Эта убеждённость проявляется в оформлении их внешности, обитаемого пространства, непритязательностью и однообразием которых они очевидно довольны («Как хорошо: скромненько и со вкусом», – говорят они о понравившихся им вещах, интерьерах. При этом добавление «со вкусом» часто является истероидной иллюзией, создаваемой ими для собственного употребления).
Их профессиональные достижения существенны в тех областях, где применяются рутинные, годами не изменяемые технологии.
Истеро-тревожные ставят себе в заслугу то, что они овладевают именно такими – консервативными – производственными инструментами, что «не рвутся в начальство», не требуют улучшения условий труда.
Создание неизменного образа своей профессиональной жизни они считают главнейшим достижением. Способствуя всему этому, считаясь с этим, мы приобретаем в их лице исполнительных лояльных работников.
Эффективное, взаимовыгодное общение с истеро-тревожными строится по тем же правилам, что и с обладателями условного «чистого» тревожного радикала.
Нельзя нарушать договорённостей с ними, создавать обстановку неопределённости, полагаться на их инициативу, оставлять их без поддержки на отдельном участке труда. Если будут выполнены эти рекомендации – уже хорошо. А если вы ещё и похвалите их постоянство и непритязательность (только, ради Бога, не их новое платье – в этом случае они будут смущены и деморализованы на сутки!) – то лучшей атмосферы для сотрудничества с ними не придумаешь.
Теперь рассмотрим сочетание 7, 2 (эпилепто-тревожное). Человек с таким складом характера помогает себе установить тревожный (неизменный и необременительный) режим существования, опираясь на эпилептоидные правила, привычки, которые он вырабатывает с юности и следует им всю жизнь.
Про таких говорят: «По Ивану Ивановичу можно часы сверять». О таких начинают беспокоиться сразу же, как только не увидят их в обычное время на обычном месте.
Трудно представить, что должно случиться, чтобы они отказались от своих привычек.
Важно понимать, что эпилепто-тревожные люди устанавливают правила только для себя, они и в мыслях не претендуют на чужое пространство. И правила эти локальны, они включают всего несколько «пунктов»: во сколько просыпаться, что съедать на завтрак, на обед и на ужин, каким набором инструментов пользоваться на рабочем месте, как избегать встреч с руководством, что покупать в магазине по дороге домой, сколько кусков сахара класть в чай, что смотреть по телевизору и читать перед сном, во сколько засыпать. Всё. То, что за рамками этих правил, – слишком нагрузочно, энергоёмко, а, стало быть, неосуществимо и несущественно.
Внешне эпилепто-тревожные – пример опрятности и аккуратности при неизменном наборе вещей, составляющих их гардероб.
Эпилептоидная страсть к порядку усиливает тревожное опасение не найти нужный предмет на привычном месте. Поэтому в обитаемом пространстве у обладателей сочетания 7, 2 аура сугубой педантичности. Увидев, что какая-то вещица изменила своё местоположение, хозяин этого пространства испытывает страх и тут же исправляет ситуацию.
Опекая каждую мелочь вокруг себя, не давая распространиться беспорядку, эпилепто-тревожный избавляется от необходимости тратить силы на «генеральные» уборки. Замыть, застирать, затереть гораздо легче, чем мыть, стирать и тереть целый день. Тревожная доминанта – наименее энергичная из всех, мы это помним.
В плане профессии это тревожный человек со всеми его предпочтениями, возможностями и ограничениями.
В отличие от тревожно-эпилептоида (2,7), который в первую очередь эпилептоид и потому берётся устанавливать порядки для всех (пусть даже на скромном посту библиотекаря), эпилепто-тревожный эгоистичен и локален, он готов отвечать только за себя. Но на его рабочем месте будет царить идеальный порядок (точнее, там не будет вообще ничего, поскольку инструментарий у тревожного скудный, малочисленный, по определению, и весь он, как правило, спрятан подальше от посторонних глаз).
