А что же сделал генерал мид? Совершенно противоположное тому, что было ему приказано делать. Вопреки приказу Линкольна, он созвал военный совет. Он колебался, он мешкал. Он посылал телеграммы со всевозможными отговорками. Он решительно отказался атаковать ли. В конце концов вода спала и ли увел свою армию за Потомак.
Линкольн был в ярости. "Что это значит?! - вскричал он в разговоре со своим сыном Робертом. - Великий боже! Что это значит?! Они были уже в нашей власти. Стоило только протянуть руку и они наши, но я никакими словами не мог сдвинуть нашу армию с места. В таких обстоятельствах любой генерал смог бы разгромить ли. Если бы я был там, то мог бы захватить его".
Ужасно раздосадованный Линкольн сел и написал миду нижеследующее письмо. Надо помнить, что именно в этот период своей жизни он был крайне умерен и сдержан в своей речи. И, следовательно, вышедшее из-под пера Линкольна в 1863 году письмо было равносильно строгому выговору.
"Мой дорогой генерал, не верю, что вы способны оценить размер несчастия, заключающегося в бегстве ли. Он был в нашей власти, и мы должны были принудить его к соглашению, которым, учитывая другие наши недавние успехи, могла закончиться война.
Теперь же война может тянуться бесконечно. Если вы не решились атаковать ли в минувший понедельник, когда в этом не было никакого риска, как же сумеете вы сделать это по ту сторону реки, куда сможете взять не более двух третей имеющихся в вашем распоряжении сил? Бессмысленно было бы ждать этого, и я теперь не ожидаю от вас каких-либо крупных успехов. Ваш золотой случай упущен, и я безмерно огорчен этим".
Как вы предполагаете, что сделал мид, когда прочитал это письмо? Мид никогда не видел этого послания. Линкольн никогда не отправлял его. Оно было найдено после его смерти.
Я предполагаю - это только догадка - что, написав это письмо, Линкольн посмотрел в окно и сказал себе: "Минутку. Может быть не стоит спешить. Легко мне, сидя в тиши белого дома, посылать миду приказы вести войска в атаку, а если бы я был под Геттисбергом и видел столько крови, сколько видел ее мид за последнюю неделю, и мои уши пронзало столько стонов и криков умирающих, может быть я тоже не так уж жаждал бы атаки. Если бы у меня был такой робкий характер, как у мида, возможно, я поступил бы точно так же, как он. Послав это письмо, я отведу себе душу, но мида это заставит искать оправдания, вынудит осудить меня. Оно возбудит у него тяжелое чувство, помешает дальнейшему использованию его как командующего, и, возможно, вынудит его вообще уйти из армии в отставку".
Итак, как я уже сказал, Линкольн отложил письмо в сторону, ибо на горьком опыте знал, что резкая критика и выговоры почти неизменно оканчиваются ничем.
Теодор Рузвельт говорил, что когда он как президент сталкивался с какой-нибудь запутанной проблемой, то обычно оборачивался и поднимал взгляд на большой портрет Линкольна, висевший на стене, и спрашивал себя: "А как бы поступил Линкольн, если бы был на моем месте? Как он решил бы эту проблему?"
- 21
В следующий раз, когда мы почувствуем искушение всыпать кому-нибудь по первое число, извлечем из кармана пятидолларовый банкнот, посмотрим на изображение Линкольна на нем и спросим себя: "А как бы поступил в подобной ситуации Линкольн?"
Известен ли вам какой-нибудь человек, кого вам хотелось бы изменить, исправить, сделать лучше? Если да, то великолепно. Я в совершенном восторге. Но почему бы вам не начать с самого себя. Даже с чисто эгоистической точки зрения это несравненно выгодней, чем стараться улучшать других и, между прочим, значительно безопасней.
"Когда человек начинает войну с самим собой, - сказал Броунинг, он уже чего-то да стоит."
Самоусовершенствование, вероятно, займет у вас время до рождества. Затем вы сможете хорошо отдохнуть в праздники, а новый год посвятите критике и исправлению других людей.
Но самоусовершенствование - прежде всего.
"Не пеняй соседу за снег на его крыше, - говорил Конфуций, - когда у тебя самого порог не очищен".
Когда я был молод и изо всех сил старался производить впечатление на людей, то написал глупейшее письмо Ричарду Гардингу Дэвису писателю, который был в то время заметной фигурой на литературном горизонте америки. Предварительно я почерпнул о нем сведения из журнальной статьи и попросил Дэвиса сообщить мне о его методах работы. Несколькими неделями ранее я получил от некой персоны письмо, которое заканчивалось следующим выражением: "Продиктовано, но не читано".
