Заглянем в записки родной сестры известного советского режиссёра (Тарковская Марина. Осколки зеркала. — М.: Вагриус, 2006. — 416с.). Там есть и для нашего повествования вполне доказательные суждения. Вот письмо их родственника, Александра Карловича Тарковского, из тюрьмы, писателю Виктору Гюго.
«…Господин Гюго! Знакомо ли Вам душевное состояние заключённого, который долгие годы находится в одиночестве?…Знакома ли Вам эта пытка?…
Вы в своей «Истории одного преступления» описали тюрьму Мазас. Вы представили нам её внешнюю картину, но не дали психологического исследования жизни заключённых в одиночных камерах. Позвольте мне Вам предложить слабый набросок этого ужасного положения.
Впервые я вошёл в тюрьму вечером. От одного только вида этого мрачного здания у меня сжалось сердце от страха и тоски…Щёлкнул ключ в замке, и я остался один…Сначала я впал в оцепенение, которое затем перешло в ужас. Звук замка вызвал во всём моём существе живую боль, ужасную тоску и беспомощность, похожую на состояние человека, которого ведут на эшафот. В этот миг я понял, что для меня всё кончилось, что жизни нет, что впереди только бесцельное существование, медленное угасание… Я почувствовал, что перестал жить, что я — труп, у которого, к несчастью, есть чувства живого человека.
Одно из первых занятий заключённого — это чтение надписей, которыми испещрены стены камеры, несмотря на тщетные старания надзирателей их стереть…Но вот все надписи прочитаны и изучены. Что делать? Писать? Но иметь бумагу и чернила строжайше запрещено. Читать? Но мне не разрешается получать книги из личной библиотеки, а в одесской тюрьме их совершенно нет….Однако узник изобретателен. О радость! Можно занять себя часа на два-три часа. Спички — вот средство для развлечения. Мои восторги бесконечны. Я высыпаю спички и начинаю их считать и пересчитывать по-русски, по-французски, по-немецки. Затем я складываю из них разнообразные фигуры. Наконец спички сочтены, все фигуры сложены. Тогда я начинаю изучать математику. С отвращением рисую квадраты, кубы, пишу формулы…Наконец мне наскучили и спички, и надписи…, и математика. Тогда я начинаю ходить из угла в угол — час, два, три, пока у меня не начинают болеть ноги. Я ложусь, но тотчас снова начинаю ходить из угла в угол, вновь ложусь…Ужасная бездеятельность! Мне кажется, что я хотел бы оказаться в положении пусть худшем, но не таком однообразном. И я начинаю мечтать о Сибири. Там есть люди, здесь — полная изоляция.
Вообразите себе! Моя мечта — это Сибирь!!! Это однообразное бездействие убивает тело, разрушает душу человека и толкает его к безумию и к самоубийству, и подобные случаи не так уж редки. В этом положении я чувствую, что разрушаюсь и морально и физически. Одиночество невыносимо! Я хотел бы говорить, общаться с людьми, даже с уголовниками моей тюрьмы. Но это невозможно, я этого лишён.
Многие часы я слышу только звуки моего собственного голоса, потому что уже давно привык громко разговаривать сам с собой… Быть всегда одному, без человеческого общения, без чтения, без письма, без какого-либо занятия или развлечения, испытывать угнетающую изолированность — всё это для интеллигентного человека пытка, которую можно понять, только испытав её лично…Знаете ли Вы, что такое жажда жизни? Знаете ли Вы, что существование человека превращается не в пытку, а в кошмар, если он не может её удовлетворить? Кажется, что не только моё существо, но и стены, мебель, сама тюрьма, всё вокруг меня повторяет: «Жить, жить, жить». Я сержусь, нет, я прихожу в ярость, я трясу решётку, я кусаю подушку, и я слышу только одно слово: «Жить, жить, жить». И очаровательные картины возможного счастья рисуются передо мной и прибавляют только горя к моему существованию, и я думаю о самоубийстве…
Ваш читатель и поклонник Александр Карлович Тарковский.
18 февраля 1855. Россия. Одесса, Одесская тюрьма».
Вернёмся к книге воспоминаний сестры инакомыслящего кинорежиссёра Андрея Тарковского. Вот выдержка из его письма отцу:
«…Когда на выставку Маяковского в связи с его двадцатилетней работой почти никто из его коллег не захотел придти, поэт воспринял это как жесточайший и несправедливый удар, и многие литературоведы считают это событие одной из главных причин, по которой он застрелился. Когда же у меня был 50-летний юбилей, не было не только выставки, не было даже объявления и поздравления в нашем кинематографическом журнале, что делается всегда и с каждым членом Союза кинематографистов…»
Вот так сильное чувство одиночества толкнула химерического поэта на самоубийство. Так кинематографическая общественность пыталась по подсказке властей заставить режиссёра свести счёты с жизнью.
