, когда вы общаетесь с человеком, страдающим психотическим расстройством. Многие люди опасаются сопереживать определенным чувствам — например, когда близкий человек злится из-за принуждения пить таблетки, боится лечиться или считает себя жертвой, так как уверен, что не болен (у него анозогнозия). К тому же люди относятся с недоверием к чувствам, вызванным бредовыми идеями. Тем не менее именно с этими чувствами и важно поддерживать связь, потому что они-то и отдаляют людей с психическими заболеваниями от их близких и врачей.
Стратегическое сопереживание
Прежде всего вам необходимо уяснить, чему следует сочувствовать. Вкратце ответ может выглядеть так: «Любому переживанию, которое проявляет близкий человек». Однако существуют определенные чувства, к которым особенно важно отнестись с пониманием. Убедитесь, что уделяете должное внимание переживаниям, вызванным анозогнозией, бредовыми идеями и желаниями, — неважно, есть ли в них здравый смысл («Я так устал от того, что все твердят о моей болезни!») или они напрочь лишены связи с реальностью («ЦРУ имплантировало микрочипы в капсулы, теперь они могут выследить меня! Мне страшно!»). К таким переживаниям относятся:
• фрустрации (вызванные давлением со стороны членов семьи и сотрудников лечебных учреждений по поводу признания факта болезни, согласия на лечение, а также неосуществимыми личными целями);
страхи (связанные с лечением, предвзятым отношением и неудачами);
недомогание (приписываемое побочным эффектам от приема препаратов, таким как набор веса, неконтролируемые движения, заторможенность, снижение творческой активности и т. п.);
• желания (работать, жениться, иметь детей, вернуться в школу, не попадать в больницу).
Сочетая рефлексивное слушание со стратегическим сопереживанием, вы можете сотворить чудо. Любимый человек проявит интерес к вашему мнению! Я практически гарантирую, что это произойдет.
Помните беседу с Мэттом и его доктором? Всем было известно о его уверенности в том, что он психически здоров. К тому же Мэтт недавно дал ложное обещание принимать лекарство после выписки. После моих слов: «Хорошо, ловлю тебя на слове. Но придется признать, что, окажись я на твоем месте, я бы не пил таблетки», — он стал более откровенным со мной и признался в нежелании принимать препараты. Выслушав Мэтта, я сосредоточился на сопереживании его чувствам по поводу необходимости лечения: «Похоже, ты злишься на то, что все заставляют тебя глотать эти таблетки, не так ли?» Он согласился, а затем спросил: «А вы думаете, мне не нужны эти лекарства?»
Вы уже прочли мой ответ на этот вопрос, но тогда вы не знали, что я был связан временными рамками и не мог выразить своего мнения при помощи правила «трех китов». Мэтт должен был покинуть больницу, и это был последний шанс поговорить с ним. Однако в большинстве случаев, когда меня просят высказать отношение к бредовым идеям, наличию болезни или необходимости в лечении, я стараюсь максимально отсрочить ответ.
К примеру, один пациент был убежден, что мать подсыпает ему яд в еду. Мое внимание и сопереживание в процессе его рассказа побудило его спросить, верю ли я, что так было на самом деле. Наше обсуждение этой темы началось с моего пересказа слов пациента:
— Если я правильно понял, мама подкладывала яд в твою еду. Все так?
— Да!
— Как ты к этому относишься?
— Вы серьезно? Сами-то что бы чувствовали в такой ситуации?
— Мне было бы страшно, и я бы злился, как любой человек на твоем месте.
— Так вы верите мне? А вы собираетесь что-нибудь предпринять?
Я не ответил на его вопросы в тот момент, хотя сделал это позже. Некоторое время я тянул с выражением своей позиции, завоевывая доверие и подогревая интерес. И вы добьетесь успеха, следуя несложным принципам: слушайте, сочувствуйте, и будете услышаны, и к вашей точке зрения отнесутся всерьез. Помните, для человека больший вес будет иметь мнение, которое он хотел услышать, чем навязанный ему во время спора совет.
Долорес
Долорес, страдающая шизофренией уже почти двадцать лет, сообщила, что ей не нужны препараты и программа амбулаторного лечения, так как с ней все в порядке. А чего же она хотела бы? Больше всего на свете Долорес стремилась найти работу. Она переживала, что не работает, и члены ее семьи, утверждавшие, что она не может трудиться, создавали дополнительное напряжение. Ее семья по понятным причинам была настроена пессимистично. Долорес в самом деле не удавалось удержаться на работе дольше нескольких дней, и число раз, когда ее принимали на работу за последние двадцать лет, можно было пересчитать по пальцам.
К моменту нашего знакомства Долорес, подобно многим психически больным людям, не знающим о своем расстройстве, подвергалась госпитализации от двух до четырех раз в год. Она практически всегда добровольно ложилась в больницу, однако делала это исключительно под чудовищным давлением родственников. Когда я задал вопрос о ее планах после выписки на этот раз, она ответила просто: «Найти работу».
Будь вы терапевтом, обсуждавшим ее планы, у вас возникло бы искушение (как у меня в начале карьеры) сфокусироваться на
