— Помогите мне войти в оптимальный контакт с ребенком. Я ничего не умею делать руками. А он все вечера лепит, рисует. Он умеет себя занимать, и я ему не нужна. А мне бы хотелось установить с ним контакт через совместную деятельность.
— Вот и устанавливайте,— радуюсь я, что Алешина мама сама нашла выход.— Вы ведь педагог.
— Я педагог для взрослых…
— А вечером поменяйтесь с сыном ролями. И вы отдохнете, и он в роли учителя себя попробует. Вдруг вы окажетесь талантливой ученицей?
Алешина мама не верит. Так просто? Нет, это слишком просто. Человек прослушал столько мудреных лекций о преодолении сложных конфликтных ситуаций, а я ей предлагаю поучиться у своего ребенка, всего-то навсего.
— Вы ему хотя бы не мешайте.
— То есть не пытаться войти с ним в контакт, когда он сам чем-то увлеченно занят?
— Да, именно так. Алеше в саду предостаточно общения, а дома ему хочется просто побыть с вами, при вас. Вспомните, как в детстве: играешь в куклы или строишь домик из кубиков, а рядом — мама. И так хорошо на душе, спокойно, вовсе не обязательно беседовать с ней. Главное — она рядом.
— А как же взаимодействие, активное общение?
— Да это и есть активное общение. Разве мы общаемся только тогда, когда перекидываемся словами? Часто именно слова-то и являются препятствием для духовного контакта. Мы заслоняемся ими друг от друга.
Все, что я говорю, не убеждает Алешину маму. Расплывчато. Ей, математику, нужно, чтобы все было логично. Чтобы одно вытекало из другого. Если человеку дана речь как способ общения, то как она может быть препятствием для духовного контакта? Ей нужен конкретный совет. Делайте то-то и то-то, и это даст такой-то результат.
Алеша прерывает нашу бесплодную беседу. Он подбегает к маме, приникает к ее юбке, ласкается. Мама же строга. Никакой ответной реакции. Ей бы, может, и хотелось погладить его по голове, но тут же я стою.
— У меня высокий уровень самоконтроля,— говорит Алешина мама, уловив мой неодобрительный взгляд. Это она говорит при малолетнем сыне, который и слов-то таких не знает.— Кубков сказал, что если этот уровень не понизится, то я приобрету невроз. Я уже его приобрела.
А я не приобрела. Беру Алешу на руки, позволяю себе погладить светлую головку и передаю ребенка маме с рук на руки.
— Алеш, ты научи маму играть в страну Оживленных Слов… У тебя мама маленькая-маленькая, смотри, ты насколько выше, ты ее должен учить. Научи ее играть, а? Когда мама была большая, у нее никого не было. А теперь она стала маленькая, и ты у нее появился. Главный друг. Сделай так, чтобы ей стало весело. А за это мама перестанет ходить по вечерам к важным взрослым, которые говорят на непонятном языке.
— Ты правда не будешь уходить? — спрашивает Алеша у мамы.— Навсегда?
— Нет, — исправляю я свою оплошность.— Мама будет ходить учителем на работу, как бывшая большая, а с работы будет возвращаться твоей ученицей. Только скажешь: «Вместо взрослой мамы, кандидата математических наук, веселая девочка на лепке!» — и она тут же превратится.
— И по телефону не будет говорить? — с тихой надеждой спрашивает мальчик.
— Если бы все было так просто,— вздыхает Алешина мама, явно не справляясь с ролью.
— Мам, скажи: миллион ошибок.
— Миллион ошибок,— повторяет мама, испуганно глядя на сына. Правильно понял, мол, мальчик, у нее миллион ошибок в своей собственной жизни и в общении с ребенком.
— Вместо миллиона ошибок — миллион улыбок! — восклицает Алеша.
— Я должна миллион раз улыбнуться? — не понимает мама.
— Да, это в стране Оживленных Слов плохие оживляли ошибки, а хорошие — улыбки. Ну, улыбайся.
Алешина мама улыбнулась.
— Вместо гадости — радости! — провозгласил Алеша.
И мама рассмеялась. Впервые я увидела эту вечно озабоченную своим «дискомфортом» женщину смеющейся.
