Использую самого себя для иллюстрации. Одним из результатов профессиональной психотерапии у меня стала способность становиться пациентом при первой же возможности. А возможностей на самом деле очень много — рискнуть подойти к другому человеку или войти в новую ситуацию, чтобы к ней принадлежать, усвоить или индивидуировать из нее. Кроме того, что я сам был пациентом психотерапевта, у меня существует множество терапевтических переживаний, связанных с моей профессией. Моя карьера состоит из десяти лет индивидуальной ко-терапии с шизофрениками и преподавания студентам-медикам; десяти лет частной практики вместе с той самой группой, в которой я преподавал; двадцати лет семейной терапии — ее проведения и преподавания; последних нескольких лет, когда я нахожусь на пенсии и могу свободнее размышлять о терапии и выстраивать более цельную картину терапевтического процесса.
Легкость, с которой я становлюсь пациентом, возросла за все эти годы. Это автоматически происходит со мной на семинарах. Я становлюсь пациентом аудитории, когда что-то рассказываю или демонстрирую. Четкое разграничение роли терапевта и жизни происходит во мне лишь до и после тех часов, которые бывают отданы профессиональной работе. Напротив, за обедом, на вечеринке или смотря телевизор я не являюсь ни пациентом, ни терапевтом.
Важно понять, что все терапевтическое, включая сюда и профессиональную психотерапию, требует психологической близости. Для терапии необходима и граница между поколениями — для создания «регрессии на службе эго» (говоря словами Фрейда), чтобы человек, который хочет измениться, мог получить ту свободу, которая сродни игре, свободу все переживать, не неся бремени ответственности. Другой участник этой психологической близости — родительская фигура (или приемный родитель) — берет ответственность на себя — ответственность за контроль, адаптацию и защиту.
Это похоже на игру, предполагающую соревнование, когда игроки не стремятся победить. Для нас с женой игра в пинг-понг не на счет стала занятием, в которое можно погрузиться целиком, без раздвоения мыслей. Подобное состояние большой целостности и свободных мышечных ассоциаций является подходящей метафорой для процесса близости в терапии. Мысли пациента не раздвоены именно потому, что терапевт берет на себя ответственность за его особое положение, и такая ответственность требует раздвоения мыслей от терапевта.
Психотерапия вместо жизни
Кроме всех тех прекрасных вещей, которые мы получаем от профессиональной психотерапии, есть в ней и свои скрытые ловушки.
В современной культуре считается, что, когда у тебя возникают проблемы, надо идти к терапевту и обучаться в его лаборатории, пока ты не научишься, как обращаться с самим собой или с кем-то еще, кто причиняет тебе боль. К сожалению, мало внимания уделяется такому способу изменения жизни, который мыслители прошлого называли «размышлением». Возможно, это происходит из-за того, что размышления, разум, интеллект в последнее время ассоциируются с ограниченностью логики и одномерностью рациональных процессов. Но на самом деле философы прошлого под «размышлением» часто понимали встречу со своим «Я». В своей книге «Новое Я: человек и творческое общество» Джон Гарднер говорит о процессе обновления самого себя как о сущности развития. Он исследует этот мотив в жизни тех людей, которые продолжали расти всю свою жизнь, и тех, кто постепенно терял свежесть и умирал, — чтобы на этом мы могли кое-чему научиться. Последнюю категорию людей он сравнивает с золотоискателями, отказавшимися продолжать разработку золотой жилы — золотой жилы роста, изменения и обучения.
Мне грустно глядеть на множество творческих и изобретательных людей, которые увядают, как только начинают поклоняться какой-нибудь школе, идее, направлению. Как писал Шервуд Андерсон в книге «Вайнсбург, штат Огайо»: «Любая истина, которой поклоняются, превращает человека в карикатуру».
Один из многих способов умереть — стать наркоманом, зависимым от психотерапии, от ее межличностных отношений (будь то терапия индивидуальная или семейная). Тогда процесс исследования жизни заменяет саму жизнь. В сущности, такой наркоман сидит и созерцает свой пупок; он все меньше способен встречаться с новым, в том числе и со своими творческими возможностями. Некоторые пациенты, побывавшие у других терапевтов или где-то еще, приходят ко мне и смотрят на меня как на очередного гуру. Я предлагаю им, вместо того чтобы тратить силы на познание меня, дней на сорок поселиться в изоляции от мира и попытаться найти себя. И на это время отказаться от телевизора, радио, книг, друзей, гостей, от новостей и информации — от всего, что распыляет внимание. Просто пожить во взаимоотношениях с самим собой, сделав их фокусом своей медитации, осознавая сопутствующие телесные ощущения, размышляя о них. Простой факт ухода из обычного мира с его мозаичными переплетениями множества взаимоотношений часто дает ощущение покоя, тишины и новые силы. Одна пациентка рассказывала, как в таком уединении она впервые поняла, что ей не нужны ее приятель, мать и психотерапевт!
