требований, претензий и ожиданий? – предлагает выполнить ещё одно упражнение супервизор.
Спустя несколько мгновений группа делится своими ощущениями:
– 70 на 30, – говорит один участник.
– 60 на 40, – предполагает второй.
– 80 на 20, – тянет руку третий.
– На 100, – улыбаясь, отвечает девушка.
Слушая их ответы, представляю своих родителей и с удивлением обнаруживаю, что всё-таки, несмотря ни на что, процент их безусловной любви больше, чем мне казалось.
– Закройте глаза. Я хочу, чтобы теперь вы почувствовали маму и папу, – просит супервизор.
Перед моими глазами вновь всплывают два образа, по отношению к которым я испытываю смешанные чувства: обиду, недоверие, раздражение, опустошенность, недолюбленность и множество других.
– Почувствовали? Сейчас я их имена забираю. Почувствуйте их теперь, – предлагает она.
Мои родители тут же становятся безымянными, и я вижу их иначе: в виде сгустков энергии, абсолютно чистых и нейтральных.
– Я хочу, чтобы вы отделили теплое от мягкого. Есть мама и папа. Они идеальные. Они вас любят и обожают. А есть вот эти вот, которых можно по именам назвать. Это просто люди, которым вы попадаете на воспитание, чтобы максимально пройти свой путь развития, – говорит супервизор, и где-то глубоко внутри действительно становится теплее.
Не знаю, смогу ли я когда-нибудь окончательно простить тех «людей с именами», но, возможно, супервизор, как фокусник из шляпы-цилиндра, достанет от этой непростой задачи золотой волшебный ключ?
– Даже если те ребята, которых можно назвать по именам, с вами плохо обходились, то ваши мама и папа все равно существуют. И то, что вы здесь сидите, прямое тому подтверждение, – объясняет супервизор.
Жизнь – то, за что каждый из нас может быть благодарен своим родителям, даже если они умели разговаривать только криком и кулаками, делаю вывод я, и по моему телу разливается приятное чувство.
– То, что вы здесь находитесь, прямое доказательство того, что вам нужно было появиться на свет, что вам здесь были рады. Ведь когда женщина не хочет детей, они не получаются. Если вы здесь, поздравляю. А те, кому в детстве было тяжело, просто становятся экспертами по выживанию. Я тоже один из таких экспертов, – с улыбкой говорит она.
На душе сразу расцветает горделивое чувство, которое превращает меня из жертвы в победительницу: «Вау, а ведь я тоже такой эксперт».
– Теперь снова почувствуйте: вот есть мама и папа, а вот есть те ребята с именами. И вы вручаете им грамоту. Помните, в школе вам выдавали красивую бумажку за участие, даже если вы проявили себя не очень. Вот, выдайте им, пожалуйста, по такой грамоте, похвалите их. Скажите: «Ребята, вы реально делали всё, что могли, вы очень старались, и это было заметно. В следующий раз получится лучше», – с юмором говорит супервизор.
Мысленно вручаю своим родителям по грамоте. Они действительно хорошо «постарались». От торжественности момента глаза наполняются слезами, а сердце чувством, похожим на любовь, похороненную под плитами разочарований и обид.
– Вы замечали, что родители на вас потренировались, а потом, когда появляются внуки, начинают вести себя с ними совсем по-другому. И тогда мы смотрим на родителей и говорим: «Мам или пап, слушай, ты меня бил, обзывал, ругал и так далее, почему же с ним ты это не делаешь?», – говорит супервизор, и участники группы кивают.
Действительно, с возрастом и мои родители изменились в лучшую сторону: мать, наконец, научилась лучше отстаивать свои границы, а отец перестал демонстрировать свои садистские наклонности.
– Психологи говорят нам: прости, отпусти, прими. Мы советуем: посмейся, поблагодари, похвали. Всегда есть выбор – повзрослеть или остаться безвольным участником того, что с тобой происходило или до сих пор происходит, – говорит супервизор.
Готова ли я «повзрослеть» и посмеяться над тем, что было в моём детстве?
– Мы реально можем быть творцами или наблюдателями своей жизни. Наблюдатель формирует реальность, в которой находится. Когда мы наблюдаем – жизнь становится художественным произведением. Ведь если взять все ваши истории и снять серию короткометражек, то можно выиграть главный приз на Каннском фестивале, – с воодушевлением продолжает свою мысль она.
В моей голове тут же прокручивается ролик, который можно было бы снять по мотивам моего детства. Героине фильма 12 лет. За окном стемнело. Обстановку тревоги и напряженности передают детали – обгрызенный колпачок от шариковой ручки, которой девочка делает домашнее задание, одновременно прислушиваясь к шумному лифту. Лифтовая шахта показана крупным планом. Зритель видит, как неожиданно загорается красная кнопка, металлический трос приходит в движение и послушно останавливается на первом этаже. Чья-то темная фигура входит в кабину. Лифт безжалостно продолжает своё движение наверх, шумно останавливаясь в 20 метрах от земли. Кабина с металлическим скрежетом выпускает своего пассажира, и темная фигура подходит к двери на этаже. Маленькая девочка с шариковой ручкой вздрагивает от страха и замирает.
Шаги приближаются. Девочка закрывает уши руками, а в ладонях темного человека позвякивает связка ключей. Черный ключ совершает поворот в ещё одной замочной скважине, и девочка, наконец, делает выдох. Фух, это всего-навсего сосед. Однако буквально через мгновение лифт снова приходит в движение. Стрелка на часах показывает 19.00. Это значит, что отец злой, как черт, возвращается с работы. И предугадать дальнейший сценарий развития событий этим вечером невозможно.
Однако происходит неожиданное. Лифтовой трос рвётся, и кабина на огромной скорости устремляется вниз, вместе с ошалевшим пассажиром. Через мгновение на месте происшествия оказывается служба спасения, констатируя гибель человека в лифте.
Погружённая в свои фантазии девочка вздрагивает от поворота ключа в замочной скважине её квартиры. На пороге появляется отец, целый и невредимый, а малышка с сожалением вспоминает, что лифт – один из самых надёжных видов транспорта и никогда не падает.
– Как снять драматичность? Просто посмотреть на своё прошлое взглядом взрослого человека. Что это не со мной происходило, а для меня. Это реально происходило, чтобы повеселить меня в будущем, потому что когда я взрослая смотрю на это, то просто ржу, – советует супервизор, прерывая процесс киносъемки в моей голове.
* * *
На следующую сессию участники спешат к самому Михаилу Филяеву.
В белом поло и синих джинсах, он занимает место в центре группы, усаживаясь в необычное кресло. Кресло такой конструкции называется «режиссёрским», и вы можете увидеть его на всех съемочных площадках мира и здесь, на супервизии PSY2.0, где каждый учится быть режиссёром своей жизни.
– Как ваши успехи? – интересуется он.
– Провалилась опять в детско-родительские отношения. Поняла, что всю жизнь пыталась быть хорошей девочкой, и это меня губило, – делится одна из участниц.
– А зачем вообще родители нужны человеку? – спрашивает Михаил.
– Сказать: «Что бы ни было – ты
