Ознакомительная версия.
В довершение ко всему, идеалы и желаемое удовлетворение ранних этапов развития конфликтуют с идеалами инфантильной генитальной и начинающейся эдиповой фаз. Попытки выполнить одно внутреннее требование неизбежно ведут к несоблюдению другого. Например, воображаемое идеальное единение маленькой девочки с матерью противопоставляется Эдипову влечению к отцу. Девочка едва ли может в одно и то же время быть матерью ребенку отца и дочерью своей матери.
Такие внутрисистемные конфликты, связанные с Суперэго, ведут к непостоянству Суперэго и являются источником будущей нарциссической уязвимости. Достичь идеала становится невозможно, так как разнообразные родительские ожидания воплощаются в интроектах, а новые, связанные с очередной фазой, и специфические родительские идеалы находятся в составе Эго-идеала. Чаще всего внутрисистемный конфликт начинается в раннем детстве, однако, окончательное примирение конфликтующих стандартов и идеалов, приводящее к более устойчивому нарциссическому равновесию, достигается не ранее, чем в конце подросткового периода. Но даже и тогда определенные внутрисистемные конфликты имеют тенденцию сохраняться неограниченно долгое время.
Идентификация с интроектами и идеалами – чувство вины
Эдипов комплекс красной нитью пронизывает процесс формирования Суперэго. Как мы видим, важный вклад вносится и предэдиповыми детерминантами, но Эдипов комплекс служит целям реорганизации приобретенных ранее интроектов и идеалов так, что Суперэго как система начинает функционировать более согласованно. Как указывал Вельдер (1936), существует значительное различие между виной (мы бы сказали, угрызениями совести), переживаемой в присутствии грозного внешнего объекта, и таковой, ощущаемой в результате вмешательства внутренней инстанции – Суперэго.
Достигнув инфантильной генитальной фазы психосексуального развития и успешно идентифицировавшись с родителем одноименного пола в качестве ролевой, ребенок обыкновенно вступает в полосу фантазий желания, характерных для Эдипова комплекса, с типичными для нее крайними проявлениями любви и ненависти, садизма и мазохистского самопожертвования. Предшествовавшая этому боязнь потерять объект или любовь принимает новое измерение – характер триадных объектных отношений, когда в Эдиповых фантазиях ребенка начинают фигурировать оба родителя. Также возрастает нарциссическая уязвимость, так как неосуществленные Эдиповы желания часто переживаются как унижение и ненужность.
В дополнение к этому, в развитие Суперэго вносит свой вклад боязнь ответной враждебности со стороны эдипового соперника. Часто на этом этапе развития страх возмездия воображается в виде ущерба телу. Так как сексуальное возбуждение связано теперь с гениталиями, то дети (в особенности мальчики) представляют себе, что за Эдиповы желания последует наказание в форме телесного ущерба. Этот страх основан на примитивной концепции «закона талиона» (т.е. на возмездии по принципу «око за око»; Freud, 1913), значимой для ребенка данного возраста и данной стадии умственного развития. Поэтому поскольку центром его сексуального возбуждения теперь является пенис, а нарциссический вклад в пенис – центром его идеального представления о мужественности, мальчик воображает, что наказанием за Эдиповы желания будет кастрация.
Ущерба гениталиям (как следствия мастурбации), может бояться и девочка, хотя с более общей точки зрения она боится телесных повреждений любого типа, являющихся магическим результатом ответных попыток матери атаковать ее внешность и сделать ее менее привлекательной в качестве сексуального объекта для отца. Например, с одной шестилетней девочкой случился истерический припадок после укуса пчелы, которую, по ее мнению, магически наслала на нее ведьма. На расспросы девочка отвечает: «У меня такие длинные ресницы, что люди называют меня хорошенькой, а ведьма ревнует!»
Эти страхи являются преувеличенными из-за нарциссического вклада в тело, природы детской фантазии и влияния мышления первичных процессов; тем не менее они основаны на относящемся к раннему детству опыту многократных травмирующих телесных воздействии и боли. В эти страхи вносят свою лепту беспомощность и уязвимость перед лицом превосходящих по силе взрослых, например, при заигрывании с ребенком, щекотании его, физическом наказании, сексуальном или психическом насилии, медицинских вмешательствах.
