Обычно матерей не выслушивают. Они говорят все одно и то же. Когда эти люди слушали, я поняла что для них важно ВСЁ. Это было впервые с момента появления в мир этой смелой Божественной гипотезы по имени Маша Иванова. Под влиянием участия и внимания, всестороннего разговора о проблемах Маши, не зацикленности наутверждении диагноза, а простого и искреннего поиска – а где же у Маши кнопка? – я вдруг дала себе неплохую оценку. Показалась вовлеченной в научный творческий поиск. Ведь по этой дороге, может быть, еще никто не ходил... Я приехала домой другим человеком. Я хорошо это помню. Меня еще близкие спросили – что они там с ней делали. А я ответила: „Любили“. Все подумали, что я шучу».
Описанное Мариной – это то, что в первую очередь, непременно нужно ощутить родителям особого ребенка: любовь, понимание, сопереживание окружающих. Это должно быть нормой, а не шокирующей неожиданностью.
Однако не все раны можно уврачевать любовью и жалостью. Даже при самом душевном отношении специалистов куда всё же деваться от тяжелых мыслей бессонными ночами и бесконечными трудными днями? Где взять ответы на стучащие в мозгу вопросы человеку, не задумывавшемуся о Боге? И легко ли находить их тому, кто считал себя верным чадом Божьим?
«Но откуда все-таки в мире зло? Почему болеют и умирают дети?» – восклицает в своей пронзительной статье «Нисхождение во ад» о. Георгий Чистяков. Он, годами общающийся с тяжело больными детьми и их родителями в Республиканской детской клинической больнице очень хорошо знает, что переживают люди, сраженные несчастьем своего ребенка: «Легко верить в Бога, когда идешь летом через поле. Сияет солнце, и цветы благоухают, и воздух дрожит, напоенный их ароматом. „И в небесах я вижу Бога“ – как у Лермонтова. А тут? Бог? Где он? Если Он благ, всеведущ и всемогущ, то почему молчит? Если же Он так наказывает их за их грехи или за грехи их пап и мам, как считают многие, то Он уж никак не „долготерпелив и многомилостив“, тогда Он безжалостен».
И вот после разговоров с мамами (иногда с папами) наших детей, после чтения писем, полученных от них, я уверена, что при множестве проблем и нужд родителей одной из самых насущных является эта, духовная, нужда. Но возникает законный вопрос: нужда, допустим, имеется, но ты-то тут при чем? Да, я осознаю, что не имею ни сил, ни знаний, ни возможностей, чтобы помочь в этой нужде. Я могу быть только внимательным, заинтересованным слушателем этих вопросов, этих историй, и собеседником в той мере, в какой каждый человек может поделиться с другим своим видением мира и своим маленьким опытом общения с Тем, Кто ведет постоянный, тихий и совершенно индивидуальный диалог с каждым человеком. Вот эти обращенные ко мне, за неимением другого слушателя, слова:
– Соседка увлеклась учением Грабового, дала мне почитать несколько книг. Как Вы думаете, наверное не стоит читать это? Мне интересно, но почему-то и страшно.
– У меня нет знания Библии, святых, святоотеческой литературы и внутрицерковной жизни. У меня нет возможности ходить в церковь, не могу отойти от ребенка, да и муж бы не одобрил. Но у меня есть несколько дней и ночей, когда Бог держал меня на ладони, после чего разговоры о Его существовании стали неважны для меня. У меня есть приливы и отливы – когда Бог разговаривает то громче, то тише, и у меня есть постоянные слова к нему и сердечное обращение на самой глубине: «Не оставь, веди, помилуй!» Когда попадаешь в постоянство связи с Его рукой, то «воскресного» христианства не бывает, оно пронизывает ежедневный быт, становится самобытным, очень естественным: от «Помоги сегодня никого словом не обидеть!» до «Как Ты удивил меня, Господи!!!»
– Когда-то я ходила и в православный храм, и в другие конфессии (долго перечислять) и, знаете, я пришла к большому разочарованию в так называемых «пастырях». И я пришла к тому, что Господь – Пастырь мой, как сказано в псалме 22, и другие мне не нужны.
– Спешу сообщить Вам результат поездки: ДИАГНОЗ НЕ ПОДТВЕРДИЛСЯ!!!!!!!!!!! СлаваБогу за всё!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
– Прошу, помолитесь особо за мое здоровье. Что-то неладное с головой и спиной, совсем без продыху, на одних таблетках. Это, конечно, нервы. Но отдыха не предвидится... Пытаюсь лечить себя божьими промыслами... Как? Не опишешь в словах. Очень верю, что даже простой водой можно вылечиться, если прочесть над ней Божье слово.
