Ознакомительная версия.
9 декабря 1987 г. в Газе вспыхнуло народное восстание, получившее название интифады и распространившееся затем на Восточный Иерусалим и Западный берег. С 1967 г. на этих землях успело вырасти при израильской оккупации целое поколение палестинцев. Они возмущались прежним руководством ООП, так и не добившимся независимости Палестины, и устали от ежедневных унижений и тягот существования под гнетом чужой, враждебной власти. Израильтяне надеялись, что арабы на занятых территориях со временем покорятся, но к 1987 г. озлобленность против Израиля достигла пика. Палестинцы жаждали создать собственное независимое государство. Молодые руководители восстания сосредоточились на борьбе с оккупацией, агитируя каждого палестинца внести свой собственный вклад в это дело, поэтому женщины и дети швыряли камни в израильских солдат, потрясающих оружием и кичащихся своим силовым превосходством. Интифада потрясла и остальной арабский мир, и международное сообщество, а также придала сил израильским пацифистам, убедительно продемонстрировав, что палестинцы намерены обрести независимость и освободиться из-под израильского контроля любой ценой. Интифада произвела впечатление и на таких сторонников жестких мер, как Ицхак Рабин, который, будучи военным, осознал невозможность применения оружия против женщин и детей. Став премьер-министром в 1992 г., Рабин был готов к переговорам с ООП, и на следующий год Израиль и ООП подписали соглашения в Осло.
Однако уже в начале интифады была образована новая организация, придавшая палестинской борьбе пугающе нигилистический исламский уклон. Интифадой руководили светские лица, но часть активистов «Муджамы» основала движение ХАМАС (Харакат аль-мукавама аль-Исламия – Исламское движение сопротивления), призванное бороться и с израильской оккупацией, и с палестинским светским национализмом. ХАМАС сражался с секуляристами за мусульманскую душу Палестины, и молодежь вступала в организацию большими группами. Многие приходили из лагерей беженцев, но были и представители среднего класса, и «белые воротнички». Стремление действовать силой, как обычно, родилось в ответ на притеснение. ХАМАС ужесточил свои террористические действия после гибели 17 палестинских верующих на Харам аль-Шариф (Храмовой горе) 8 октября 1990 г. Страх уничтожения побуждал ХАМАС нападать и на палестинцев, которых считал пособниками Израиля. «Наши враги всеми силами пытаются уничтожить весь наш народ», – объяснял в 1993 г. представитель организации, поэтому любое сотрудничество с Израилем – это «страшное преступление»[913]. Как и «Исламский джихад», ХАМАС представлял арабо-израильский конфликт в религиозном свете. Причина палестинской трагедии, считали активисты, в том, что народ забыл свою религию, и освободиться из-под власти Израиля палестинцы смогут, лишь вернувшись к исламу[914]. ХАМАС утверждал, что Израиль обязан своими победами иудаизму и что Израиль намерен уничтожить ислам[915]. А значит, война палестинцев имеет оборонительный характер. После того как Барух Голдштейн расстрелял палестинских верующих в Хевроне, участники ХАМАС поклялись действовать по принципу «жизнь за жизнь». Активисты выждали 40 дней траура, а затем террорист-смертник уничтожил 7 израильтян – не на оккупированных территориях, а в самом Израиле, в городе Афула. Через неделю, 13 апреля 1994 г., другой смертник взорвал автобусную станцию в Хадере, убив пятерых. Насилие порождало новое насилие.
Действия террористов-смертников вызвали у многих израильтян настороженное отношение к подписанным годом ранее соглашениям в Осло, по которым ООП признавала Израиль в границах 1948 г. и обещала положить конец насилию и террору. Взамен палестинцам предлагалась частичная автономия на Западном берегу и в Газе на пятилетний период, после чего должна была начаться последняя стадия переговоров по таким вопросам, как израильские поселения на территориях, выплата компенсаций палестинским беженцам и будущее Иерусалима. Однако действия террористов-смертников в Израиле свидетельствовали: Арафат не может повлиять на исламских боевиков, противостоящих секулярному режиму. И некоторые израильтяне, особенно принадлежащие к правому крылу, обвинили Рабина в том, что подписанием соглашений он поставил под угрозу безопасность Израиля.
Кукистских раввинов соглашения привели в ярость: правительство совершало преступление, отказываясь от священной земли. В июле 1995 г. рабби Авраам Шапира с 14 гушистскими раввинами велел военным нарушить приказ командования, когда армия начала эвакуировать людей с оккупированных территорий. Это выглядело объявлением гражданской войны. Другие гушистские раввины поставили вопрос ребром: нельзя ли считать Рабина родефом (преследователем), который активно угрожает жизни иудея, а значит, по иудейскому закону заслуживает смерти?[916] 4 ноября 1995 г. Игаль Амир, учившийся в иешиве по программе хесдер, позволяющей совместить учебу со службой в армии, и студент Университета имени Бар-Илана, совершил покушение на Рабина во время мирной демонстрации в Тель-Авиве. Изучение иудейского закона, сообщил он впоследствии, привело его к выводу, что Рабин действительно родеф, враг еврейского народа, и его долг – уничтожить врага[917].
