Иногда кажется, что вы договорились обо всем до последней запятой, но на практике один из партнеров (или даже оба сразу) чувствует, что его эмоционально обделяют. Наверное, это станет ключевой проблемой для судьбы ваших отношений, но вы по крайней мере будете открыты и честны со своим партнером. Вам не придется внезапно бежать, как Джонатану.
Как и большинство «сильных», «одиночки» получают колоссальную помощь от психотерапии, но они редко ею пользуются. Недоверие, боязнь раскрыться и поступиться приватностью – все те черты, которые не дают им соединяться с другими, – делают психотерапию малопривлекательной перспективой. Как ни странно, именно эти проблемы очень хорошо исцеляются методиками, которые безоговорочно принимают личность пациента. Я призываю вас подумать над обращением к специалисту, особенно если вы остро чувствуете одиночество и изоляцию.
Многие годы я вел сеансы групповой психотерапии в медицинском центре для ветеранов Вьетнама. Одним из моих пациентов был тридцатидвухлетний мужчина по имени Боб. Он рос в маленьком поселке в центральной Калифорнии. Юность прошла довольно бурно, он много дрался, но по местным стандартам считался нормальным здоровым парнем. Вообще говоря, он был даже довольно популярным: играл в американский футбол, занимался реслингом, а его постоянная подруга была чирлидером.
Боб окончил школу в самый разгар вьетнамской войны. Его отец был морским пехотинцем, все друзья шли в армию, поэтому мысль избежать призыва даже не пришла ему в голову.
На второй день после прилета во Вьетнам погиб его лучший друг. После этого Боб, по его собственному признанию, как будто оцепенел. За девять месяцев командировки он ожесточился еще больше, что помогало ему пережить ужасы войны. По его оценкам, он убил больше тридцати вьетконговцев. В бою у одной деревни погибло несколько его боевых товарищей. Боб превратился в «берсерка». Он стрелял из пулемета, швырял гранаты, убил двух женщин и даже ребенка. Конец безумию положил осколок шрапнели. У Боба был распорот живот, и после госпиталя его комиссовали.
Дома он попытался вернуться к нормальной мирной жизни и устроился работать механиком. Его школьная любовь успела выйти замуж и уехать, но он женился на Кейт, девушке, которая давно его любила. У них родилось двое мальчиков. Однако Боб все делал автоматически и чувствовал себя чужим в родном городе.
Изнутри меня разъедала ядовитая горечь. Сначала я пытался заглушить ее спиртным – каждый вечер ящик пива. Но стало только хуже. Вы знаете – ночные кошмары и тому подобное. Я начал проводить время в барах, потом включился в травлю хиппи. Ну, знаете, тех ребят, которые обвиняли нас, ветеранов, в этой войне. Я надевал старую каску морского пехотинца и, услышав малейший намек на эту тему, бил придурка. Но самое ужасное творилось дома: я во всем обвинял Кейт, являлся домой пьяным и давал ей пощечины без всякого повода. Хуже всего, что она просто терпела. А чем больше она терпела, тем больше я портил ей жизнь.
Боб угодил в порочный круг модели поведения, называемой «каратель». Агрессию, без которой невозможно было выжить во вьетнамском аду, не удалось выключить после возвращения на родину.
Однажды, придя домой ночью, Боб обнаружил, что Кейт, мальчики и все имущество исчезли. Не было даже записки. В пьяном угаре он перевернул все вверх дном, а потом начал ездить по городу на машине и стрелять в воздух. Его арестовали за нарушение общественного порядка – это был уже четвертый его арест по данной статье. На сей раз судья поставил ему ультиматум: полгода тюрьмы или лечение в центре для ветеранов.
Большинство «карателей» в критический период своей юности и взросления познакомились с жестоким насилием. Воспитатели Боба постоянно внушали ему, что «мужчина должен быть сильным», и у него сформировался такой навык межличностного взаимодействия, как агрессивность. Однако любовь в его семье тоже была.
Хрупкое равновесие между гневом и нежностью нарушила война во Вьетнаме. Боб попал на нее на важнейшем этапе своей жизни – окончательном взрослении подростков. От успешного завершения этапа зависят их жизни на многие годы вперед. Когда Боб прибыл во Вьетнам, ему было всего восемнадцать лет – скорее мальчик, чем мужчина. Ужасы, которые его там встретили, требовали экстремальных адаптивных реакций. Это было онемение, о котором он говорил, и притупление навыков общения, которым он научился в период взросления. Остались только агрессия и гнев, и они стали его спасением во вьетнамских джунглях.
