случаях отсутствовала эмпатия.
Многие из этих факторов подпитывали поразительную эгоцентричность. Например, отсутствие эмпатии создает разрыв между собой и всеми остальными. Нарциссизм означает крайнее увлечение собой — часто за счет благополучия остальных. Из-за гнева люди верят в свою правоту и бесчувственны к чужим страданиям. Депрессия и переживания сужают восприятие; поглощенные своими всеохватными болью и беспомощностью, они теряют мир из виду. Паранойя — сильное сужение восприятия ради самосохранения, чего бы оно ни стоило для окружающих.
Миры стрелков сжимались до их потребностей: не имели значения друзья; не имели значения родители; не имели значения права и чувства других; не имела значения их смерть. Стрелки находились в психологическом кризисе.
Такое узкое восприятие мира необязательно перманентно. Большинство стрелков, переживших нападения, постоянно — и убедительно — изъявляли раскаяние, чувства вины, терзаний и ненависти к себе. Это относится к Эвану Рамси, Майклу Карнилу, Кипу Кинклу и Митчеллу Джонсону. Совершенные убийства были не неизбежным исходом их характера, а действиями в состоянии кризиса. Если бы во время кризиса их поддерживали, то нет оснований полагать, что они стали бы убийцами позже в жизни. В седьмой главе представлены пять потенциальных школьных стрелков; однако в отличие от реальных их отправили в психиатрическую больницу раньше, чем они устроили бойню.
Глава 7
Дети, пойманные на грани
Раньше мне так хотелось убивать, что подходил к людям и говорил: «Я убью для тебя кого угодно за пачку сигарет».
Бывший пациент
Меня как психолога, который работает в психиатрической больнице для детей и подростков, часто просят оценить риск насилия у пациента-подростка. Каждый год один-два таких случая касаются потенциальных школьных стрелков. В этой главе представлено пятеро таких детей.
Разговор с потенциальным массовым убийцей — напряженный и сложный опыт. Иногда они закрываются, думая, что чем меньше скажут, тем лучше. Другие очень дипломатичны и небрежно занижают свою угрозу. Несмотря на все серьезные доказательства, они демонстрируют поразительные умения списать их на не более чем простые недоразумения. Другие потенциальные убийцы удивительно открыто говорят о своих смертоносных планах.
Подростки, которых я обследовал, действительно собирались устроить бойню или всего лишь фантазировали о насилии? Стали бы они убийцами, если бы их не раскрыли? На эти вопросы я не могу ответить наверняка. Но могу ответить на другие: встраиваются ли эти несостоявшиеся стрелки в три категории? Насколько они похожи и/или отличаются от настоящих стрелков? Выделяется ли у них какая-либо грань стрелков, представленная в предыдущих главах?
Искусство творческого разрушения
Джонатан меня беспокоил. У него были планы; большие планы. Но не те, что греют сердце родителей — или кого угодно. Это был миловидный, умный, воспитанный 17-летний юноша из полной семьи среднего класса, проживавшей в богатом пригороде в Коннектикуте. У него были покладистые родители, которые ему доверяли и давали полную свободу. Казалось, ему особо не на что жаловаться в жизни. Однако жалобы у Джонатана были. И планы. Если конкретно, то семь. Семь вариаций на одну и ту же тему: массовое убийство людей в школе.
Планы Джонатана варьировались от поджога школы и убийства конкретных учеников до расстрела случайных жертв и взрыва школы. В некоторых планах сочетались разные элементы. Например, по одному он бы расставил бомбы в стратегических точках, чтобы обрушить здание, а потом расстреливал бы тех, кто выбегает из школы.
Последний план напомнил мне о том, что собирался сделать в «Колумбайне» Эрик Харрис. Вообще-то об Эрике Харрисе напомнили сразу несколько черт Джонатана. Однако не так-то просто убедить родителей, что их ребенок — потенциальный массовый убийца. В случае Джонатана родители уже жалели о своем решении отправить сына в больницу, хоть и знали о его суицидальных и преступных наклонностях. Они не сомневались, что перегнули палку. Несмотря на фиксацию Джонатана на бойне, они настаивали, что он добрый мальчик и никогда не делал ничего плохого. Они просто не верили, что он когда-нибудь воплотит мысли в жизнь. На их взгляд, кровожадные планы — всего лишь способ выпустить свой гнев.
Они могли быть и правы. Гораздо больше людей воображают акты насилия, чем совершают. Может, он никогда бы не осуществил свои планы. Да и как родитель может поверить, что его любимый сын — потенциальный массовый убийца? Однако я отвечал за оценку риска, и в моем представлении то, что Джонатан не делал ничего плохого, не имело значения. Стандартное правило для предсказания поведения — о будущем поведении лучше всего говорит предыдущее. Однако со школьными стрелками это правило не работает. У некоторых стрелков не было никакой истории насилия, а потом они взрывались. Мог бы Джонатан последовать по их стопам? Это казалось вполне вероятным.
Я сказал, что Джонатан напоминал Эрика Харриса, но это правда только отчасти. Еще он напоминал Дилана Клиболда. Эрик и Дилан так отличались — как же один человек может напоминать сразу обоих? Более того, что можно почерпнуть у человека, который никого не убивал, а только посвящал значительное время размышлениям об убийстве? К счастью, Джонатан отличался не только интеллигентной речью, но и необычной открытостью о своих мыслях, чувствах и переживаниях.
В семье не было ни насилия, ни жестокого обращения. Оба родителя работали и жили в доме в хорошем районе. Район находился в «бедной» части городка, на самом деле совсем не бедной — просто не такой поразительно богатой, как весь остальной городок. Джонатан был скромным и послушным ребенком. В начальной школе значительных проблем с поведением не наблюдалось. Однако потом Джонатан стал одержим девочками. Когда его отвергли богатые девочки, Джонатан стал мечтать об их убийстве. Он заявлял: «Я знаю, без них мир станет лучше». Свою ненависть он оправдывал тем, что этих девочек заботят только деньги.
Что насчет положения Джонатана в обществе? Его задирали или маргинализировали? Родители говорили, что Джонатан всегда нравился сверстникам. Джонатан мне сообщил, что он даже популярен. Впрочем, добавил, что у него «серьезные проблемы с самооценкой» и что он считал себя неудачником. Рассказывал о комплексах и одержимости своей внешностью, о том, как пользовался «огромным количеством продуктов для кожи». Таким образом, неуверенность и низкая самооценка Джонатана — результат не издевательств в школе, а его собственного проблемного самовосприятия.
Неуверенность в себе выливалась в частые перемены его образа и групп общения. Мать говорила, что Джонатан «становится тем, с кем дружит». Отчаянная неуверенность в себе и готовность стать кем-то другим напоминает о неуверенности Дилана, который преобразил себя в Эрика.
