Берт Хеллингер - Источнику не нужно спрашивать пути

Часто тот, кто подошел к границе, не может ее преодолеть, я тоже не могу преодолеть ее с ним. Тогда я стою с ним по эту сторону границы и жду, не будет ли какого-то сигнала или знака. А может, клиент накопит силы для перехода через границу. Тогда я призываю на помощь из прошлого важного для клиента человека, который поможет. Часто это такой человек, которого боялись. Ведь самые большие сокровища часто охраняет безобразный карлик. Поэтому это бывает такой человек, которого в семье не уважали, он оберегает самые ценные сокровища и дарит их, если получит свое признание.

Когда я работаю с клиентом, я задаю себе несколько вопросов.

Один вопрос, который я задаю себе: много ли у него впереди? Если впереди немного, я помогаю такому клиенту посмотреть на свою кончину. Не более. Это адекватно ситуации. Так клиент сможет понять серьезность происходящего.

Или я спрашиваю себя: есть ли перед ним путь, но его просто задержали? Что его задерживает? Это препятствие, которое нужно устранить, чтобы путь стал свободным? Я пытаюсь найти препятствие, например, посредством семейной расстановки. Если в процессе обнаружится семейное переплетение, его необходимо разрешить.

Другой вопрос: не оставил ли клиент в прошлом что-то такое, что ему необходимо взять, чтобы двигаться вперед? Может быть, ему нужно благословение родителей или необходимо привести к цели прерванное движение, чтобы он мог идти дальше.

Третий вопрос, который я задаю себе: не зашел ли клиент в тупик? Не шел ли он путем, который ведет прочь от его собственной души, ее потребностей и ее руководства? Тогда я иду с ним назад до того места, где он свернул с пути, чтобы клиент мог начать свой путь сначала. Опыт показывает, если кто-то слишком долго был на ложном пути, он назад не вернется. Тогда он останавливается перед своим концом. Это нужно признать.

УЧАСТНИК: Люди, которые долго шли тупиковым путем, иногда испытывают глубокое вторжение в свою жизнь, например, несчастный случай или тяжелую болезнь, расставание. Тогда они подходят к границе существования и пониманию происходящего одновременно. Видишь ли ты возможность с помощью терапии привести их к этому на границе существования или в нескольких шагах от конца?

Б. X.: Если я правильно тебя понял, несчастный случай в данной ситуации является предупредительным сигналом. Это напомнило мне пророка Валаама из Ветхого Завета. Однажды он скакал на своей ослице, чтобы проклясть народ, который волей Господней был благословен. Ведь он получил за это деньги. Вроде аванса за последующую терапию. Он скакал на своей ослице вдоль склона. Внезапно ослица отказалась идти вперед. Валаам стал бить ее, она по-прежнему отказывалась идти вперед. Тогда Валаам снова побил ее. Ослица повернула голову и сказала: «Ты что, не видишь ангела Господня с мечом?» Тогда и Валаам посмотрел вперед и увидел ангела Господня с мечом. Так он был остановлен на своем пути в тупик, так сказать.

Такое иногда происходит и с нами. Происходит прорыв, или мы остаемся в тупике. Может, нас настигнет болезнь или случается катастрофа, и это приводит нас, так сказать, к пониманию происходящего.

Когда я работаю с кем-то (так же я поступаю и с самим собой), я возвращаюсь к тому моменту, где я сбился с пути. Или иду в другом направлении от того момента, на котором нахожусь. Такое тоже бывает. Тогда я помогаю клиенту пойти его путем в другом направлении. Это и есть те несчастье и благословение одновременно.

УЧАСТНИК: Если ты видишь, что кто-то зашел в тупик, возможно ли терапевтическими средствами, без надреза, показать клиенту, так сказать, ангела с мечом?

Б, X.: Да, я, конечно, так делаю, я только что сделал это. Но в случае тяжелых травм клиента иногда необходимо резко развернуть.

Недавно я участвовал в одном конгрессе. Врач, который присутствовал там, рассказал мне, что во время велосипедной прогулки с семьей: женой и двумя сыновьями — на них наехал «Порше». Когда он посмотрел, то увидел только части трупов своей жены и одного из сыновей. Сам он и второй сын остались невредимы. Было невыносимо тяжело видеть, как этот мужчина окаменел от своей боли. Я сделал расстановку его семьи, включив в нее и виновника наезда. На одной стороне стоял врач со своей семьей, преступник — в стороне. Мужчина был в ярости по отношению к убийце. Но такая ярость не дает посмотреть в глаза событию и смерти.

