Коммуникативных профессий очень много, чаще всего это «дорогие» специалисты — в том смысле, что очень дорого стоит подготовить врача, педагога и т. д. Люди это социально значимые, очень важно, в каком настроении они приходят на работу. В течение дня они вынуждены вступать в контакты независимо от их желания, что создаёт постоянное напряжение: к ним приходят с проблемами и требуют их немедленного разрешения. У сантехников, водителей, продавцов стресс другой, они не несут ответственности за контакт, как врач или педагог. Люди коммуникативных профессий эмоционально «выгорают» во всем мире, и это выгорание не связано ни с зарплатой, ни с условиями труда. И на Западе, где люди этих профессий являются элитой, всем обеспеченной, все равно происходит «выгорание». И если завтра нашим педагогам, врачам, управленцам повысить заработную плату в пять раз и создать максимально комфортные условия труда, «выгорание» все равно будет. Коммуникаторы — это профессионалы, цель которых в работе установить и поддержать контакт. Однако такие контакты могут быть травматичными, они могут вызвать тревогу, гнев, чувство вины и т. д., могут «раскачать» в нас чувство враждебности, обиды. И этот вход в эмоциональное выгорание истощает, напрямую влияет на собственное эмоциональное самочувствие, влечёт проблемы. Сначала появляется профессиональная апатия, снижается потребность в работе, а дальше втягивается все остальное: семейное, дружеское. Работа становится менее интересной, привлекательной, вплоть до того, что она начинает вызывать комплекс различных негативных чувств. Не спасают ни выходные, ни отпуск. Человек не успевает отдохнуть. Это — важный звонок. Ещё одно последствие профессионального стресса — изменение поведения. Человек чувствует, что устал, пытается уменьшить объём работы, иногда незаметно для себя и тем более для окружающих, и это рождает массу проблем.
Дело в том, что в школах, больницах, управлениях, в социальных службах есть масса неструктурированных вещей. Если человек перестаёт делать то, что делал всегда и к чему привыкли окружающие, объясняя это тем, что это не входит в его должностные обязанности, значимая часть работы провисает. На этой почве возникают конфликты и серьёзное напряжение в коллективе. На Западе такие ситуации разрешаются институционно, инструкциями, а у нас часто все решает начальник.
На минуту сойдя с пьедестала
Известный норвежский скрипач Арве Телефсен провёл интересный эксперимент. Однажды утром он надел мятые брюки, истрёпанное пальто, нахлобучил изношенную шапку и, встав на одном из перекрёстков Осло, начал играть.
Несколько прохожих, не узнавая известного скрипача, все же остановились и вслушались в игру «уличного музыканта». Одни его хвалили, другие критиковали. Кто‑то из прохожих сказал: «Талант у него, пожалуй, есть, но вот техники ему не хватает».
«Я волновался как никогда, — сказал впоследствии Телефсен. — Я так боялся, что люди не будут останавливаться».
Не один год американец Чарльз Сандлер зарабатывал себе на жизнь искусной подделкой банкнот. Однако излишнее тщеславие привело его за решётку. Дело в том, что на последней серии фальшивых банкнот он изобразил вместо портрета президента США свой собственный портрет.
Американец Дон Мюдок не совсем обычным способом решил разбогатеть. Он заметил, что у людей, которым нередко приходится унижаться, чтобы устроиться на работу, удержаться на этой работе или занять более высокое положение в обществе, возникает желание показать, что они тоже могут кого‑то унизить. Руководствуясь этим соображением, мистер Мюдок открыл фирму, которая за умеренную плату берётся выполнить «небольшую услугу»: бросить торт в лицо человека, на которого укажет клиент. За две первые недели своего существования фирма выполнила свыше шестидесяти заказов.
А двадцатилетний студент из Будапешта Йозеф Фекети решил подзаработать к стипендии не менее оригинальным способом: он предложил свои услуги тщеславным молодым людям, желающим без всякого риска прославиться силой и отвагой, покрасоваться перед девушками и друзьями. Йози разработал таксу услуг, и теперь клиенты заказывают ему нападение на них в определённое время в назначенном месте. В студента, нападающего с ножом, клиенты отважно стреляют холостыми патронами, укладывают его ударом каратэ, грязно оскорбляют (такса отдельная), а куриная кровь из пакета, спрятанного под пиджаком, создаёт полную иллюзию реальности. Девушки и друзья смельчака-клиента и не подозревают, что это всего-навсего одна из форм индивидуальной трудовой деятельности в условиях рыночных отношений.
