и в образе жизни. Все совершается в спешке и суете, ночь отводится для переездов, день – для дел, даже „поездки для отдыха“ отягощают нервную систему. Крупные политические, промышленные и финансовые кризисы вызывают серьезное беспокойство в гораздо более многочисленных кругах населения, чем раньше; совершенно всеобщим стало участие в политической деятельности: политическая, религиозная борьба, партийный образ действия, предвыборная агитация, невероятно разросшиеся профсоюзы – все это будоражит умы и подталкивает сердца ко все новым усилиям, крадет время у отдыха, сна и покоя, жизнь в крупных городах становится все суетней и беспокойней. Изнемогающие от усталости нервы ищут для себя отдыха в более острых возбуждениях, в экзотических наслаждениях, чтобы в результате утомиться еще больше. Современная литература имеет дело главным образом с весьма рискованными проблемами, провоцирующими разного рода страсти, чувственность в целом и жажду наслаждений. Она упрочивает пренебрежение ко всякого рода этическим принципам и к любым идеалам, представляет разумению читателя патологические образы, психопатические, сексуальные, революционные и иные проблемы. Наш слух возбуждает и перевозбуждает выдаваемая в больших дозах назойливая и чересчур громкая музыка, театр переполняет все чувства своей захватывающей игрой. Изобразительные искусства предпочитают обращаться к отталкивающим, безобразным и возбуждающим объектам и не боятся представлять нашему зрению все самое омерзительное из имеющегося в реальности».
«Таким образом, даже эта обобщенная картина демонстрирует ряд рисков в современном развитии нашей культуры, детализация же их может добавить еще несколько черт!»
Бинсвангер [111]: «Неврастению специально характеризовали как сугубо современное заболевание, и Берд, которому мы обязаны подробной характеристикой, был уверен, что обнаружил новое, выросшее на американской почве нервное заболевание. Естественно, это предположение оказалось ошибочным, но фиксирует, видимо, тот факт, что первым именно американский врач сумел на основе богатого опыта понять своеобразные свойства этого заболевания и установить его тесные связи с современным образом жизни – с его неуемной спешкой, погоней за деньгами и собственностью, с невообразимым прогрессом в технической области, сделавшим призрачными все временные и пространственные препоны для общения людей; все это проявляется в этом недуге».
Фон Крафт-Эбинг в свое время писал: «Ныне образ жизни бесчисленного количества цивилизованных людей обнаруживает избыток пагубных для здоровья факторов, которые сразу позволяют понять, что нервность распространяется фатальным образом, поскольку эти факторы действуют прежде и чаще всего на мозг. В политических и социальных, а особенно в экономических, промышленных и аграрных отношениях культурных наций как раз в течение последнего столетия произошли изменения, решительным образом преобразившие набор профессий, гражданский статус и собственность людей (при всем том еще и за счет нервной системы, обязанной удовлетворять возросшие запросы общества и экономики путем увеличивающихся затрат энергии зачастую при катастрофической нехватке отдыха» [112].
Относительно этого и многих других похожих по содержанию взглядов я должен признать: главное не то, что они ошибочны, а то, что они оказываются явно недостаточными для объяснения деталей в картине нервных заболеваний и совершенно упускают из вида наиболее важные из этиологически действующих факторов. Если отвлечься от не определенного точно свойства быть «нервным» и проследить за реальными формами «нервических» заболеваний, то пагубное влияние культуры сведется, по сути, к вредоносному подавлению половой жизни цивилизованных народов (или социальных слоев) средствами утвердившейся в их среде «культурной» сексуальной морали.
Доказательство в пользу этого утверждения я пытался привести в ряде специальных статей [113] (здесь нет нужды его повторять, и все же напомню важнейший аргумент из моих изысканий).
Умелое клиническое наблюдение позволяет нам различить две группы – подлинные неврозы и психоневрозы. У первых расстройства (симптомы) могут, видимо, проявляться в физических или в психических видах деятельности, обладающих токсической природой: они действуют точно так же, как и при чрезмерном притоке или отсутствии определенных нервно-паралитических отравляющих веществ. Эти неврозы, чаще всего называемые неврастениями, могут быть вызваны (для этого не требуется содействия наследственной предрасположенности) определенными пагубными воздействиями на половую деятельность, при этом форма заболеваний вполне соответствует виду наносимого вреда, так что довольно часто клиническую картину можно сразу же использовать для диагноза специфической сексуальной этиологии. Но подобное обязательное соответствие между нервным заболеванием и другими вредоносными влияниями культуры, обвиняемыми некоторыми авторами в том, что они вызывают болезнь, иной раз полностью отсутствует. Иными словами, сексуальный фактор можно считать существенным для образования невроза.
При психоневрозах значительно влияние наследственности, причины же их менее понятны. Однако специфическая исследовательская процедура, известная как психоанализ, позволила выяснить, что симптомы этих недугов (истерии, неврозов навязчивых состояний) являются психогенными, зависят от действия бессознательных (вытесненных) комплексов представлений. Впрочем, он же помог нам осознать эти комплексы и показать, что, говоря обобщенно, все они обладают сексуальным содержанием. Они возникают из сексуальных потребностей неудовлетворенных людей и предлагают им какое-то заменяющее удовлетворение. Таким образом, во всех обстоятельствах, наносящих ущерб половой деятельности, подавляющих ее существование, сдвигающих ее цели, мы должны видеть еще и патогенные факторы психоневрозов.
Разумеется, теоретическое различие токсических и психогенных неврозов не умаляет того факта, что у большинства невротиков можно наблюдать заболевания двоякого происхождения. Кто готов в таком случае искать вместе со мной этиологию невротичности прежде всего в пагубных воздействиях на половую жизнь, тот пожелает последовать и за дальнейшими размышлениями, призванными включить тему ее роста в более общий контекст.
Наша культура, взятая в целом, основана на подавлении влечений. Каждый индивид уступил часть своего достояния, своего суверенитета, агрессивных и виндикативных склонностей собственной личности; из этих пожертвований возникло все богатство культуры в виде материальных и идеальных благ. К этим уступкам отдельных индивидов подвигли, видимо, кроме необходимости выжить, еще и проистекающие из эротики семейные чувства. В ходе развития культуры ограничения влечений усиливались. Некоторые направления такого рода развития одобрялись религией. Та часть удовлетворения влечений, от которой отказались, приносилась в жертву божеству. Добытое таким образом достояние объявлялось священным. Тот, кто в силу неподатливости своей конституции не сумел принять участие в этом подавлении влечений, противостоит обществу как «преступник», как «outlaw» [изгой – англ.], если только его социальное положение либо выдающиеся способности не позволяют ему вести себя подобно великому человеку – «герою».
Сексуальное влечение или, точнее говоря, сексуальные влечения, ибо психоаналитическое исследование утверждает, что оно составлено из многих компонентов, из частичных влечений, у человека развито, вероятно, сильнее, чем у большинства высших животных, или в любом случае более постоянно, потому что люди практически полностью преодолели периодичность, с которой оно связано у животных. Это влечение предоставляет в распоряжение деятельности во благо культуры чрезвычайно большое количество энергии, и это как раз вследствие специфической способности сдвигать свои цели без существенных потерь в силе влечения – характеристики, выраженной явно только у него. Эту способность менять первоначальную сексуальную цель на
