Снова можно согласиться с профессором Леонгардом. Но не во всём, увы. Например, наделяя «своих» гипертимов, цитирую, «усиленной жаждой деятельности», он, на мой взгляд, описывает реальных людей, у которых гипертимность сочетается с паранойяльностью.
А «активное творческое мышление», которое этот автор также отмечает у гипертимов, не что иное, как сочетание гипертимности с шизоидностью. И так далее.
В тексте замечательной книги «Акцентуированные личности» немало подобных характерологических «микстур», описываемых как самостоятельные типажи.
Повторяю, на мой взгляд.
Напоминаю, в этой связи, что мы рассматриваем любой из семи радикалов как включение в реальный характер. Как соль, например, или сахар, добавленные в пищу. С этой точки зрения, гипертимность может присутствовать в качестве ингредиента в каком угодно сочетании. И мы, «дегустируя» эту «смесь», должны будем определить – в какой мере она «солёная»: едва уловимо, достаточно или чересчур.
Поэтому я и стараюсь описать данный радикал (как и все остальные), как «чистую линию», без посторонних примесей. Ведь тогда и находить его в составе природных смесей будет проще, согласитесь?
Внутренние условия гипертимного радикала. В основе гипертимного радикала лежит сильная, подвижная нервная система, с некоторым преобладанием возбуждения[70].
Гипертим исполнен сил, энергии, но… не сконцентрирован ни на чём определённом, не имеет устойчивой цели, единственного направления, в котором он расходовал бы свои мощные энергозапасы (вот как сказывается отсутствие вязкости, малоподвижности нервных процессов!).
В результате он «распыляется» на множество мелких (в аспекте их социального значения, время– и энергоёмкости) занятий.
Живя по принципу «Эх-ма, горе – не беда!», гипертимы создают вокруг себя жизнеутверждающую, жизнерадостную психологическую атмосферу.
«Степана Аркадьевича не только любили все знавшие его за его добрый, весёлый нрав…, но в нём, в его красивой, светлой наружности, блестящих глазах, чёрных бровях, белизне и румянце лица, было что-то, физически действовавшее дружелюбно и весело на людей, встречавшихся с ним. «Ага! Стива! Облонский! Вот и он!» – почти всегда с радостною улыбкой говорили, встречаясь с ним. Если и случалось иногда, что после разговора с ним оказывалось, что ничего особенно радостного не случилось, – на другой день, на третий опять точно так же все радовались при встрече с ним». <…>
«Когда Лёвин вошёл с Облонским в гостиницу, он не мог не заметить некоторой особенности выражения, как бы сдержанного сияния, на лице и во всей фигуре Степана Аркадьевича… Облонский снял пальто… Кланяясь направо и налево нашедшимся и тут, как везде, радостно встречавшим его знакомым, он подошёл к буфету, закусил водку рыбкой и что-то такое сказал раскрашенной, в ленточках, кружевах и завитушках француженке, сидевшей за конторкой, что даже эта француженка искренно засмеялась»[71].
Сила и подвижность нервной системы обеспечивают гипертиму истинную уверенность в себе – без позёрства, без чувства превосходства (которое, как известно, является обратной стороной переживания собственной неполноценности), без агрессии (ближайшей родственницы тревожности). Гипертим просто ощущает себя в тонусе, всегда готовым к действию – и всё. Он не боится жить. Он не страшится любых барьеров – возрастных, сословных, имущественных, профессиональных, гендерных. Барьеры выставляют те, кто исполнены тревоги, кто, прежде чем вступить в какие-либо отношения, стараются обезопасить себя от случайностей. Барьер обеспечивает т. н. «контролируемую доступность»: если человек тщательно изучен и не вызывает опасений, значит, его можно пропустить внутрь своей территории. Подозрительного вида незнакомец пусть ожидает снаружи – вряд ли вообще его пригласят в дом. Так понимают жизнь и, соответственно, ведут себя эпилептоиды (имеющие всегда при себе «связку ключей» от многочисленных «дверей» и «замков», стерегущих вход в их личное пространство), тревожные (предпочитающие вовсе не выглядывать из собственной «раковины» – дескать, «никого нет дома»), истероиды, с замиранием прислушивающиеся к словам незнакомца: «Что он говорит обо мне? Хвалит или нет?». Гипертимы же легко преодолевают барьеры и быстро, без оглядки, вторгаются даже в строго охраняемое пространство. Во-первых, этому способствует их нечувствительность к угрозам и агрессивному напряжению, исходящему от «хозяев территории». Сильные, энергетически заряженные, подвижные гипертимы просто не замечают ничего подобного. Во-вторых, они – улыбчивые, лёгкие в общении, нетребовательные – сами не несут в себе агрессии и видимой опасности, что подкупает даже видавших виды эпилептоидов.