Давайте ещё покопаемся в литературе, там есть много ценных идей. Беда, что литературная критика, обласканная властью, многие из них утопила, как и их носителей, обозвав мелкими и недостойными внимания неких подлинных ценителей их произведений — чтобы изолировать от важного знания потомков, всегда потенциально способных сбросить старых кумиров (хотя бы потому, что их не успели приласкать). Вот выдержки из произведения известнейшего писателя девятнадцатого века Данилевского Гр. («Мирович». — Ташкент: Объед. Изд-во ЦК Компартии Узбекистана, 1965. — 816с.)
В нём говорится и об укрываемом в крепости от людей и властей подлинном наследнике престола Иване:
«Стр. 91. Пристав Миллер неотлучно находился при Иванушке, чтоб он в двери не ушёл, либо от резвости в окно не выскочил. Высокая деревянная ограда окружала двор, церковь, пруд и дома, где поселились несчастные. Ворота постоянно были заперты тяжёлыми замками. В таком уединении, унынии и скуке пристав Миллер, как и капитан Чёртов, тоже было тронулся умом. Ему разрешили выписать и поместить с собой жену, но с тем, чтоб и она, блюдя секрет, в принцевых комнатах неисходна была…
Стр. 119.
— Как не быть зверем, коли выведут из терпения, — сказал Чурмантеев, — взбаламутит его какая прижимка — зовёт всех еретиками, шептунами, сам плачет, говорит немо, невнятно так от смуты косноязычит, что и привычным не в силу его разуметь.
Стр. 122.
— Я не тот, за кого…Душно! — проговорил узник. — Повидать бы небушко…зелень тоже…походить бы на земле, по цветам! От всего за то, всё отдам…Я их прошу, а они …подло…
Стр. 137.
— Мою любимую супругу, — улыбнулся император [Павел I], - я постригу в монахини, как сделал мой дед, великий Пётр, с первой денною, — пусть молится и кается! И посажу с сыном в Шлиссельбург, в тот самый дом, который для принца Ивана велел построить…Ну? Что ты скажешь? И дом тот будет им похоронный катафалк.
Стр. 155. Арестант силился взломать ржавую оконную решётку и до крови резал себе руки.
Нет спасения, нет воли…Почернелая, закапанная воском книга разогнута на столе. Слабый утренний свет скользит по ней, и кропят её горькие, жгучие слёзы. Иванушка читает, но нет смысла и отрады в прочитанном. Стены глухи и немы, как могила. Кругом тишина…
— Не лев я — жалкая мошка, комар! А там, за стеной …тепло, воздух, люди и она… Ха-ха!.. звери, убийцы! звери… Дикий хохот, будя утреннюю тишину, нёсся из тёмного окна узника.
Стр. 158.
— А теперь он что? Телепень, бабий баловень, и только…
Вот так Г. Данилевский описывает шизофренический бред заключённого. А не шизофрения ли императора Павла I (отторгнутого своей матерью) и есть причина его насильственной смерти? Как иначе укротить сумасшедшую власть?
Ещё одно хорошо упрятанное от потомков и фактически забытое имя. Речь о Фаддее Булгарине, блестящем и честном литераторе, сумевшем пережить клевету и хулу. Есть у него роман «Мазепа». Красота прозаического стиля, правдивость и гибкость изображения человеческих чувств, поступков, достоверные свидетельства отношений Польши, Украины и России позволяют мне отдать предпочтение именно этому произведению в сравнении с одноимённой поэмой Пушкина. Там есть и касающиеся затронутой темы места: «
— В нём душа железная!
— А мы смягчим это железо в огне! — возразил Мазепа. — Ты знаешь, старый приятель, что душа столько же зависит от тела, как тело от души. Крепкое тело сначала изнурим мы постом и оковами, а твёрдую душу мраком и уединением. Верь мне, что самый твёрдый, самый мужественный человек, при свете солнца, и даже готов выдержать жесточайшую пытку в крепости сил телесных, что этот самый человек, лишённый пищи, движения, света и воздуха, непременно упадает духом, по прошествии некоторого времени…Ведь тюрьма именно для этого и выдумана умными людьми».
А теперь попробуем взглянуть на проблему Ш. с театральной сцены. Власти всегда контролировали лицедеев из своих лож — ведь со сцены может прозвучать призыв преодолеть глупость, чинопочитание и трусость. Сцена может превратиться в общественный протест, она может сделать незаметное для профанов зримым. Сегодня театр переживает кризис по всей стране…
