уродства и монструозности. Ведь, в самом деле, уродство — это тоже нечто такое, что попирает естественный порядок, но уродство не монструозность, ибо уродству есть место внутри гражданского или канонического права. Сколь бы урод ни был противен природе, он в некотором смысле предусмотрен правом. Напротив, монструозность — это такое несоблюдение естества, которое своим появлением подвергает право сомнению, ибо не подразумевает его действия. Право вынуждено спрашивать о своих собственных основаниях, о своей собственной практике — или молчать, или сдаваться, или апеллировать к другой референтной системе, или сочинять некую казуистику. По сути дела, монстр — это казуистика, посредством которой право по необходимости отвечает противоестественному беззаконию.
Итак, монстром будет называться такое существо, в котором налицо смешение двух царств, ибо, когда в одном и том же индивиде заметно присутствие животного и человеческого, на что ссылаются, ища этому причину? На преступление человеческого и божественного закона, то есть на прелюбодеяние между человеком и животным, совершенное его родителями [159]. Монстр, в котором смешаны два царства, является на свет не иначе как вследствие сексуальной связи между мужчиной (или женщиной) и животным. И на этом основании следует отсылка к нарушению гражданского или религиозного права. Но наряду с тем, что противоестественное беззаконие отсылает к нарушению религиозного или гражданского права, это религиозное или гражданское право оказывается в безвыходном положении, о котором свидетельствует, скажем, возникновение вопроса о том, следует ли крестить индивида с человеческим телом и звериной головой или, наоборот, со звериным телом и головой человека. И каноническое право, пусть и предусматривающее множество уродств, недостатков и т. п., не может ответить на этот вопрос. Однажды противоестественное беззаконие попирает юридический порядок, и появляется монстр. Так же, например, поднимает проблему — и в том числе проблему права — рождение несовершенного ребенка, обреченного на смерть, но проживающего несколько мгновений, часов или дней. Это нарушение естественного порядка, но в то же время и юридическая загадка. В юриспруденции, скажем в праве наследования, вы обнаружите целый ряд дискуссий, раз за разом толкуемых, но так и не находящих разрешения случаев, самый типичный среди которых таков. Мужчина умирает, когда его жена беременна; он оставляет завещание, в котором говорится: «Если ребенок, которого ждет моя жена, родится в положенный срок, то он должен будет унаследовать все мое состояние. Если же, наоборот, он не рождается или рождается мертвым, если он оказывается мертворожденным, то вследствие этого мое состояние отходит моей семье». Но кому достанется состояние, если родится монстр? Следует ли считать в этом случае, что ребенок родился, или же что он не родился? Как только рождается это своеобразное соединение жизни и смерти, каковым является монстр, перед правом встает неразрешимая проблема. Если родился двухголовый монстр, или монстр с двумя туловищами, то сколько раз его крестить — единожды или дважды? Надо ли считать, что родился один ребенок, — или же детей двое? Я обнаружил следы (но, к несчастью, не сумел выяснить, куда попали документы дела, разбирательства, и ничто не подсказывает пути к ним) истории сиамских близнецов, один из которых совершил преступление, в связи с чем потребовалось решить, один человек должен быть казнен или двое. Если казнить одного, другой тоже умрет, но если сохранить невиновному жизнь, то придется оставить в живых и его брата. Вот в чем действительно проявляется проблема монструозности. Монстр может быть и двуполым существом, и тогда непонятно, кем его считать — мальчиком или девочкой; разрешать ли ему вступать в брак и с кем; может ли он занимать церковную должность; может ли он получать религиозный сан и т. д.
Все эти проблемы юридической тератологии обсуждаются в очень интересной книге, которая, на мой взгляд, просто необходима, чтобы разобраться в вопросе зарождения и развития юридическо-медицинской, естественно-юридической, медицинско-юридической проблемы монстра. Это книга священника по имени Канджиамила. В 1745 г. он опубликовал сочинение под названием «Трактат о священной эмбриологии», в котором вы найдете естественно-юридическую, биологическо-юридическую теорию монстра [160]. Таким образом, монстр возникает и функционирует в XVIII веке на самом стыке природы и права. Он приносит с собою естественное преступление, смешение видов, путаницу границ и свойств. Но он монстр лишь потому, что также представляет собою юридический лабиринт, сбой, нарушение в работе закона, преступление и неразрешимый случай на уровне права. В XVIII веке монстр — это естественно-юридический комплекс.
То, что я говорил вам, относится к XVIII веку, но я думаю, что вообще это естественно-юридическое функционирование монстра — явление довольно древнее. И оно еще долго заявляет о себе — и в XIX веке. Именно его, хотя и с учетом сдвига, с учетом трансформации, мы встречаем в экспертизах, которые я вам читал. Но мне кажется, что уже в XVIII веке, применительно к монстру особого рода, мы видим начало разработки новой теории монструозности, которая принадлежит XIX веку. Вероятно, впрочем, что в каждую эпоху существовали — во всяком случае, для юридической и медицинской рефлексии — привилегированные типы монстра. В средние века это, конечно, был зверочеловек, то есть гибрид двух царств, человек и животное одновременно. Мне кажется — и к этому стоило бы присмотреться более пристально, — что в эпоху Ренессанса мы с удивлением встречаем такую явно преобладающую и в литературе вообще, и в сочинениях по медицине и праву, и в религиозных книгах форму монструозности, как сиамские близнецы. Двое в одном, двое, составляющие одно. С очень любопытной отсылкой, присутствующей почти всегда, очень регулярно, в сочинениях конца XVI и еще начала XVII века: индивид с одной головой и двумя туловищами или с одним туловищем и двумя головами; таков образ королевства, таков образ христианства, разделенного на две религиозные общности. В связи с этим завязываются интереснейшие дискуссии, в которых сопрягаются религиозная и медицинская проблематики. В частности, можно привести историю двух сиамских братьев [rectius: сестер], которых крестили, или, точнее, которых попытались окрестить. Одна получила крещение, а вторая умерла, не успев креститься. Вспыхнула горячая дискуссия, и католический священник (который крестил) сказал: «Никаких затруднений. Если другая умерла, значит, она должна была стать протестанткой». Есть также изображение Французского королевства, одна половина которого осенена крещением, а другая проклята и окутана тьмой. И во всяком случае показательно, что в юридических, медицинских и религиозных делах конца XVI и начала XVII века сиамские близнецы — постоянная тема [161].
В классическую же эпоху преобладающим становится другой тип монстра: гермафродиты. Именно вокруг гермафродитов складывается или, во всяком случае, начинает складываться новая фигура монстра, которая возникнет в конце XVIII века и будет функционировать в начале XIX века. В общем, можно принять — хотя, несомненно, следует изучить эту тему более подробно
