Клаудио НАРАНХО - ХАРАКТЕР И НЕВРОЗ

Не составляет особого труда понять связь между двумя описанными чертами характера: сверхадаптация к окружающему миру была бы слишком болезненной без самозабвения.

Как самоотчуждение, так и сопровождаемое самоотречением чрезмерное приспособление предполагают в характере смирение - отказ от самого себя, отречение от себя и от жизни, как будто личность выработала для себя стратегию притворяться мертвым, чтобы остаться в живых (при этом становясь духовно мертвым для жизни, ради жизни). Хотя смирение лежит в основе сверхадаптации, оно требует отдельного рассмотрения в свете той роли, которую в этом характере играют черты, включающие в себя лень по отношению к собственным нуждам, умиротворенность и добровольный отказ от своих прав или неспособность отстоять их.

Близкими к доминирующей в этом характере ориентации на сверхадаптацию, к таким обобщенным чертам характера, как «доброта», «добродушие», «беспомощность», «способность прощать» и прежде всего - «самоотречение», можно считать такие черты энеатипа IX, как «сердечность», дружелюбная жизнерадостность и экстравертная веселость «циклотимика». Кажется, что такая веселость - это одно из проявлений склонности принимать себя несерьезно, чтобы не давить на окружающих, так же как дружелюбие поддерживается в таких людях способностью быть для другого чем-то большим, нежели для себя. Эта склонность к жизнерадостности и гипоманиакальная сторона характера «висцеротоников» были хорошо известны Диккенсу, который в романе «Дэвид Копперфилд» представил нам великолепный портрет одного из них в лице мистера Микобера. Сверх- приспосабливаемые личности обычно любят детей и животных, им доставляет наслаждение работать в саду. В отношениях с окружающими такая личность обычно ведет себя как хороший слушатель, человек, который всегда готов помочь, он утешает их, сочувствует и, возможно, сострадает им.

Личностей энеатипа IX обычно описывают как непритязательных. Их самооценка обычно низка, что приводит к самоотречению в отношении их потребности в нарциссизме. Их отношение к превосходству и блистательности также невысоко, и они, вполне возможно, пренебрегают собственной внешностью. Характерная для этих людей заурядность и простота, возможно, проистекают от того, что эти люди отказались от стремления превосходить и блистать. (Энеатип IX не стремится ни блистать, как III, ни быть лучше всех, как I.) Хотя, казалось бы, личности этого характера оставили надежду на признание, в них присутствуют глубокая подсознательная жажда любви, проявляющаяся в самозабвенном смирении, и скрытое желание быть вознагражденным любовью. Чувство собственной значимости, так же как и чувство бытия, у энеатипа IX находит удовлетворение не во всеобщем одобрении, а через косвенное соучастие, когда человек живет жизнью окружающих: утраченная личность становится личностью через симбиоз с семьей, нацией, партией, клубом, командой и т.п. Здесь мы можем говорить о поиске внутреннего мира через соучастие на уровне чувств, семейном уровне либо на уровне каких-либо больших групп.

Множество черт характера, проявляющихся в процессе составления кластеров дескрипторов, имеют отношение к такой черте, как роботизированность. Сверхприспособляемые личности - рабы своих привычек. Они просто скованы постоянством и обыденностью. Шелдон говорит это обо всех висцеротониках. Они чрезмерно поглощены сохранением собственного внутреннего равновесия. Как следствие, они имеют склонность к консерватизму и привыкли жестко следовать устоявшимся нормам. Та же черта, мне кажется, лежит в основе чрезмерной привязанности к обыденному, к коллективным установкам «как надо делать» [205]. Роботизацию, конечно, можно рассматривать как потерю внутреннего мира и самоотчуждения. В целом можно прийти в удивление от парадокса, заключающегося в том, что этот трудоемкий, полный страданий жизненный путь базируется на страсти к комфорту: психологическому комфорту, приобретаемому за столь высокую цену, что, как упоминалось выше, практики-биоэнергетики относят личностей энеатипа IX к мазохистским.