Общаясь с эпилепто-тревожным, следует помнить, что он, как никто, ценит именно эпилептоидный стиль руководства и охотно становится в положение ведомого по отношению к эпилептоиду. Один распределяет роли, места и обязанности, другой (наш персонаж) их охотно осваивает и реализует, с удовольствием понимая, что, кроме этого, ничего от него требовать не будут.
Интересно, как сочетаются тревожная доминанта с паранойяльной субдоминантой? Пора познакомиться с паранойяльно-тревожным сочетанием – 7, 3. В нём воплощается консерватизм как идеология. Это уже не просто натура, состоящая из маленьких повседневных привычек (как 7, 2); здесь энергии побольше. Паранойяльность, как вспомогательный в этом сочетании инструмент, добавляет масштабности, социальной ответственности, стремления настоять на своём.
Обладатели этого сочетания считают своим долгом убеждать окружающих в том, что ничего в этой жизни менять не надо, что всё и так хорошо, что «от добра, добра не ищут», что «лучшее – враг хорошего».
Я знавал одного довольно высокопоставленного чиновника, который приходил в ужас, когда его подчинённые предлагали какие-то новшества, и проводил с «новаторами» долгие воспитательные беседы, объясняя им, почему это сейчас неуместно, преждевременно, опасно. Это «сейчас» у него растягивалось на всю его профессиональную жизнь.
Во внешний облик, характерный для тревожного радикала, паранойяльность привнесёт склонность носить классические костюмы (что тревожному вполне удобно, ведь «классический» означает ещё и консервативный).
Обитаемое пространство несколько расширится, в нём будет больше признаков деловитости, появятся другие люди (не будем забывать о паранойяльной склонности к лидерству, правда, паранойял-тревожный – это «лидер» топтания на месте, консервации достигнутого. На эти ценности он ориентирует своё «воинство»).
В аспекте профессиональной самореализации обладатели этого сочетания – чиновники (которым, с одной стороны, доверено участие в управлении государством, но, с другой – зачастую категорически запрещено проявлять самостоятельность и инициативу), педагоги (те, кто предпочитает воспитывать детей в консервативном духе), врачи (настаивающие, чтобы их пациенты придерживались режима самоограничения во всём и минимизировали свою активность: «сон – лучшее лекарство», «воздержание – лучшая привычка». Продолжая этот логический ряд, хочется сказать: «лучший покой – вечный», но данный подход, тем не менее, содержит некое рациональное зерно и, следовательно, имеет право на существование).
Выстраивая общение с паранойял-тревожным, бойтесь напугать его своим свободомыслием и излишней поведенческой раскованностью. Он больше всего на свете не любит своих идейных противников.
«Непутёвого ещё можно направить на истинный путь, – рассуждает он, – а вот убеждённого не переубедишь». И старается избегать контактов с теми, кто посмеивается над его консерватизмом, пытаясь навязать ему ту или иную новизну.
Сочетание 7, 4 (эмотивно-тревожное) – это тревожный образ жизни, допускающий присутствия в нём любимых людей, животных, растений, а также милых и скромных эстетических удовольствий.
Радуясь тому, что день прошёл хорошо (т. е. как обычно), человек подобного склада окидывает взглядом своё уютное жилище, милую супругу, сидящую на своём обычном месте всё с тем же вязанием, что и всегда, гладит кошку – добрую старушку, открывает окно в сад, вдыхает аромат цветов и решает, что пора бы и чайку с вареньицем попить. Жизнь, как говорится, удалась!
Это характер «старосветских помещиков» – людей скромных и по-своему добрых, крепко привязанных друг к другу симпатией, превратившейся в неискоренимую привычку. Такие люди хорошо приживаются в маленьких провинциальных городках, не рвутся вверх и в стороны, ласково приговаривают: «Где родился – там и пригодился».
Они создают семьи (если вообще их создают, а не остаются «компаньонами» своих престарелых родителей) раз и на всю жизнь. Они жалеют друг друга, стараются помочь, чем могут, но эгоистические тревожные мотивы всё же преобладают в их отношении к себе и другим, пусть даже близким людям.
