финале этой части мы поговорим о глубоком.,
всеобъемлющем умиротворении души, которое возвращает нас к себе.
Глава 29
Процессы дифференциации и интеграции
Чтобы избавиться от самоидентификации хорошего человека, не нужно пытаться избавиться от нее, беспокоиться из-за нее, осуждать, высмеивать или как-то иначе «прогонять». Стоит помнить о том, что наши самоидентификации – это способ выживания в мире, который побуждает нас предать собственную сущность. Используя этот инструмент снова и снова, мы сопротивляемся расставанию с ним, потому что боимся, что в таком случае либо умрем, либо растворимся в воздухе – как будто не существовали никогда. Таким образом, самоидентификация хорошего человека никуда не денется, пока не появится что-то иное для поддержания жизни, – то есть вместо того чтобы пытаться прогнать «хорошего человека», надо стремиться к большему осознаванию своего истинного «Я». Это можно сделать с помощью инструментов дифференциации и интеграции.
Дифференциация – это способность ясно видеть, как разумом, так и сердцем, различия между теми или иными вещами. Процесс дифференциации в нашем случае – это когда хороший человек начинает различать голоса, мысли, эмоции и убеждения, исходящие от его самоидентификации и от истинного «Я». В предыдущих главах мы рассмотрели заблуждения, интроецированные хорошим человеком в виде убеждений, мыслей, эмоций и поведения, – это поможет вам начать сознательный процесс дифференциации. Когда различия между ложным и истинным будут усвоены, можно будет перейти к освоению процесса интеграции.
Процесс интеграции в нашем случае – это процесс внедрения усвоенных различий в психику как части собственного «Я». Например, если теперь я знаю, что вина мне лжет, интеграция позволяет мне принять эту истину и действовать в соответствии с ней. Когда в ходе дифференциации выявляется различие между правдой и вымыслом, интеграция помогает с состраданием к себе принять ту травму, вследствие которой возникли ложные убеждения. Таким образом, искренность травмы и искренность «Я», которое сочувствует этой травме, становятся ясно ощутимы – между травмой, ставшей причиной самоидентификации, и собственно «Я» возникает связь, они больше не существуют независимо друг от друга, а всегда принимают друг друга во внимание. «Я» стало свободно в своих действиях во внешнем мире, где теперь возможно удовлетворить самые искренние желания, а уязвимость, которая раньше прикрывалась самоидентификацией, теперь может чувствовать себя в безопасности, потому что «Я» обязательно о ней позаботится. Так человек естественным образом начинает все больше отождествлять себя со своим «Я» и все меньше – с добродетелью.
Аллен пришел на терапию из-за постоянной тревоги. Он знает, что испытывает тревогу, но не понимает почему. Когда он рассказывает свою историю, становится очевидно, что у Аллена какие-то запутанные отношения с матерью и он постоянно ее жалеет. Его мать вполне справляется со своей жизнью – она работает, и довольно успешно, чтобы получать повышения и бонусы, но, как правило, пребывает в депрессии и непрерывно жалуется на свою трудную жизнь. Аллен убежден, что она в депрессии из-за смерти его отца: он погиб при пожаре, пытаясь спасти жизнь ребенка, когда Аллену было четыре года. С тех пор его мать изо всех сил старалась финансово и эмоционально обеспечить нормальную жизнь Аллену и его младшему брату.
Он понимает – или думает, что понимает – во всех подробностях, какую тяжелую ношу несет его мать: он может рассказать терапевту в точности, что она чувствует по любому поводу. Но он не понимает или даже не знает множество своих собственных чувств – кроме тревоги. Ему кажется, что мать – невинная жертва обстоятельств, что ее жизнь была труднее, чем у других, и что она этого не заслуживает. Когда он говорит об этом, его глаза наполняются слезами.
Однако по мере прохождение терапии Аллен начинает понимать, что не только разделял бремя материнских эмоций и проблем, но и был ей моральной опорой все это время. Аллен не помнит этого, но он начал играть эту роль задолго до того, как умер его отец, поскольку мать ощущала жизнь как неподъемную ношу еще до брака. Вдобавок к депрессии она ощущала зависимость, убежденная в том, что сама она ничего не может, то есть на самом деле верила, что жизнь просто слишком тяжела для нее, что она слабая и неспособна справиться с ней самостоятельно, – поэтому она эмоционально опиралась на Аллена.
Когда Аллен начал размышлять об источниках своей тревоги, он сначала даже не подумал о матери – помогать ей справиться со страхом жизни было для него просто нормально, но как только он научился входить в контакт и вести диалог со своей тревогой, то стал понимать, что большая часть его собственной эмоции являлась заботой о благополучии матери. До сих пор он считал себя сильнее ее и ему казалось нормальным заботиться о ней больше, чем она о нем, – но теперь у него появились сомнения.
На одном из сеансов терапевт предложил ему поработать с тревогой с помощью практики «двух стульев» (техника гештальт-терапии). Он письменно изложил свои тревоги и положил написанное на один стул, а сам сел на другой, напротив. Он спросил свою тревогу, что ей нужно, и прислушался к первому, что пришло на ум. Тревога как бы говорила: «Тебя. Мне нужен ты». Аллен задал ей еще несколько других вопросов, но ответ был таким же.
Обсудив это с терапевтом, он снова изучил свой список тревожащих вещей и обнаружил, что ни одна из них не касалась его. Он беспокоился обо всем, что должен был сделать для других: он все время переживал за мать и, поскольку так хорошо научился помогать ей, стал делать то же самое и для других. Он считал, что это долг хорошего человека, но теперь начал понимать, что именно это является причиной его тревоги. Тревога пыталась разбудить его и поставить перед тем фактом, что внутри него тоже живой человек, который хочет жить и просто чувствовать себя живым.
Но что произойдет со всеми этими людьми, если он перестанет за них отвечать? Это был голос чувства вины, поэтому, по совету терапевта, он начал диалог на двух стульях со своей виной. Вина ответила ему всего одним словом: «Умри».
Это страшно напугало Аллена, пришлось остановиться и обсудить это с терапевтом. Аллен никогда раньше не думал о смерти. Этот новый голос приказывает ему покончить с собой? Он снова просмотрел список того, по поводу чего он чувствует вину, – и начал плакать. Когда к нему вернулась способность говорить, он сказал: «Когда я делаю
