Если у родителей двое детей и одного кормят до отвала, тогда как другой голодает, несправедливость налицо. Никто бы не осуждал умирающего от голода ребенка за то, что он стащил печенье с ломящейся от еды тарелки брата или сестры. Но когда эти дети, став взрослыми, включаются в гонку за успехом, приходят в несправедливую рабочую среду или выбрасываются в этот вопиюще несправедливый мир без работы и средств к существованию, мы можем ожидать преступлений, и мы их получаем. Пожалуйста, услышьте меня: я не ратую за социалистическое решение. Я ратую за справедливое решение. Не обязательно быть родителем-социалистом, чтобы просто дать своим детям дом и семью.
Корпоративная этика нередко является инструментом морального формализма, навязывающим работнику двойные, выгодные для работодателя стандарты. Банковский кассир, неэтично ворующий у банка небольшие суммы, закрывает глаза на то, что банк неэтично ворует миллиарды долларов у слабых и обездоленных. Наверняка он оправдывает себя тем, что его преступление — мелкие кражи у богачей — не так предосудительно, как безжалостный грабеж бедных. Биржевой маклер, который неэтично занимается инсайдерскими торговыми операциями, закрывает глаза на то, что его компания неэтично вводит в заблуждение общественность своими якобы несметными богатствами, продвигая на рынок не имеющие никакой ценности акции. Маклер, естественно, тоже не считает свое преступление таким уж преступлением. Корпоративная этика — это часто свод правил и норм поведения самозванцев и фарисеев. Как могут эти ханжествующие моралисты, которые ради денег готовы грабить и убивать, требовать, чтобы их работники были кристально чистыми и думали исключительно о благе корпорации?
Слишком часто корпорации хотят иметь честных сотрудников не потому, что возводят в культ честность, а потому, что выгоднее иметь честных сотрудников, чем нанимать воров. Тем не менее воровство в корпорациях воспринимается как обычный бизнес и обычно защищается законом. «Стукачей», которые доносят на своих коллег по работе, всячески приветствуют и поощряют, но, опять же, не по моральным соображениям — что воровать нехорошо, а по причине того, что «стукач» экономит корпорации прибыль, которая в противном случае была бы потеряна.
А что же законы? Даже законы разрабатываются не ради торжества правосудия и справедливости. Законы не этичны. Они используются власть имущими для удержания своей власти. Законы охраняют власть — власть денег. Совершенное зло почти всегда признают прецедентом, вместо того чтобы осуществить правосудие, изменив несправедливый закон.
Как тогда нам преуспеть в спорах? Ни в одной игре нельзя преуспеть, если выходить на игровое поле с завязанными глазами. То же касается и рабочей среды. Если у нас есть четкое, ясное понимание бюрократической системы, в которой мы вращаемся, если мы можем определить, кто услышит наши аргументы и почему, мы можем спорить и побеждать.
Вы уже знаете, когда следует, а когда не следует спорить, вы уже знаете, как быть убедительными, как понимать силу и власть, как слушать, как разрабатывать и излагать свою аргументацию, и многое другое. Эти инструменты, эти методы, эти скромные рекомендации, которые очень помогали мне на протяжении всей жизни, послужат вам хорошим подспорьем на профессиональном поприще. Однако, на тот случай, если я пробудил в вас мятежный дух, хочу оговориться, что бунтари редко добиваются успеха. Бунтарей не понимают, а люди боятся тех, кого они не понимают. Кроме того, одно дело — действительно отстаивать свое достоинство и авторитет, и совсем другое — форсить, надувать щеки и поднимать шум. Я не против открытого и принципиального отстаивания своей позиции. Я против того, чтобы устраивать из этого шоу. Такая стратегия редко увенчивается успехом. Человек, молча живущий по своим моральным принципам, убеждает больше, чем горлопан, кричащий о них направо-налево.
