место холодной ярости и решимости. Войдя в гостиную, она обнаружила, что Рэй погрузился в пьяный сон, недопитое пролилось ему на колени, а стакан стоит на полу у ног. Она вспоминала душевный подъем от того, что в таком состоянии он какое-то время не мог причинить ей вреда. Лиллиан сказала, что чувствовала спокойствие, решительность и собранность — как будто весь адреналин внезапно выветрился из ее тела. Она пошла на кухню и достала из ящика самый острый нож. Она несколько раз вонзила его в грудь Рэя, после чего он умер.
Мы сидели в небольшом кабинете в закрытом отделении больницы спустя полтора года после этого события, но Лиллиан говорила так, будто это произошло совсем недавно. Ударив его ножом, она вызвала полицию, которая прибыла и обнаружила, что она дрожит, снова и снова повторяя какие-то слова. Последовали арест и тюремное заключение, но мысленно она продолжала возвращаться в гостиную своего дома, к последнему спору в ее браке, к ощущению его рук, душащих ее, и ножа, вонзающегося ему в грудь. По ее словам, эти воспоминания часто вызывали панические атаки, из-за которых она тряслась, покрывалась потом и была вынуждена делать короткие, неглубокие вдохи.
Когда мы только начинали работать, Лиллиан предстоял суд, и она думала, как выстроить линию защиты. У нее было два варианта: отрицать виновность и утверждать, что она действовала в целях самообороны, или признать себя виновной в непредумышленном убийстве по причине частичной вменяемости, утверждая, что она была «не в своем уме», когда ударила Рэя ножом. Когда она выбрала последний путь, я испытала смешанные чувства. С одной стороны, облегчение от того, что она избежала тюремного заключения — вместо этого ее поместили в психиатрическую больницу до того момента, когда она будет признана годной для возвращения в общество. С другой стороны, разочарование от того, что она оказалась в положении, когда ей фактически пришлось признать себя невменяемой, чтобы избежать последствий поступка, который стал для нее неотвратимым. Юридические документы не будут свидетельствовать о том, что жестокий муж загнал Лиллиан в ловушку, из которой, по ее мнению, можно было выбраться только путем убийства. Нет, там будет зафиксировано, что Лиллиан страдала от состояния, которое Королевская уголовная прокуратура определяет как «отклонение в психическом функционировании», в ее случае — депрессивное расстройство с чертами «выученной беспомощности» и «синдрома избитой женщины». Я понимала логику юристов, которые выступали на ее стороне: заявление о самообороне повлекло бы за собой неоправданный риск полагаться на то, что присяжные согласятся с тем, что она столкнулась с угрозой жизни. Но мне было трудно принять это решение. Складывалось ощущение, что обвиняли не ту жертву, по крайней мере, с технической точки зрения. Ужасающее убийство в то же время было рациональным. Я полностью разделяла мнение Лиллиан о том, что ее жизнь была бы в опасности, если бы она решила уйти от Рэя. И я видела, что ее преступление можно было бы расценить как самооборону. Чарльз Юинг ввел термин «психическое угасание»: это психологическое воздействие продолжительного насилия, которое разрушает самоощущение жертвы. Он рассматривает его как следствие многолетней агрессии со стороны близкого человека. Это придает дополнительный вес представлению об убийстве жестокого, контролирующего партнера как об акте рациональной самообороны в невыносимой ситуации. Известная юристка Хелена Кеннеди, королевский адвокат, описывает историческую трудность обеспечения правосудия для женщин, которые убили своих партнеров-агрессоров после долгих лет насилия. Баронесса Кеннеди сыграла важную роль в изменении результатов судебного разбирательства в отношении женщин, подобных Лиллиан, и в более широком признании аргументов в пользу самозащиты на основании провокации [35].
В течение многих лет Лиллиан не допускала возможности того, что она может расторгнуть брак, который оставил отпечаток на ее взрослой жизни. Она вошла в состояние выученной беспомощности, смирившись с судьбой. И все же ее ситуация не была статичной. С того момента, как она выразила желание вернуться к работе и в какой-то степени обрести личную свободу, которая в молодости казалась ей чем-то естественным, Рэй усилил контролирующее поведение. Его ужасное нападение в тот вечер воскресенья ознаменовал эскалацию, из-за которой Лиллиан поверила, что он действительно может убить ее и причинить вред дочери, если жена решит уйти. У меня не было сомнений в том, что женщина лишила Рэя жизни из страха за себя и дочь, потому что уровень контроля, насилия и издевательств стал таким, что она просто не видела другого способа выйти из сложившейся ситуации.
Суд принял ее заявление о непредумышленном убийстве по причине частичной вменяемости. Мне не очень нравился вердикт, но я была рада возобновить работу с Лиллиан, когда она вернулась в больницу после суда. В течение двух последующих лет мы каждую неделю проводили сеансы, чтобы разобраться с последствиями абьюзивных отношений и помочь женщине справиться с депрессией и посттравматическим стрессовым расстройством. Затем сессии продолжались еще год с периодичностью раз в две недели, пока Лиллиан жила в отделении предварительной выписки на территории больницы, готовясь к возвращению в дом, в котором наконец будет безопасно.
Наша совместная работа проиллюстрировала тревожные реалии домашнего насилия и принудительного контроля — формы жестокого обращения, которая по самой своей природе гарантирует дальнейшее существование. Она паразитирует, питаясь любовью и привязанностью, которые в первую очередь свели двух людей вместе, и столь же яркими эмоциями, которыми она затем их вытесняет. Лиллиан описала множество случаев, когда она чувствовала себя загнанной в ловушку, неспособной закончить отношения и уйти из дома, потому что всегда существовала угроза причинения вреда. Отчасти это был стыд, который испытывают так много жертв домашнего насилия: ощущение, будто станет только хуже, если кто-нибудь узнает, что они переживают. Отчасти это было чувство вины: неизбежное ощущение того, что женщина должна быть в чем-то виновата, которое подпитывалось постоянной травлей Рэя. Но в основном это был чистый страх — опасение, что, когда она уйдет, все станет гораздо хуже той ситуации, в которой она находилась. Это страх не за себя, а за детей. Что случится, если она уйдет, а Рэй получит полную опеку над дочерью и сыном?
Женщин, которые оказались в положении Лиллиан, часто спрашивают, почему они не ушли. Тем, кто непосредственно не сталкивался с домашним насилием, этот шаг кажется простым. Случай Лиллиан был одним из многих в моей карьере, которые подчеркнули, насколько этот взгляд ошибочен и примитивен. Наряду с эмоциональными ловушками жестокого обращения, существуют и практические последствия: женщина, которая пытается разорвать абьюзивные отношения, сталкивается с тем, что она также отрезает себя от общих друзей и родственников. Приюты и