Как и гибель Садата, убийство Рабина продемонстрировало, что на Ближнем Востоке ведутся две войны. Одна – это арабо-израильский конфликт, а другая – война между секуляристами и верующими внутри таких непохожих стран, как Израиль и Египет. Религиозные евреи не единственные чувствовали себя оскорбленными до глубины души и пылали гневом. Израильские секуляристы тоже испытывали отторжение и оскорбления со стороны верующих. Знаменитый израильский писатель Амос Оз, гуляя по кварталу харедим в Иерусалиме, вспоминал, что первые сионисты не признавали ортодоксальный иудаизм и «изгоняли его из окружающего мира и из своей души. Охваченные ненавистью и презрением, они изображали его как болото, как нагромождение мертвых слов и погасших душ». На эту неприязнь харедим отвечали тем же. На стенах зданий в кварталах, населенных активистами «Нетурей Карта», Оз видел черные свастики и надписи «Смерть сионистским гитлеровцам!» и «Долой Тедди Коллека [мэра Иерусалима, сторонника Партии труда]!». Оз вспомнил и своего учителя Дов Садана, который утверждал, что светский сионизм – это лишь мимолетный эпизод еврейской истории и что ортодоксальный иудаизм воспрянет, «поглотит сионизм с потрохами и переварит». Бродя теперь по улицам ультраортодоксального квартала, Оз чувствовал, как давит со всех сторон набирающий силу харедистский иудаизм, «потому что он растет и ширится, угрожая вашей духовности, и точит корни вашего мира, готовясь завладеть им, когда вы и вам подобные исчезнут»[918]. Похоже, светские израильтяне тоже боятся уничтожения и испытывают иррациональный страх перед лицом религиозного противника.
Оз ухватил самую суть проблемы. Фундаменталисты и секуляристы – любой веры – враждуют друг с другом из-за своих кардинально разнящихся представлений о святом. О «Гуш Эмуним» Оз отзывался как о «жестокой и непримиримой секте», которая выползла «из темного угла иудаизма и угрожает уничтожить все, что нам дорого и свято». Для секуляристов и либералов – иудейских, христианских, мусульманских – такие ценности Просвещения, как независимость личности и свободомыслие, непреложны и святы. По отношению к ним не может быть компромиссов и уступок. Эти принципы настолько важны для либерального или секулярного мировоззрения, что удар по ним ощущается человеком как угроза самому его существованию. Если фундаменталисты боятся быть уничтоженными секуляристами, то либералы вроде Оза видят опасность в гушистах, способных «вовлечь нас в бессмысленную кровавую резню». Истинная цель гушистов, считает он, не завоевание Наблуса или Хеврона, а «навязывание государству Израиль уродливой и искаженной версии иудаизма. Истинная цель этого культа – изгнать арабов, а затем взяться за евреев и поставить всех на колени перед их лжепророками»[919]. И верующие, и секуляристы смотрят друг на друга с ужасом. И тем и другим застят глаза воспоминания о бесчинствах, жестокости и нетерпимости «противной стороны», поэтому, лелея свою кровную обиду, помириться они не могут.
Поляризация и вражда не обошли стороной и Америку. В Соединенных Штатах религиозные фундаменталисты отличались большей сдержанностью и законопослушностью: не покушались на президентов, не устраивали революций, не захватывали заложников. И тем не менее американское религиозное сообщество тоже не избежало глубокого раскола. По данным опросов, верующие Соединенных Штатов четко разделились на два почти равночисленных противоборствующих лагеря. Проведенное в июне 1984 г. службой социологических опросов Гэллапа исследование выявило, что 43 % американцев причисляют себя к либералам, 41 % – к консерваторам, а основные религиозные деноминации расколоты надвое. Большинство респондентов считали раскол «серьезным» и придерживались негативного мнения о «противной стороне», которое, в отличие от других предубеждений, не смягчалось при увеличении количества контактов[920]. Другие опросы показали, что, хотя фундаменталистами себя называют лишь 9 % американцев, основные доктрины протестантского фундаментализма распространены гораздо шире: 44 % считали, что спасение придет только через Иисуса Христа; 30 % причисляли себя к «пережившим второе рождение»; 28 % утверждали, что каждое слово в Библии следует толковать буквально; 27 % отрицали вероятность научно-исторических несоответствий в Библии[921].
Ознакомительная версия.