Успех — это всего лишь концепция, идея — ваша идея. Когда глава крупной корпорации входит в зал суда для дачи показаний против моего клиента, его часто сопровождает целая свита раскланивающихся, расшаркивающихся, улыбающихся подхалимов, которые открывают ему двери, передают бумаги и постоянно убеждают его в его важности. Этот человек не обладает настоящей мудростью. Он почти не знает себя. Все, что он знает и умеет, — это идти по головам других, поднимаясь по социальным и карьерным лестницам. Я не считаю его успешным, даже если он выйдет на пенсию с «золотым парашютом» в двадцать миллионов долларов. Но это мое личное мнение.
Я считаю успешным технического работника, который убирается в офисе гендиректора, чинит ему мебель и моет окна. Этот рядовой работник написал стихотворение и изобрел способ удаления ржавчины с офисных радиаторов без химикатов. Он помогает детям гендиректора с уроками, оплачивает его счета и высказывается против несправедливости всякий раз, когда с ней сталкивается. Он не требует, чтобы окружающие подтверждали его важность. Он важен для своих родных, для своих друзей, для себя. Преодолевая жизненные невзгоды и набираясь житейской мудрости, он стал личностью. Обладай он способностью разрабатывать самые убедительные аргументы и вести самые искусные споры в истории человечества, он, вполне возможно, никогда бы ей не воспользовался. Я считаю его успешным. Но это мое личное мнение. Ваше мнение будет зависеть от того, что вы вкладываете в понятие успеха.
Альтернативный способ обитания в бюрократических джунглях. Возможно, существует еще один способ выжить в корпоративных и государственных джунглях. Он требует точки зрения, идущей вразрез со святой святых многих корпоративных и государственных служащих — защищенностью. Я предлагаю набор странных гипотез: чем больше человек стремится к защищенности, тем меньше он будет защищен. И далее: чем больше видимая защищенность, тем меньше реальная.
Защищенность — не в работе. Защищенность — не в деньгах. Работа, пенсии, должности — всего этого могут лишить те, кто все это дал. Достаточно вспомнить, как в каком-то году корпорация General Motors уволила 75 000 рабочих накануне Рождества. Тысячи людей, посвятивших свою жизнь этой корпорации, потеряли работу. Для некоторых это было равносильно смерти. Деньги тоже можно потерять в результате инфляции или девальвации. Пенсии могут оказаться мизерными или вовсе несуществующими. Пенсии, на которые люди годами работали, чтобы обеспечить себе достойную старость, урезаются умными корпоративными юристами. Работник, который зависит от корпорации или государства, предоставляющих ему работу или пенсию, защищен меньше, чем кто-либо. Работник — это всего лишь цифра. Цифра, которую можно увеличить или уменьшить по финансовым соображениям. Простым росчерком пера можно за секунду сократить тысячи рабочих мест.
Можете представить, как топ-менеджеры компаний работают над цифрами? Они должны сокращать бюджет. Иногда это не связано с прибылью или улучшением качества продукции. Иногда сокращение расходов преследует краткосрочные цели: угодить биржевому аналитику, добиться назначения на руководящий пост или, что еще хуже, просто проявить свою власть. Можете представить, как лица, ответственные за принятие решений, говорят: «К первому марта нам нужно сократить в этом подразделении тысячу рабочих мест» — и вы один из тех, кто подпадает под сокращение?
Это решение касается незнакомого им человека, чья жизнь катастрофическим образом изменится, чья семья может серьезно пострадать, чьи дети, возможно, не поступят в колледж, чей дом может быть отобран за невыплату ипотеки и кто сам может заболеть или даже умереть без должной медицинской помощи. Это решение касается не мужчины или женщины, с которыми они каждое утро здороваются, которых они поздравляли с рождением Бобби и которых они утешали, когда восемнадцать лет спустя Бобби разбился на мотоцикле. Речь не о живом, чувствующем человеке. Речь о цифре. Тысячи штатных единиц будут сокращены. Ничего личного.