В чём секрет всепроникающей общительности гипертимов? – Они ничего не просят для себя. Ни вопросов у них нет ни к кому, ни просьб. Даже к власть имущим. Разве что: «Давно ли вы босиком гуляли по траве, господин министр?»
Социальное значение гипертимного радикала. У гипертимов в социуме две главные миссии, ради которых этот радикал и существует, я думаю: а) перезнакомить всех со всеми и б) поддержать в группе оптимистический дух в любой ситуации.
«Одевшись, Степан Аркадьевич прыснул на себя духами, вытянул рукава рубашки, привычным движением рассовал по карманам папиросы, бумажник, спички, часы с двумя цепочками и брелоками и, встряхнув платок, чувствуя себя чистым, душистым, здоровым и физически весёлым, несмотря на своё несчастье (накануне жена уличила его в супружеской неверности – В.П.), вышел, слегка подрагивая на каждой ноге, в столовую, где уже ждал его кофей».
Способность гипертимов в кратчайший срок стать своим в любой группе и, затем, взять на себя функцию связующего звена между самыми разными людьми, подчас диаметрально не совпадающими друг с другом, является их важнейшим социально значимым свойством.
Внешние признаки гипертимного радикала. Напомню: специфического гипертимного телосложения не существует. Гипертимная стилистика оформления внешности – это тяготение к одежде для отдыха.
Согласен, представить себе человека на пляже, в плавках, в купальном костюме – не трудно. Шорты, майка, рубашка навыпуск с расстегнутыми «до пупа» пуговицами, шлёпанцы на босу ногу – это очевидные варианты одежды для отдыха, притягательные для гипертимов. Сам отдых их влечёт, что уж там говорить! «Потехе – время, делу – час», – их девиз.
А что в офисе? Там, где есть установленный дресс-код? Как там проявляется гипертимный радикал?
Расстегнутый ворот и закатанные рукава деловой рубашки, развязанный и снятый с шеи галстук, пиджак (или жакет), сброшенный с плеч и помещённый на спинку стула, – это примеры проявлений гипертимности там, где безграничная вольность недопустима.
Ещё один признак гипертимного радикала в оформлении внешности – торопливая небрежность: посадил пятно на одежду, облился чем-то, спеша куда-то, мимоходом испачкался в краске, в побелке, вытер мокрые руки о… занавеску или скатерть. Наплевать! И так сойдёт. Увы, подобные проявления узнаваемы.
Гипертимная небрежность отличается от хронической неряшливости шизоида примерно, как случайная описка, оговорка отличается от безграмотности.
Легко заметить – легко устранить. У этих явлений совершенно разные корни: гипертим вечно в движении, он – торопыга, ему обращать внимание на мелочи (и условности) некогда. Шизоид грязен и неряшлив, потому что запускает себя, устраняется из социума. Это почти философия: «я и внешне иной».
Впрочем, гипертим тоже мало зависит от чужих оценок. Ему всё равно, как он выглядит, во что одет. И в сенаторском костюме, и в промасленном комбинезоне, и в «дерюжке» он будет одинаково смешлив, самоуверен и общителен.
