соглашению, чтобы разойтись с легким сердцем?»
Для работы Памелы результаты ДНК – неопровержимый факт, который может помочь людям взглянуть правде в глаза. После того, как она приложила массу усилий, чтоб найти доказательства, что некий господин являлся биологическим отцом трех молодых женщин, тот наконец согласился встретиться с ними лично. Но в последний момент мужчина отказался от встречи, выразив неуверенность в том, что является отцом. Он не желал сталкиваться с последствиями своего прошлого в качестве юного сердцееда. А еще опасался обвинений от биологических детей и потому цеплялся за неопределенность.
Девушки были ужасно расстроены, а Памела – рассержена. После многочисленных попыток она, наконец, убедила мужчину пройти тест ДНК, «просто чтобы исключить вероятность». Конечно, он оказался отцом, и произошло воссоединение.
«Я та, кто вываливает доказательства им прямо в лицо. Словно погрузчик», – пошутила Памела.
Ее собственная история удочерения не имела такого же удовлетворительного финала. Наоборот, это был болезненный старт. В детстве Памела фантазировала о том, какой женщиной была ее биологическая мать. У нее были любящие приемные родители, и девочка была благодарна своей биологической матери Люсиль, которая сама была всего лишь подростком, но все же набралась смелости и решимости, чтобы найти Памеле хорошую семью. В юности Памела предприняла несколько безуспешных попыток найти мать. Это желание только усилилось, когда девушка вышла замуж и забеременела. Памеле хотелось узнать больше о семейном прошлом своего ребенка. Она снова начала расследование, и вскоре кусочки генеалогической головоломки сложились воедино. Памела нашла номер Люсиль и позвонила ей.
– Да, конечно, я твоя мать, – сказала ей Люсиль таким тоном, что яд чуть ли не капал с телефонной трубки. – А знаешь еще что? Твой отец – еще и мой отец. Никогда больше не звони мне!
Памела была подавлена. В течение нескольких месяцев после этого звонка у нее случались панические атаки. Жестокость Люсиль заставила ее сомневаться во всем, что она когда-либо знала или думала о себе самой. Но этот случай также вдохновил Памелу начать свою карьеру поисковика. И вскоре она обнаружила себя прирожденным детективом. Памела была полна решимости в намерении доказать, что Люсиль неправа, и выяснить, кто на самом деле был ее отцом (и нет, это не был ее дедушка). Она также верила в то, что, помогая другим воссоединиться, она сможет исцелиться через их радость. В обоих случаях Памела оказалась права.
Даже самые сложные взаимодействия стоят боли.
Примерно через 25 лет нежданно-негаданно Люсиль постучала в дверь Памелы. Памела увидела перед собой высокую женщину со светлыми волосами и голубыми глазами – более старшую копию себя самой. Ее трясло при мысли о встрече с той, кто причинил ей столько боли, но Памела пригласила ее войти, и следующие семь часов обе женщины просидели на заднем дворе Памелы, делясь друг с другом своей жизнью, смеясь, плача и ругаясь. Памела получила шанс сказать Люсиль, как ее огорчило поведение той, а Люсиль получила возможность объясниться. Это было неидеально, но проложило путь к прощению. «На следующий день я проснулась, чувствуя себя намного лучше, – вспоминала Памела. – Мне пришлось ждать довольно долго (подробнее об этом в главе 10), но конфликт, преследовавший меня всю мою жизнь наконец разрешился».
Этот разговор стал очередным подтверждением того, что даже самые сложные взаимодействия стоят боли. Это особенно верно для бизнеса Памелы, где конфликт наслаивается на один из самых значительных вопросов, которые могут возникнуть у людей относительно их личности – как они пришли в этот мир.
«Люди не всегда рождаются в самых лучших условиях, – поделилась со мной Памела. – Биологические родители несут груз вины, а их дети – бремя своего зачатия, независимо от того, стали ли они побочным продуктом изнасилования, инцеста, пренебрежения или отказа. Ни одна из сторон не хочет быть причиной боли или объектом ненависти. Ни одни отношения между родителями и детьми не должны быть загнаны во мрак как постыдный семейный грех».
Именно поэтому цель Памелы – добиться конструктивного взаимодействия. Оно помогает ее клиентам понять, что обстоятельства их рождения – не их ошибка, и они не несут ответственности за действия своих биологических родителей. Она не останавливается, пока не отыщет другую сторону и не наладит связь, потому что Памела не понаслышке знает, какой благотворный эффект это может оказать на всех участников. И если ее действия выведут кого-то из себя, что ж, так тому и быть.
«Нужно быть крутым и напористым, чтобы вести такие разговоры, – сказала мне Памела. – Но это именно то, для чего меня послали на эту землю».
Конечно, инициирование конфликта полезно не только для личных отношений. Готовность вести сложные разговоры может определить успех или неудачу бизнеса, иногда с миллиардами долларов на кону. Подумайте о всех тех неудачных слияниях. Согласно большинству исследований, до 90 % корпоративных приобретений оказываются неудачными, влекущими за собой миллиардные потери производительности и упущенные возможности, не говоря уже о рабочих местах.1 Основная причина этих неудач сводится к неспособности интегрировать культуры компаний, особенно международных, а руководство пытается смешать не только разные внутренние корпоративные культуры, но и совершенно разные национальные идентичности, языки и менталитеты.
Результатом становятся культурные столкновения, которые способны подорвать доверие и нарушить коммуникацию. Порой ложные предположения, разочарования и обиды разрастаются до такой степени, что культурные различия кажутся непреодолимыми. Но во многих случаях подобных столкновений можно было бы избежать. Эти корпоративные слияния и поглощения могли бы быть вполне успешными, если бы их руководители уделяли больше внимания качественной коммуникации, привлекая различные стороны за стол переговоров, чтобы открыто обсудить проблемы.
Заклятые враги-основатели
Думаете, создание Конституции нашей страны было бесконфликтным? Тогда подумайте еще раз. Двое из ее основных сторонников, Джон Адамс [38] и Томас Джефферсон [39], были заклятыми соперниками. Оба из них были гениями и героями – каждый в своем роде. Однако различия между ними были настолько фундаментальными, что оба дошли до состояния откровенной взаимной ненависти. И эта враждебность превращала почти каждое предложение Конституции в предмет яростных споров. Проще говоря, Адамс был федералистом, который считал, что новые Соединенные Штаты должны быть более централизованными, чтобы укреплять и поддерживать союз, в то время как Джефферсон стремился ограничить федеральные полномочия, чтобы предотвратить новую монархию. Это ожесточенное противостояние породило пару неприятных прозвищ. В какой-то момент, во время выборов 1800 года, Джефферсон назвал Адамса «отвратительным гермафродитом». А кто-то из сторонников Адамса, а может быть и он сам, назвал Джефферсона «подлым проходимцем». Тем не менее они