Есть, конечно, много «карателей», никогда не бывавших на войне. Но если внимательно изучить их детство, часто обнаруживаются события, которые для маленького ребенка равноценны аду боя. Трехлетний малыш, который смотрит, как пьяный отец бьет маму, а потом в ужасе понимает, что на очереди он сам, будет видеть мир жестоким, порочным и угрожающим жизни местом. В моей практике был крайний случай таких переживаний: один мой клиент-«каратель» в семь лет увидел, как его отец забил маму ножом. До смерти. Такие травмы, не скомпенсированные любовью, признанием, поддержкой и чувством эмоциональной безопасности, часто превращают ребенка во враждебного, агрессивного, неуравновешенного человека, который верит, что, если не добраться до «них» первым, «они» доберутся до него. Он растет и становится той самой пороховой бочкой, которая готова взорваться.
Женщины инстинктивно держатся от «карателя» подальше. Его внешний вид и манеры часто выдают клокочущий в нем гнев. Из-за отказов он острее чувствует горечь, злится и еще сильнее отпугивает окружающих. Это замкнутый круг.
Конечно, он хочет женского общества и нуждается в любви. Когда его потребности становятся слишком сильными, он вполне способен включить своего рода суровое обаяние, которое очень привлекает «слабых» женщин. Такие партнерши как будто чувствуют потребность «карателя» в поддержке, но кроме того их притягивает аура мужественной опасности, которая его окружает. Кейт вспоминала, что, когда она столкнулась с Бобом после его возвращения из Вьетнама…
…он был такой милый и застенчивый, почти как маленький мальчик. Я тогда работала в банке, а он дожидался, пока освободится именно мое окошко. Примерно после третьей нашей встречи в банке он пригласил меня на свидание. Я чувствовала, что с ним что-то не так, что он несчастлив, но, конечно, верила, что смогу все исправить. Главное, он казался мне очень смелым парнем.
Кейт была «милой слабой». Ей больно думать об ужасах, которые пережил Боб, и она очень хотела стать ему верной, надежной женой. Еще до свадьбы она почувствовала, что семья – это как раз для нее. Но Боб, как и большинство «карателей», недолго сохранял очаровательные манеры.
Я видела его проблемы с алкоголем, понимала, что в его душе засели демоны войны. Когда мы обручились, я постепенно получала представление о том, каково это, когда они берут над ним верх. Очень скоро я забеременела и иногда задумываюсь, решился бы он на брак, если бы не это.
Чувствуя себя обязанной помочь мужу, Кейт не свернула с пути доброты и поддержки, даже когда он стал применять насилие. Конечно, она сама позволяла ему бить себя, хотя они оба об этом не подозревали. Порочные схемы поведения и агрессия не исчезали, а усугублялись, и Кейт ушла. Этот шаг спас обоих, ускорив кризис, повлекший за собой вмешательство и лечение.
Если вы попали в жестокую модель поведения «карателя», немедленно обратитесь за профессиональной помощью. Исправить такую модель взаимоотношений невероятно сложно. Когда-то в прошлом вы, наверное, были вынуждены прибегать к физической агрессии, чтобы выжить, но теперь она заставляет еще яростнее сопротивляться. Любые советы, которые вы найдете в книгах, мало помогут.
Думаю, вам, скорее всего, не понравится идея обратиться за помощью к психотерапевту, но я призываю вас внимательно оценить альтернативу. Ваша жизнь, вероятно, далека от той, какой вы ее представляли себе. Поэтому маловероятно, что вам удастся самому быстро изменить свою жестокую модель поведения без поддержки и руководства профессионала.
Эмоциональный перелом у Боба произошел в нашей группе. Так как другие ветераны мужественно переносили свои вьетнамские кошмары, его стена враждебности дала трещину. Во время одного из сеансов он слушал, как мужчина бичевал себя за то, что убил маленького мальчика-вьетнамца. Боб не выдержал и начал кричать на него: «Слушай, ты вообще не виноват! Тебя самого пытались убить вьетконговцы! Там вообще никому нельзя было верить!» Он кричал, что сам делал то же самое, а потом… Потом все накопленные воспоминания и эмоции, которыми он не позволял себе ни с кем поделиться, вырвались наружу. Он закрыл лицо руками, его начало трясти. Боб вскочил и хотел выбежать из комнаты, но человек, говоривший первым, задержал его. Двое мужчин, с детства приученных отрицать свою ранимость, умевших убивать, повидавших непередаваемые ужасы, через десять лет после войны наконец нашли исцеляющий баланс, которого никогда раньше не знали.
