В то время как у более социально ориентированных индивидов присутствует так называемое свойство «бабочки», заставляющее их вступать на поиски своего социального статуса, и их самоотчуждение является результатом излишней обеспокоенности своим имиджем, который они стараются поддерживать в глазах общества, у более сексуально-ориентированных личностей аналогичный процесс имеет место в отно- шёнии поиска «сексуальных аплодисментов», стоящего за культивированием сексапильности. Страсть быть приятным и привлекать поляризует внимание личности в направлении внешних проявлений ее бытия за счет глубины эротических и эмоциональных переживаний - что часто способствует появлению фригидности у женщин.
Джодоровский (Jodorowsky) дал глубокое описание такой ситуации в своем эссе о сексуальном супермене, у которого сотни рук и тысячи пальцев, на каждом из которых имеется половой орган или язык, что позволяет ему совершать половой акт, достигая высочайших стандартов, однако его сосредоточенность на эффективности его действий трагическим образом не оставляет ему возможности наслаждаться самому [172].
Признавая значение экзистенциального момента в энеатипе III (легко объяснимого, исходя из его места в энеаграмме), полезно выйти за пределы интерпретации страсти к одобрению как подмене любви или косвенного выражения желания любви. Как бы ни было важно признать истинность этого, я думаю, что необходимо рассмотреть ту точку зрения, что постоянная борьба энеатипа III за получение «нарцистической подкормки» поддерживается самоосуществляемым обеднением, которое, несомненно, возникает как следствие оттока психической энергии в сторону игры в жизни, оцениваемой глазами других людей.
Я думаю, стоит уделить должное внимание этому процессу, при котором безумное возбуждение «гонимой эго» личности создает потерю бытия, - что, в свою очередь, толкает на поиски бытия в царстве внешнего, ведь истина, несомненно, способна освободить нас, истинный взгляд на вещи в этом порочном круге может высвободить энергию и внимание индивида и сфокусировать их на том, чего они привыкли избегать - и что потенциально несет болезненные ощущения - на своей внутренней сущности.
В бешеной погоне за достижениями, общественным статусом, аплодисментами, а отсюда - не имея возможности остановиться и заглянуть внутрь своей сущности, энеатип III как бы повторяет сам себе столь популярное в Америке приказание: «Не стой там, делай что-нибудь», тогда как на самом деле таким людям нужно давать обратное указание: «Не делай ничего, стой там».
Психотерапевтам важно понять, что эти люди «в маске», которым обычно трудно оставаться одним и которые испытывают сложности, отделяя себя от переигрываемых достижений, могут извлечь для себя большую пользу, поставив перед собой задачу увидеть собственное лицо и осознать «потерю лица» как результат того, что они избегали смотреть в зеркало.
Поскольку внутренняя сущность есть нечто совершенно для них чужеродное, то, что с точки зрения их мира, основывающегося на форме и количестве, как бы вообще не существует, медитация - в особенности медитация, подчеркивающая пассивность, - может показаться этим людям абсолютно неинтересной и бессмысленной. Однако, если применить к поставленной задаче интеллектуальное убеждение или воспользоваться личным доверием, можно добиться того, что внимательное наблюдение за этим «бессмысленным сидением» заставит сфокусироваться на скуке и бессмысленности существования, а это в дальнейшем даст им возможность осознать трагедию неспособности получать жизненную энергию через живое чувство существования.
Глава 8
Трусость, Параноидальный характер и обвинение
Энеатип VI
1. Теория сущности.
Номенклатура и место на энеаграмме
Для обозначения и фиксации энеатипа VI Ичазо (как мы уже упоминали в предисловии) использует понятия «робость» и «трусость» соответственно.
Робость может рассматриваться как чувство беспокойной нерешительности или подавление действия ввиду наличия страха, но, если это так, тогда значение этого термина мало отличается от значения понятия «страх», которое я буду использовать для обозначения главенствующей страсти этого типа характера.
