не просто подробности, а целые дела. Это говорит не только о том, что у меня позорно плохая память, но и о том, как на самом деле много обследований я провел. Немного обескураживает, что я настолько привык к своей работе, что так много обследований (которые оказали колоссальное влияние на будущее пациентов, на их психиатрическое лечение, на чувство справедливости у потерпевших) либо стерлись из моих воспоминаний, либо слились воедино. Однако, к счастью, этот процесс позволил мне оживить в памяти все их истории. А кроме того, заставил задуматься, как затейливо устроена
на самом деле личность судебного психиатра. Мы обследуем и реабилитируем психически больных преступников, и это данность. Однако, как я начал понимать, мы делаем гораздо больше.
Мы – сыщики. Мы просеиваем улики, мы обследуем подсудимых, чтобы обнаружить доказательства (или отсутствие) психиатрической симптоматики. Мы должны установить, были ли вызваны тяжкие преступления, в том числе убийства, непосредственно психическим расстройством.
Мы – спасатели на воде. Мы спасаем жизнь и рассудок людей вроде Адрианы де Сильвы, тонущих в пучине невыявленного психоза, на который в тюрьме никто не обращает внимания.
Мы – консультанты по взаимоотношениям. Мы восстанавливаем разорванные связи у тех преступников, которые, подобно Ясмин Хан, больно ранили родных и близких – и в переносном, и в буквальном смысле.
Мы – суррогатные отцы и матери. Мы устанавливаем границы для взрослых людей, оказавшихся в психиатрической клинике, которые должны научиться вести себя иначе, чтобы вернуться в большой мир. Многие из них в детстве не были приучены к самодисциплине, не знают, что такое границы и даже любовь. Это люди вроде Реджи Уоллеса, наркодилера, которому родной отец сломал руку, когда ему было всего год от роду, люди, которые в приступе параноидного психоза нападают на случайных попутчиков в автобусе и потом никак не могут привыкнуть к правилам больничного распорядка.
Кроме того, мы – рука судьбы. Именно мы решаем (или, по крайней мере, сильно влияем на решение судьи), какой будет судьба обвиняемого. В случаях вроде дела Ясмин Хан, когда убийство произошло на фоне острых симптомов психической болезни, мы проводим их по пути долгосрочной реабилитации в то будущее, когда им можно будет снова влиться в будущее. В случаях вроде дела Арнольда Дэвиса, которым двигало не психическое расстройство, а разрыв с женой, чувство отверженности, растущее одиночество, усугубляющийся алкоголизм и яростная ревность, мы следим, чтобы система уголовной справедливости обошлась с ними по всей строгости закона.
Мы – детекторы лапши на ушах. Мы должны вслух говорить о тех, кто, по нашему мнению, пытается обмануть систему, симулируя или преувеличивая симптомы психической болезни. Такой была украинка Дарина Бойко, бывшая модель, обвинявшаяся в мошенничестве на много миллионов фунтов. Я считал, что она нарочно включает свои водометы и уклоняется от участия в уголовном процессе, чтобы избежать тюрьмы.
Мы – мальчики для битья (в идеале, конечно, не буквально, в отличие от меня). Мы поглощаем и амортизируем ярость и досаду многих, кто хотел бы отыграться на обществе за то, что оно пренебрегает ими и отторгает их. Людей вроде Джордана Дориана, который едва не погиб сам и не погубил свою мать, устроив пожар. Людей вроде Памелы Торн, которым нужна кожа потолще, как для того, чтобы не так легко поддаваться на провокации, так и для того, чтобы защититься от обильных самоповреждений, когда тебя сердят. Иногда от этого буквально остается море крови, которое приходится собирать тряпками.
Мы – ученики школы молодого бойца. Мы регулярно изучаем приемы физического удержания, чтобы обездвиживать агрессивных больных и тем самым оберегать самих себя и других обитателей больницы или тюрьмы. Мы должны уметь действовать быстро и решительно, чтобы избежать травм, однако гуманно и сообразно обстоятельствам, чтобы избежать трагедий – вспомним убийство Рокки Беннетта, больного шизофренией, который погиб в октябре 1998 года в полузакрытом отделении в Нориче после того, как сотрудники накачали его лекарствами и слишком долго удерживали в неподвижном состоянии.
Мы – игроки. Иногда нам приходится делать осторожные ставки на основании клинических решений. Крайне редко, но бывает, что мы вынуждены пойти против мнений наших коллег, рискуя запятнать свою профессиональную репутацию. Так было, например, в случае Стеллы Лоуренс, которая, как я считал, была психически больна, причем настолько тяжело, что ее опасно было выпускать из тюрьмы, а на самом деле, по-видимому, просто разыгрывала меня, пусть и с поразительной достоверностью.
Мы – советники. Мы даем судьям консультации по невероятно сложным вопросам психического здоровья и проводим их по минному полю, помогая принять взвешенные решения по уголовным делам. Подобно делу Барри Маллигана, того валлийца, который вонзил ножницы себе в щеку и порезал двоюродную сестру в приступе психоза, вызванного употреблением наркотиков. Я убедил судью ограничиться принудительными работами и обязать Барри пройти психиатрическое лечение и наркологическую реабилитацию. В сложившихся обстоятельствах это было, по-видимому, оправданно, учитывая, что в прошлом Барри не совершал насильственных преступлений, а совершенное нападение было вызвано исключительно приемом наркотиков.
Мы – бармены в салуне последнего шанса. Мы спасаем тех, кому прямая дорога в тюрьму, но у них не хватит душевных сил там выжить. Мы даем им альтернативу и возможность оправдать себя. Так было в случае Дензела Чу, которого так терзали мысли о совершенном в далеком прошлом поступке, что он, выпив, грозился покончить с собой, но угрозы эти были сугубо театральными и к тому же сильно раздражали, поскольку причиняли ненужные неудобства службам спасения. Его не посадили в тюрьму, а приговорили к общественным работам (но, увы, в дальнейшем он сжег мосты и потерпел неудачу).
Мы – дипломаты и миротворцы. В некоторых ситуациях нам нужно подавать голос разума, чтобы всех успокоить и сбить накал страстей, как в том случае, когда Джордан Дориан разбил мной стенной шкаф после того, как я был вынужден запретить ему выходить на прогулку в город. Мы должны уговаривать и урезонивать, как в случае Джонни Бенсона, полупрофессионального мастера по смешанным боевым искусствам, который держал нас в заложниках, впав в психотическое состояние после известия о смерти брата. Иногда нам нужно собирать все свое хладнокровие, чтобы добыть нужные сведения из излишне пылких пациентов – вспомним Ральфа Рейли и его вздорного папашу в перчатках без пальцев, обследовать которых было так трудоемко из-за непрерывных обличительных речей в адрес врачебной профессии в целом и тупых психоболтологов вроде меня.
Мы – те, на ком лежит ответственность. В роли распределителей ограниченных ресурсов мы обязаны решать, кому нужно длительное наблюдение и высокий уровень поддержки в обществе, а главное – кому они не нужны. В этом отношении от нас ждут поистине экстрасенсорных способностей – мы