Дэвис не стал себя затруднять ответным письмом. Он просто вернул мне мое, приписав внизу: "Ваш скверный стиль может быть превзойден только вашими скверными манерами".
Несомненно, я совершил ошибку и, может быть, заслужил его выговор. Но, будучи человеком, я обиделся. И обида эта была столь жгучей, что когда через десять лет я прочел о смерти Ричарда Гардинга Дэвиса, то единственная мысль, которая мелькнула в моем сознании к стыду своему должен признаться в этом - было воспоминание о боли, которую он мне причинил.
Если вам завтра захочется нанести обиду, которая способна причинять боль в течение десяти лет и длиться до самой смерти, разрешим себе выпустить жало критики, но давайте не будем считать, как мы считаем обычно, что мы справедливы.
Будем помнить при общении с людьми, что мы общаемся с нелогичными созданиями, с созданиями эмоциональными, обросшими колючими предрассудками и движимыми гордостью и тщеславием. Критика - это опасная искра, которая может стать причиной взрыва в пороховом погребе гордости. Порой случается, что подобные взрывы ускоряют смерть. К примеру, генерал Леонард Вуд подвергся критике и не был утвержден командующим экспедиционной армией, направляющейся во францию. Это нанесло удар по его гордости, вероятно, сократив жизнь. Едкая критика явилась причиной того, что чувствительный Томас Харди, один из прекраснейших романистов, обогативших английскую литературу, навсегда отказался от художественного творчества. Критика толкнула английского поэта Томаса Чаттертона на самоубийство. Бенджамен Франклин, не отличавшийся тактом в юности, стал столь дипломатичен, столь справедлив в обращении с людьми, что был назначен американским послом во францию. В чем секрет его успеха?
- 22
"Я не склонен дурно отзываться ни о ком, - говорил он - и о каждом говорю все хорошее, что мне о нем известно".
Глупец может критиковать, осуждать и высказывать недовольство. И большинство глупцов так и делает.
Но чтобы понимать и прощать необходимо овладеть характером и выработать самоконтроль.
"Великий человек обнаруживает свое величие, - сказал Карлейль, тем, как он обращается с маленькими людьми".
Вместо того, чтобы осуждать людей, постараемся понять их. Постараемся постичь, почему они поступают именно так, а не иначе. Это бесконечно более выгодно и интересно, чем критиковать, это порождает взаимное понимание, терпимость и великодушие. "Все понять - все простить".
Как сказал доктор Джонсон: "Сам бог не судит человека, пока не кончатся дни его".
Почему же должны судить мы с вами?
1.2 Величайший секрет обращения с людьми.
Существует только один путь под небом убедить кого-либо что-либо сделать. Приходилось ли вам задумываться над этим? Да, один-единственный путь - это заставлять другого захотеть сделать это. Запомните, другого пути нет.
Конечно, вы можете заставить человека "захотеть" отдать вам часы, ткнув ему под ребра револьвер. Вы можете принудить служащего к разовому акту повиновения - пока вы не отвернулись от него - пригрозив ему увольнением. Вы сможете ремнем или угрозой заставить ребенка сделать, то чего вы хотите. Но эти грубые методы имеют крайне нежелательные последствия.
Единственный способ, которым могут убедить вас что-либо сделать это предложить вам то, чего вы хотите.
А что вы хотите? Знаменитый доктор Зигмунд Фрейд из вены, один из наиболее выдающихся психологов двадцатого столетия, говорит, что все наши поступки берут начало в двух мотивах: в сексуальном влечении и в желании быть великим.
Профессор Джон Дьюи, наиболее глубокий американский философ, формулирует это несколько иначе. Доктор Дьюи говорит, что глубочайшим стремлением человеческой натуры является "желание быть значительным". Запомним это выражение: "Желание быть значительным". Это очень важно. В этой книге вы очень много услышите об этом.
Чего же вы хотите? Не столь уж многого. Но того немногого, что стало для вас желанным, вы желаете страстно, с настойчивостью не допускающей мысли об отказе.
Почти все нормальные взрослые люди хотят:
1.Здоровья и безопасности.
2.Пищи.
3.Сна.
4.Денег и того, что на них приобретается.
5.Уверенности в своем будущем.
6.Сексуального удовлетворения.
7.Благополучия своих детей.
8.Чувства своей значительности
- 23
Почти все желания удовлетворимы, все за исключением столь же глубокого и властного, как потребность в пище и сне, но оно редко бывает удовлетворенным. Фрейд его называет "желанием быть великим", а Дьюи - "желанием быть значительным".