Из всего вышесказанного ясно: личности энеатипа IX смотрят на жизнь с позиции нежелания видеть, что приводит к чрезмерному упрощению внешнего и внутреннего мира, сокращению способности заглянуть в самую суть своей души, а также к интеллектуальной лени: качеству простаков, проявляющемуся в чрезмерной конкретности и педантизме. Не удивительно, что утрата внутреннего мира и способности заглянуть в суть явления влечет за собой в духовном плане потерю тонкости сознания, необходимого для поддержания чувства бытия вне множества переживаний в сенсомоторной области.

Тот факт, что пертурбация сознания присутствует в этих различных обскурациях, похоже, подтверждается тем, что личности энеатипа IX описывают себя как рассеянных, легко приходящих в смущение, иногда жалуются на плохую память. Мне кажется, что личности энеатипа IX часто становятся виновниками различных поломок или жертвами несчастных случаев, - я думаю, что это наблюдение может стать основой для статистического исследования факта связи между гибелью людей в автомобильных катастрофах и чрезмерной полнотой водителей. Природа этой проблемы внимания кроется в том, что у этих людей проблемы с концентрацией внимания - что приводит к стремлению уйти из центра области переживаний на ее периферию. Эта рассеянность сопровождается, однако, намеренным стремлением личности отвлечь свое внимание как бы под действием желания не переживать или не видеть. Телевидение, газеты, шитье, кроссворды и тому подобные занятия, вкупе со сном, используются ими в целях наркотизации или «онемения».

Когда я впервые изложил свои взгляды на соответствие структуры характера и доминирующих механизмов защиты, я не мог подыскать такого термина, который с наибольшей полнотой отражал бы способ, который энеатип IX использует для того, чтобы избежать внутренних переживаний вследствие внимания, проявляемого к окружающему миру. Наиболее подходящее, на мой взгляд, - это определение «наркотизация», которое я позаимствовал у Хорни, - так как значение, приданное ею этому термину, не ограничивается потерей осознания, но точнее раскрывается как «погружение себя в сон» путем погружения в работу или же с помощью таких стимулирующих средств, как телевидение или чтение газет. Позднее я обнаружил, что этот самоотвлекающий маневр был частично описан Эрвингом Полстером термином «дефлексия», используемым в гештальт-терапии.

«Дефлексия - это невротический механизм [206], используемый для ухода от прямого контакта с другой личностью. Это способ выпустить пар, не проявляя этого действия в контакте. Напряженность снимается с помощью многословия, крепких выражений, отшучивания; тем, что говорящий избегает конкретности и прибегает к абстрактному, говорит не по существу, приводит неподходящие примеры или не может их вообще привести, вежлив вместо того, чтобы быть точным, пользуется стандартными выражениями вместо естественного языка, заменяет умеренные эмоции чрезмерными, говорит о чем-то, но ничего не говорит по поводу или отбрасывает всю важность того, о чем только что говорили. Все это смягчает жизнь. Действие - вне цели; оно незначительно и имеет меньшее значение. К дефлексии может прибегать равно как инициатор контакта, так и респондент. Инициатор дефлексии чувствует, что он не получает того, чего добивается, что его усилия не приносят ему желаемого результата. Более того, он не может понять причину неудачи. Респондент, который подвергает дефлексии усилия собеседника, как если бы у него в руках был невидимый щит, часто чувствует себя бесчувственным, человеком, которого ничего не трогает, который испытывает скуку, смущен, духовно пуст, циничен, нелюбим, не интересен никому и вообще лишний. Когда же подвергшаяся дефлексии энергия вновь возвращается, она направлена на свою цель и ощущение контакта значительно возрастает» [207].

В то время как Полстер говорит нам о смягчении межличностного контакта, я все же считаю, что характерный для психологической структуры энеатипа IX механизм защиты предполагает сходный процесс также и в случае контакта с самим собой или вообще контакта в самом широком смысле этого слова. (Я вспоминаю одного человека, которого можно было назвать «телеманьяком», который любил слушать новости во время приема пищи. Я полагал, что причина этого в основном кроется в желании избежать личного контакта за столом, но вдруг мое внимание привлекло действительно важное сообщение в разделе международных новостей. И тут я заметил, что, как только передавали что-либо важное, слушать становилось невозможно, так как он сразу начинал говорить или иногда переключал телевизор на футбол.) Механизм отхода от действительно важного на периферию события можно рассматривать как основополагающую «защитной экстраверсии» как таковой в «автоинтранцептивном» энеатипе IX. Я предлагаю называть его просто - «самоотвлечение».