Крылатыми стали слова американского поэта Ричарда Эберхарта: «Не бойся врагов, в худшем случае они могут тебя убить, не бойся друзей — в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных — они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и убийство».
Может быть, именно эти слова в последние минуты своей жизни смутно припомнила молодая американка Китти Дженовезе. Её жизнь трагически оборвалась ранним утром 13 марта 1964 года на глазах у десятков свидетелей, ни один из которых не пришёл ей на помощь. Этот инцидент получил освещение в десятках газет, но скоро забылся бы, подобно тысячам других «маленьких трагедий большого города». Однако психологи по сей день продолжают обсуждать «случай Дженовезе» в безуспешных попытках понять тёмные стороны человеческой натуры.
В ту ночь (шёл четвёртый час) молодая официантка возвращалась с ночной смены. Нью-Йорк — не самый спокойный город на Земле, и она, наверное, чувствовала себя не очень уютно, шагая в одиночестве по пустынным ночным улицам. Смутные опасения материализовались в кровавый кошмар у самого порога её дома. Здесь на неё было совершено жестокое немотивированное нападение. Возможно, нападавший страдал психической болезнью или был одурманен наркотиками — выяснить его мотивы не удалось, потому что он так и не был пойман. Преступник принялся избивать беззащитную жертву, потом нанёс ей несколько ударов ножом. Китти вырывалась и отчаянно звала на помощь. Её душераздирающие крики разбудили всю округу: десятки жильцов многоквартирного дома, в котором она жила, прильнули к окнам и наблюдали происходящее. Но ни один при этом и пальцем не пошевелил, чтобы оказать ей помощь. Более того — никто не удосужился хотя бы поднять телефонную трубку и вызвать полицию. Запоздалый звонок последовал лишь тогда, когда спасти несчастную было уже невозможно.
Этот случай наводит на самые невесёлые размышления о человеческой природе. Неужели принцип «Моя хата с краю» для большинства людей перевешивает естественное, казалось бы, сострадание к беззащитной жертве? По горячим следам психологи опросили 38 свидетелей ночного инцидента. Вразумительного ответа о мотивах их безучастного поведения получить так и не удалось.
Тогда было организовано несколько экспериментов (не очень‑то этичных, ибо они носили откровенно провокационный характер): психологи инсценировали некий инцидент, в котором подставное лицо оказывалось в угрожающей ситуации, и наблюдали за реакцией свидетелей. Результаты оказались неутешительны — мало кто поспешил на выручку ближнему. Впрочем, не было даже нужды в особых экспериментах — в реальной жизни оказалось достаточно подобных коллизий, многие из которых описаны в прессе. Зафиксировано множество примеров того, как человек, пострадавший от нападения, несчастного случая или внезапного приступа, подолгу не мог получить необходимой помощи, хотя мимо него проходили десятки и даже сотни людей (одна американка, сломавшая ногу, почти час пролежала в шоке посреди самой многолюдной улицы Нью-Йорка — Пятой авеню).
Кое-какие выводы из провокационных экспериментов и простых житейских наблюдений все же удалось сделать. Оказалось, что само количество наблюдателей выступает не просто впечатляющей цифрой, вопиющим свидетельством массовой душевной чёрствости, но и сильным деморализующим фактором. Чем больше посторонних наблюдают беспомощность жертвы, тем меньше оказывается для неё вероятность получить помощь от кого-либо из них. И напротив, если свидетелей немного, то кем‑то из них поддержка скорее всего будет оказана. Если свидетель и вовсе один, вероятность этого ещё более возрастает. Характерно, что часто единственный свидетель невольно озирается по сторонам, словно желая сверить своё поведение с поведением окружающих (или найти кого‑то, на кого можно было бы переложить свалившуюся вдруг ответственность?). Поскольку окружающих не оказывается, приходится действовать самому, в соответствии со своими нравственными представлениями. Разумеется, и тут люди ведут себя по-разному, но, наверное, именно такая ситуация личной ответственности и выступает своеобразным нравственным тестом: «Если не я, то кто?»