И это был искренний смех. Благодаря ему уровень самоконтроля понизился сам собой.
Дорогие родители! Приглашаем вас посетить чудесную Страну Оживленных Слов! Разгуливая среди «улыбок» и «радостей», вам и в голову не придет «оживлять» скучного бегемота по имени «дискомфорт» и угрюмую змею по имени «некоммуникабельность». Искренний смех, естественная улыбка — билеты в нашу страну. Не забудьте приобрести их заблаговременно!
ДОМАШНИЕ РАССКАЗЫ
Счастливые мгновения детства… Мама садится в изголовье моей кровати и в десятый, а может, и сотый раз рассказывает про то, как она была маленькой. Как из зависти к младшей сестре она съела целую солонку соли. С младшей сестрой все возились, и маме хотелось, чтобы и на нее обратили внимание. Вот она и съела столько соли, чтобы заболеть, чтобы ее наконец заметили.
Мне было жаль маленькую маму, и, помню, я думала, что, когда вырасту и у меня появятся дети (как минимум десять!), я буду особенно внимательна к старшим.
Мама рассказывала мне много смешных историй. Как она пришла к своему папе на работу и сунула голову за несгораемый шкаф, сунула, а назад вытащить не может. Пришлось маминому папе вызывать пожарников, и они целый час каким-то специальным устройством подпиливали железные ножки шкафа.
Мама рассказывала мне о своем отце, замечательном докторе. Он пошел на войну, хотя у него было очень больное сердце, с таким даже на войну не берут, и таскал на себе раненых с поля боя. Он был храбрый и добрый. Он держал у себя на работе секретаршу, которая почти ничего не слышала. Ему было жаль ее увольнять — он провел специальный звонок от своего кабинета к приемной. Звонок звенел у самого уха секретарши. Услышав его, она шла в кабинет к маминому папе, и тот на бумажке писал, что нужно сделать по работе. А ведь он мог взять на ее место хорошего работника. Мамин папа умер до моего рождения, но я любила его, как живого члена нашей семьи.
Эти домашние рассказы рождают сильнейший отклик в душах детей. Через них дети обретают связь со своим родом, с домом — хранилищем семейных преданий. Через «семейный» эпос они приобщаются к культуре, первая заповедь которой — связь прошлого с настоящим.
Мы, родители, не раз наблюдали, с какой бережливостью и нежностью относится ребенок к тем вещам, которые были любимы нами в детстве. Замурзанный плюшевый заяц дороже новых игрушек — ведь тот заяц мамин! Тепло родительского дома ощущается ребенком через семейные предания, через вот этого самого замурзанного зайца. И сколько мы можем дать детям такого тепла!
ГНЕЗДО «УВЕСЕЛИТЕЛЬНЫХ ПТИЦ»
— Мам, давай рассмотрим камни! — Дети волокут по полу холщовый мешок, набитый камнями.
— Посмотрите сами, мне некогда.
— Нет, мы хотим рассматривать с тобой!
Все повторяется, ничего не проходит. Эти камни — черно-белые гальки собирали мои родители на крымском побережье. Мне было семь лет, и я, как все дети, искала только драгоценные камни — сердолики, агаты, аметисты. Мы хвастались друг перед другом коллекциями, разложенными в коробочках на вате. Мои же родители, к большому моему удивлению, собирали камни с рисунками.
«Да ты посмотри, это же профиль Пушкина, как он сам изображал себя на полях! Это чертик, а если перевернуть – клоун! Пейзаж ночного моря, берем?» — родители собрали столько камней, что пришлось переплачивать за багаж. Расстаться с мешком сокровищ они не смогли, хотя работники Аэрофлота от всей души советовали оставить мешок на контроле.
— А это что? — спрашивает меня сын.— По-моему, здесь ничего не нарисовано.
— Не может быть, надо искать, зачем-то же дедушка с бабушкой положили этот камень в мешок.
Ищем и находим птицу — два белых росчерка по черной гладкой поверхности, сверху маленькое белое пятно — голова. Летящая чайка.
Кроме гальки с рисунками, в мешке обнаружились камни, причудливые по форме. Камень — рыбий глаз, камень — акула, камень — камея…