Очень часто непродуктивные взаимоотношения появляются в результате отказа от самого себя и соединения с кем-то другим, соединения, похожего на тесный союз двоих шестнадцатилетних, желающих превратиться таким образом в одного тридцатидвухлетнего человека. Люди не понимают, что, когда они кого-то используют, чтобы стать сильнее, другой тоже использует их. Так возникает взаимная ложь: «Позволь мне стать центром твоей жизни, а за это ты будешь самым главным в моей жизни». На самом же деле главный человек в моей жизни — только я сам, никто другой, хотя я могу создать себе иллюзию, в центре которой будет находиться кто-то еще, и смогу даже поверить в нее. Только я сам помещаюсь внутри моей кожи и, хотя бы и решил отдать жизнь кому-то еще на время или даже навсегда, это не делает другого более важным в действительности — лишь в фантазии.
Одно из извращений психотерапии происходит из-за иллюзии терапевта, что он станет на этот час для пациента важнее всего на свете; пациент превращает эту иллюзию в бред. Он действительно верит, что терапевт ради него отдает свое «Я», и поэтому он тоже должен отдать свое «Я» ради терапевта. Их отношения кончаются мучительной и ненужной жертвой. Я считаю, что этому явлению противостоит открытие своего собственного «Я».
Когда мы пытаемся помочь кому-нибудь другому с позиции старшего поколения (как родители, учителя, психотерапевты), рассматривая ли порнографические картинки прошлого (с особым любопытством стараясь понять, как создалось сегодняшнее положение вещей), или — что еще хуже — фантазируя о будущем, появляется опасность раздвоенности мышления. Если я буду двигаться правильно, изменится ли мир? Как улучшить ситуацию? Как создать лучшую среду, лучшее обучение, прогресс в будущем?
Я думаю, это серьезная ошибка, поскольку чем больше раздваивается мышление, тем меньше остается от личности. Чем больше человек погружен в фантазию, тем меньше он находится здесь и сейчас, тем он недоступнее самому себе, своей команде, а также пациенту, семье, жертве, клиенту, заказчику, приемному ребенку.
Противостоит такому двойному мышлению стремление все лучше и лучше играть роль приемного родителя, все совершеннее играть роль профессионального психотерапевта, вплоть до того, что можно будет поговорить с пациентом и о самой искусственности и абсурдности существования такого «родителя понарошку», называемого приемным родителем. В какой-то мере это обеспечивается структурой времени в терапии — тем, что у сессии есть начало и конец. Часто, где-то посередине, пациент и терапевт начинают верить, что попали в волшебный мир, который будет длиться вечно. Терапевт представляет себе, что пациент использует перенос для потрясающего изменения своего характера, а он (терапевт) — не актер, а приемный или даже биологический родитель этого страдающего человека или этой семьи.
Труднейшая задача для каждого терапевта — так усовершенствовать все мелочи терапевтического процесса, чтобы пациент, не играющий роли (просто человек, старающийся стать самим собой), мог пережить новую свободу, исследовать новые возможности благодаря старанию его приемного родителя воспроизвести те битвы за рост, происходящие в реальной жизни пациента.
Уровни общения в психотерапии
В каждой психотерапии спонтанно развиваются свои уровни общения. Уровень общения интеллектуального студента старших курсов — это совершенный английский с обзорами информации и сложными теоретическими конструкциями. Но в психотерапии, чтобы помочь людям измениться, нужен более глубокий уровень общения. С некоторыми слишком правильными людьми достичь его почти невозможно. Чтобы вырваться из такой узкой колеи общения и перейти к чему-то более личному, терапевт может говорить о своих переживаниях, порождаемых скукой, о переживаниях, возникающих в потоке свободных ассоциаций, о своих фантазиях или телесных ощущениях. Неожиданные ассоциации с событиями собственной жизни — мысли о книге, которую забыл вернуть в библиотеку, о починке водопроводного крана в ванной, о том, что почему-то не нравится новая шляпа, которую купила жена, — все, что придет в голову, можно доверить пациенту.
