каким для них был я. Для пациента, о котором я рассказываю, я был представителем Эдипова комплекса, который он отвергал. Однако по той же причине он оставался связанным со мной и с психоанализом. Постоянно отвергая меня, он обеспечивал себе регрессивную гавань, нарциссический идеал, который защищала всемогущая Мать. Он сместил вниз конфликт между хорошей и плохой Матерью, который он спроецировал на меня, не отказавшись при этом, тем не менее, от тайных поисков отцовского фаллоса за образом Матери или в ее чреве. Именно по этой причине маргинальность связана с постоянной провокацией и неустанными нападками па отцовский принцип и обусловленное им пространство. Эти бесконечные атаки доказывают, что Отец всегда находится там. Нарцисс выступает против Эдипа, однако вся его организация строится на Эдипе в его негативной форме, механизме, который я называю «псевдо-Эдип», или «Эдип наоборот», как я уже отмечал выше.
Маргинал может выработать антиэдипову идеологию (роль которой в психической экономии нам еще предстоит уточнить), целью которой будет отрицание и нарциссическая дезинвестиция Эдипова комплекса. Однако все ее содержание фактически приклеивается к Эдипову комплексу самыми разнообразными способами, которые легко определить и которые можно систематизировать. В нарциссической речи Эдип может выдать свое присутствие благодаря следующим факторам:
1) противопоставление: «Ты говоришь это, а вот я утверждаю противоположное». И ему вполне достаточно одного противопоставления (идея причинности исходит от Эдипова комплекса и от отца), поскольку нарциссический пациент отрицает какую-либо аргументацию («Причина превыше всего!» – говорил Лакан);
Подстегивание:. «Ты недостаточно эдипов». Группа немецких психоаналитиков развернула кампанию против своих отцов-аналитиков, которые, по их мнению, не оказали достаточного сопротивления пацификации. Некоторые из подобных нападок, безусловно, оправданны. Другие же не всегда принимают во внимание то положение, в котором находились эти психоаналитики, так что за подобным поведением этих «поборников справедливости» скрывается садистическая атака Оно, замаскированного под Сверх-Я98; инверсия, или «возвращение к отправителю»: «Ты мне запрещаешь, а я запрещаю тебе запрещать». Это не мешает прибегать к интеллектуальному терроризму, проецируя «терроризм» на закон. Впрочем, в определенном смысле он прав, поскольку отказывает в праве на существование Эдипову комплексу (и закону), а эдипов порядок, просто потому, что он существует, переживается им как кастрация.
Нарциссический пациент поддерживает это равновесие между нарциссическим решением и подавлением эдиповой перспективы благодаря занимаемой манихейской позиции, когда все хорошее находится на его стороне (нарциссический идеал), а все плохое – по ту сторону99.
Манихейство может все же давать осечки. Мы довольно часто замечаем, что особое насилие, которым нарциссический пациент наделяет своего противника (равно как и демонстрируемое по отношению к нему презрение, неизменная отчужденность), свидетельствует о постоянном жгучем внутреннем сомнении в правильности его собственной системы.
Конфликт нарциссического психоаналитика вынуждает его избегать эдиповой ситуации, с которой он, тем не менее, постоянно сталкивается в процессе работы, чем и объясняется его парадоксальная чувствительность к данной позиции. Таким образом, он будет испытывать двойное искушение. Либо открыто регрессировать в нарциссический режим Матери с глобальной ориентацией на язык, речь, абстракцию и циклическое нарциссическое теоретизирование, которое черпает свои основания в собственной же спекуляции, и, теряться в эстетических и философских тайнах, либо он будет проецировать всю эту глубинную проблематику вовне, на реальность, но реальность приспособленную ad hoc100 (окружающая среда, социальные и экономические факторы, общество, воспитание, капитализм и так далее).
Такая «ангажированность» снимет с него чувство вины, поместив за пределы внутреннего пространства, над которым он отныне будет смеяться (Inneschau101, предмет насмешек немецкого аналитика).
Он отринет эпистемологическое удовольствие и заменит его нарциссическими поисками чистой иллюзии, лишенной всякой материальности.
Теперь мы должны задать себе вопрос о том, какую позицию занимает нарциссический пациент по отношению к другому или, скорее, к другим. Для нас это основополагающий вопрос, поскольку его тенденция к экспансии, сопровождающейся соблазнением и захватом тех, кого он намеревается увлечь за собой, ставит перед психоанализом проблему выживания. Итак, нам следует рассмотреть глубинные истоки этого особенного типа нарушения принятого нами порядка.
Способ, которым нарциссический пациент позволяет себя обнаружить, представляет собой составную часть нормальной эволюции подростка, который внезапно, в какой-то момент, осознает, что его самооценка претерпела изменения. Открытие, основывающееся на кинестезии, – подросток дает этой кинестезии интерпретацию; вдруг у него возникает впечатление, что он отличается от других и превосходит их. Речь идет, прежде всего, о членах его семьи, но не только, как мы это увидим в дальнейшем. Здесь я оставляю в стороне вопрос о возможной патологизации психических воздействий подобной кинестезии, иначе это уведет нас слишком далеко. Тем не менее, воздействия этой патологизации перекрывают и прячут основной процесс наподобие того, как у дерева с пышной листвой корни остаются полностью невидимыми. Очень важен тот факт, что подобное ощущение ставит подростка за рамки его семьи и выталкивает его из социальной среды, па которую он будет проецировать истоки того, что происходит, в виде чувства заброшенности, непонимания, несправедливого и жестокого обращения и так далее. Его включение в общество будет нарушено. Подросток будет защищаться, возведя стену, за которой он организует свое одиночество, причем он не только скроется от других, но начнет противопоставлять себя им, жестко, на особый манер, и перегибы будут свидетельствовать о ненадежности этой защитной стены. Не стоит напоминать, что это систематическое противопоставление не имеет позитивного значения, которое имеет «нет» ребенка анального возраста наоборот. Впрочем, он будет прав, ссылаясь на непонимание эдипова мира, поскольку, изголодавшись по нежности (он хотел бы чувствовать поддержку в своей глубокой печали), он станет отрицать и отвергнет этот подход со всей присущей ему горячностью, и это будет делом чести для его нарциссизма («это отвратительное желание быть любимым», о котором говорят Делез и Гаттари в «Анти-Эдипе»), а наблюдателя приведет к противоречию.
Встает проблема идентификации и идентичности нарциссического пациента и как мы уже видели, он коренным образом противопоставляет себя эдипов; процессу. Все так же по определению нарциссический пациент будет идентифицироваться со своим собственным образом, а поскольку подобная идентификация происходит при исключении, каких бы то ни было, компонентов влечения, он: остается поверхностной и одновременно застывшей, удаленной от устремлений, ведущих к созреванию. И все же, нарциссический пациент живет в области бее конечного и безграничного, унаследованной от пренатальной жизни, а следовательно, стремящейся к расширению. Он будет проецировать соответствующе чувство (одну из составляющих его специфической кинестезии, поскольку в чрево матери не существовало никого другого, кроме него, сливающегося с его собственным миром) на себе подобных, то есть на тех, с кем он оказывается связанным «точкой сходства»102, на нарциссическую группу, состав которой будет определяться – для каждого из ее членов