– Дочка говорит: «Папа тебя обижает, а ты его прощаешь, такон никогда не исправится...» Что говорить в ответ? Молчу. Как трудно мне было бы без веры. Вера всё же очень упрощает жизнь, сокращает время зла.
– Я стесняюсь задать вопрос: А какой Вы Веры? У меня вся семья православная, и дети крещены в православной церкви. Я выбиваюсь из общего ряда. Я просто верю в Бога. Я родилась в семье староверов, крещена в старообрядческой церкви. Мать в зрелом возрасте ушла к евангелистам (баптистам). И воспитывала нас, шестерых детей, в этой вере. Поэтому в душе у меня разлад.
– У наших друзей, семейной пары, уже есть дети. Самим – чуть за тридцать. Ожидают ребенка. На очередном осмотре на УЗИ обнаружились множественные патологии у плода (уродства, жидкость в полостях). Врачи настаивают на вызове преждевременных родов (иначе зачем тогда УЗИ?) Они сходили к батюшке, тот положил «запрет на убийство». Они решили рожать. Врачи требуют с них документ-отказ от преждевременных услуг акушеров по нравственным соображениям. Но все-таки мы вместе с ними сейчас мучаемся: зачем тогдауспехи в науке по внутриутробному сканированию плода наранней стадии? Нельзя ли узнать у сведущего человека, прав ли священник или просто попался такой равнодушный?
– У нас с декабря сплошные приступы, «сезон торнадо». Со стихией не поспоришь. Что нового принес смерч... После серии крайне тяжелых приступов Маша стала улыбаться только правой половиной лица и не пользоваться левой ножкой. Слава Богу, позже все восстановилось. Как ни странно, обрушения остатков моего духа не произошло, я была уверена, что это временно. Еще был случай странного припадка, будто малярии. Ночью. Удержать в руках, прижать к себе было нельзя. Это был не приступ и не озноб. Это были судороги – как мне втемяшилось откуда-то со стороны в голову – другого происхождения, призванные победить эти, те, что есть. Я кувыркаюсь с высоты мистических откровений, видений, проныриваний, какуж их ни назови, от бессоницы, на серый бетон безмыслия, бесчувствия... Потом начинаю вдруг хныкать от богооставленности. А потом понимаешь: только на кресте можно говорить о богооставленности. А все остальное – просто: поспи и все пройдет. Или: помрем – узнаем.
– Мама мужа настаивает, чтобы я ходила в Церковь – исповедоваться, причащаться. Но все бунтует в душе. И вроде бы огорчать свекровь не хочется, но как идти не по воле души? А с другой стороны думаешь: бывают всякие чудеса, может что-то произойдет... Один раз пошла, так бабки накинулись – не так одета, не так стоишь, не туда смотришь. У входа обобрали до нитки: «Ты должна мне подать». Внутри, в церкви, то же: деньги на то, деньги на это. Какоеуж тамутешение, еле дождалась окончания службы.
– Лекарства ребенку никакие не помогают совсем... Ужены обострено сейчас душевное состояние, она почти каждый день нервничает, плачет, но еще меня очень беспокоит увлечение оккультизмом, я имею в виду такие штучки – держать пирамиду на столе, ножик правильно класть, веревочки на руку дочке навязывает какие-то от порчи. Я думаю: пусть, лишь бы она поспокойнее была, но с другой стороны – всё дальше от веры ее мечущийся в отчаянии дух.
– Всё, что мы можем иногда, и самое главное, – это помолиться. Не имеет смысла ни одна секунда на земле, если не быть уверенным точно, что за гробом – начало, или продолжение... Все очень трагично. Насколько легче сложилась бы наша жизнь, если бы в детстве мы были знакомы с Богом!
– Какое счастье иметь возможность написать Вам о жизни души, не боясь, что примут за сумасшедшую, не бояться «потерять лицо», не подгоняя себя в рамки «что от тебя ждут, что не ждут».
И опять, снова и снова, в письмах и – глаза в глаза – в тишине моего маленького кабинета, на приеме: «Как Вы думаете, за что? Почему так случилось?»
Размышляя о том, почему болеют и умирают дети, отец Георгий не изрекает неоспоримых истин. Он пытается найти ответ, страдая вместе с теми, кто ему эти вопросы задавал.
Каждую неделю отпевая детей в РДКБ, отец Георгий не щадит себя, не прячется от боли. Он с негодованием говорит о практике советского времени, когда нас «оберегали» от переживаний и сопереживаний, пряча инвалидов в резервациях (например, инвалидов Отечественной войны – на Валааме). Себя оберегать он не умеет, и готов отвечать на самые острые и мучительные вопросы.