Боязнь телесного ущерба способствует дальнейшему структурированию Суперэго. Ребенок стремится избежать не только ущерба телу, но и потери идеализированной связи с родителем, тоже идеализированным. Таким образом, ребенок подталкивается к отказу от инцестуозных желаний и приверженности к родительским и внутренним стандартам тройной угрозой: телесного ущерба, ущемлением его нарциссизма, страхом потери любви, равно как и ранними реактивными образованиями и страхом потери объектной любви, помогавшей справиться с конфликтами, порождавшимися анальными импульсами. Соответственно, Эдиповы конфликты служат мощной, хотя и не единственной, мотивирующей силой, способствующей формированию Суперэго, о чем в свое время и писал Фрейд (1924а).
Эдипов комплекс содержит в себе также потенциал следующей стадии формирования Суперэго – идентификации с интроектами и идеалами. Ребенок со всевозрастающей отчетливостью осознает, что родители не только провозглашают определенные поведенческие стандарты, но и сами живут по некоему моральному и нравственному кодексу. Ребенок в своей идеализации родителей приходит к необходимости идеализировать и этот кодекс (Hartmann и сотр., 1946) и выстраивает собственную мораль, идентифицируясь со вполне конкретно идеализированными моральными стандартами родителей.
С увеличением степени интернализации конфликта ребенок начинает бояться потерять любовь собственного Суперэго больше, чем любовь родительскую; наказание, исходящее от Суперэго, переживается одновременно, но в разном соотношении, как потеря чувства собственного достоинства и как болезненное чувство вины. Это чувство вины может быть сознательным, или же может проявляться сознательными последствиями активного бессознательного защитного процесса (Pulver, 1974), например, в форме самонаказания, добавочного чувства неполноценности или чувства утраты собственного достоинства. Поскольку Суперэго становится действующим внутренним источником наказаний, то боязнь внутреннего неодобрения за неспособность соответствовать интернализованным стандартам столь же сильно мотивирует приверженность поведенческим стандартам, как и предшествовавшая этому боязнь потери объекта, потери любви, унижения, кастрации или иного телесного ущерба.
Чтобы избежать этого чувства вины, ребенок обычно идет на дальнейшие внутренние компромиссы. Ища искупления вины, любви и одобрения со стороны Суперэго, он стремится идентифицироваться с воплощаемыми в нем требованиями и идеалами. Тогда он, обеспечивая соответствие внутренним поведенческим стандартам и обретая достаточное чувство собственного достоинства, становится менее зависимым от внешних источников.
Разрешение Эдипова конфликта ускоряется и облегчается процессом окончательной и зависящей от обстоятельств (хотя всегда неполной) идентификации ребенка со своим собственным внутренним моральным кодексом. Хотя свидетельства идентификации с определенными идеалами и интроектами очевидны и до его вхождения в Эдипову фазу (в реактивных образованиях трехлетнего возраста, например), ребенок совершает следующий шаг в своем развитии, когда эти идентификации становятся тверже. По мере этого процесса конфликты ослабевают, так как стандарты идеала и требования интроекта становятся желаниями и характеристикой представлений о своем «Я». Путем идентификации с идеалом ребенок приходит к росту чувства собственного достоинства, что косвенно компенсирует отказ от прямой реализации влечений. Такая идентификация также помогает ребенку почувствовать себя защищенным от опасности реализации влечения и последующих нарциссических разочарований, которые несет с собой Эдипов комплекс. Более того, как только чувство вины принимает на себя сигнальную функцию, ребенок становится более чувствительным, избегая тех ситуаций, которые могут привести к интенсивному ощущению виновности. Когда регрессии или значительного внутрисистемного конфликта нет, поведение все в большей мере становится автоматическим (или «второй натурой»), в соответствии с интернализованным моральным кодексом и требованиями интроектов.
Эти решающие идентификации означают, что возникающее Суперэго, будучи пока еще неустойчивым и подверженным экстернализации, можно рассматривать как согласованно действующую умственную единицу. Теперь имеется возможность для инфантильного невроза, так как первоистоки конфликта, наказания, так же как и источники чувства собственного достоинства, – все становится внутренним.
Ознакомительная версия.