Тогда я попросил его еще раз посмотреть внимательно на жену и погибшего сына. Затем я поставил выжившего сына рядом с отцом и попросил сказать своим умершим жене и сыну, что он отпускает их с любовью и что он вместе с другим сыном будет жить дальше. Так он нашел в себе силы жить дальше. Внезапно стало ясно, что преступник здесь не играл больше никакой роли.

Это пример ситуации, когда клиента приходится резко развернуть. Для этого было необходимо, чтобы он воспринял происходящее со всей серьезностью и посмотрел в глаза умершим и в лицо смерти. Только тогда он ощутил глубокую боль и смог стать свободным. Упрек убийце и ярость или жалость к себе не дают места такой боли и вместе с ней — исцеляющему решению.

Как терапевт я нередко сталкиваюсь с такими случаями, когда клиент стоит перед препятствием, которое он должен преодолеть, чтобы двигаться дальше. Тогда я призван помочь клиенту преодолеть это препятствие. Я нахожу решение, например, с помощью семейной расстановки.

Но нередко человек идет ложным путем и заходит в тупик. Тогда я должен провести его по этому пути назад до места, где он сбился с пути, хотя он мог бы двигаться дальше. Я наблюдал, как некоторые в определенном месте отклонялись от правды своей души и внутреннего движения, заданного душой. Именно тогда они и заходили в тупик. Если они слишком долго шли по этому пути, они не смогут вернуться назад. Если я могу, то отвожу их назад к месту, где они свернули в сторону. Там нужно все начать сначала. Но некоторые упорствуют на своем пути в тупик и просят, чтобы я помог им идти таким путем. Я этого не делаю. Когда я замечаю, что клиент склоняет меня к тому, чтобы идти вместе с ним ложным путем, я прерываю расстановку. Моя правдивость не позволяет мне этого.

Еще бывают люди, по которым я вижу, что им недолго осталось жить. Их жизнь завершена.

Б. X. (клиентке, с которой работал): Не подумай, что я увидел это у тебя. У тебя, я видел, еще есть время. Но ты примирилась. Так что время для тебя наполнено.

Иногда я вижу, что кому-то осталось совсем мало времени, и тем не менее он хочет, чтобы я сделал для него расстановку или все возможное. Я этого не делаю. Я привожу его в соприкосновение с его кончиной. Если он соприкоснулся со своей кончиной, оставшееся время станет для него наполненным и мирным.

Когда я работаю с клиентом, я внутренне пытаюсь представить себе, сколько времени ему еще осталось жить. Если время ограничено, я спрашиваю себя, имеет ли смысл возвращаться в прошлое? Даст ли это что-нибудь? Или, если человек хочет решить для себя нечто нерешенное из прошлого, не сместится ли его внимание с главного — предстоящей кончины — на что-то второстепенное. Терапевту легко поддаться искушению сделать что-то еще, ведь это так нелегко: вместе с клиентом предаться событию его конца. Часто в случае тяжелой болезни можно, посмотрев на кончину, увидеть, что время, которое осталось, для клиента значительно и важно.

Терапевт должен быть в гармонии со смертью. Если он в гармонии со смертью, то обладает наибольшей силой, поскольку не страшится смерти. Если он в гармонии со смертью, он не сможет ее бояться, и это даст ему силы. Именно тогда, когда он в гармонии со смертью не хочет больше помогать, открывается еще одна возможность — помочь не вмешиваясь, посредством бездействия, осознанного и собранного бездействия. Терапевт, который находится в гармонии со смертью, не поддается манипулированию. И это тоже важно.

Я бы хотел кое-что сказать о привязанности. Многие несчастья вырастают из привязанностей. Ребенок очень крепко привязан не только к своим родителям, братьям и сестрам, но и к своим предкам. Поскольку в силу такой привязанности ему принадлежит часть семейной души, то ему принадлежит и часть семейной судьбы. Это значит, что ребенок выражает свою любовь, разделяя судьбу своей семьи.

Если один из членов семьи был убит, ребенок может выражать свою любовь к убитому, умирая сам. Если отец ребенка покончил жизнь самоубийством, ребенок думает, что любовь требует того, чтобы он умер рано, как и отец. Я называю это динамикой «я следую за тобой». Или если ребенок видит, что кто-то из его родителей хочет умереть, он говорит: «Я сделаю это вместо тебя». Так в силу любви и привязанности несчастья продолжаются.