Однако, если мы будем использовать понятия «страх» и «трусость» для обозначения главенствующей страсти энеатипа VI, мы вынуждены будем при этом отметить, что - как в случае с гневом и другими эмоциями - это важное эмоциональное состояние не обязательно проявляется непосредственно в поведении. Оно может проявиться иначе, в виде сверхкомпенсации - сознательной позиции геройских устремлений. Противопоставленное фобии отрицание страха по сути своей ничем не отличается от маскировки гнева чрезмерной мягкостью и контролем, а также маскировки эгоизма чрезмерной уступчивостью и других форм компенсации, демонстрируемых рядом характеров, в особенности некоторыми подтипами.
Более характерным, нежели страх или трусость, для многих личностей, принадлежащих к энеатипу VI, может быть наличие тревоги - этой производной страха, которую мы можем охарактеризовать как страх без осознания внешней или внутренней опасности.
Хотя страх и не относится к числу «смертных грехов», трансценденция страха вполне может стать краеугольным камнем истинных христианских идеалов в той мере, в какой она доводит Imitatio Christi (подражание Христу) до уровня несомненного героизма. В этой связи интересно будет отметить, как сместился христианский идеал от представлений первых христиан-мучеников до идеала, пронизанного отношением, которое Ницше критиковал, называя его «рабской моралью» (хотя в последнее время, по крайней мере в Южной Америке, церковь вновь стала героической, вплоть до мученичества).
В отличие от представления о добродетели древних греков (arete), где особо выделялось мужество, идеал христианского общества, как отмечал Ницше, предполагает чрезмерное послушание авторитетам и дисбаланс в пользу контроля Аполлона над экспансивностью Диониса.
Так же, как мы можем проследить деградацию в христианском сознании от мужества до трусости, можно говорить и о деградации в понимании веры и христианском мироощущении. В протоанализе вера рассматривается как психокатализатор, который можно представить себе в виде неких ворот, через которые возможно освобождение от рабства неуверенности, разительно отличается от значения этого слова в обычных религиозных рассуждениях, а именно - строгого следования набору определенных догм.
Как я собираюсь указать в психодинамическом анализе, непременный двойник страха, я думаю, может быть обнаружен в самоуничижении, самопротивопоставлении и самообвинении - превращении в собственного врага, - что, видимо, предполагает: лучше противостоять себе (присоединяясь к ожидаемой внешней оппозиции), чем встретить внешнего врага. Определение параноидального характера, приведенное в DSM-III, уже, чем понятие энеатип VI, так как последнее включает три разновидности параноидального мышления, которые предполагают различные способы преодоления тревоги. Еще одно определение - это фобический характер в психоанализе, отраженный в DSM-III как «избегающая» личность, а также в синдроме «зависимой» личности, хотя существует разновидность личности, в большей степени об- сессивная, обычно диагностируемая как смешанное расстройство личности - среднее между параноидальным и об- сессивным характером.
2. Предшествующие описания характера в научной литературе
В классификации личностей Курта Шнайдера нашему энеатипу VI соответствует образ фанатика, однако такое описание отображает не весь спектр этого характера.
Мы можем сказать, что параноидальный, или подозрительный, характер есть скрытая форма расстройства личности, которая в числе крайностей умственной патологии была известна уже Крепелину как параноидальная шизофрения. Касаясь изначально заложенного в характере параноидальных шизофреников мрачного восприятия, он отмечает [173], что, попутно с ощущением себя объектом враждебности и т.п., они обнаруживают в себе «сочетание неуверенности и чрезмерной переоценки собственного „я", которое проявляется в том, что пациент враждебно противостоит воздействию, побуждающему его бороться за жизнь и пытаться избежать этого воздействия посредством внутренней экзальтации».
Разделяемая сегодня многими концепция параноидального характера обогатилась исследованиями и наблюдениями Фрейда по параноидальной шизофрении. То, что Фрейд говорит о последней, особенно в отношении дела Шребера, теперь рассматривается шире, как соответствующий характерологический синдром. Хотя немногие сейчас продолжают придерживаться сексуальной интерпретации паранойи как защиты от гомосексуальных отношений с одним из родителей, однако более полная интерпретация Фрейда нашла подтверждение в общем положении, что параноидальная ненависть - это защита от любви. Я думаю, что это утверждение можно считать справедливым, если мы рассматриваем такую защиту не как нечто направленное в первую очередь против инстинктивной или эротической любви, но как защиту, направленную против искушения обольстительной «любви через уступку», - защиту, которую в подрастающем ребенке порождает страх.
