Придавая взглядам Киприана расширенное толкование, донатисты утверждали, что священнодействия можно считать недействительными из‑за субъективных несовершенств тех, кто их совершает. Так, донатисты считали, что тех, кто был крещен или рукоположен кафолическими епископами или священниками, не присоединившимися к донатистскому движению, нужно было "перекрестить" или заново рукоположить руками донатистского духовенства. Действенность таинств зависит от личных качеств людей, которые их совершают.
В ответ на это Августин утверждал, что донатисты делают слишком большой акцент на личных качествах человеческого посредника и придают недостаточный вес благодати Иисуса Христа. Несовершенные падшие люди не могут, утверждал он, различать, кто чист, а кто нечист, кто достоин, а кто недостоин. Этот взгляд, полностью соответствующий его пониманию Церкви как "смешанной группы" святых и грешников, утверждает, что действенность таинств основывается не на достоинствах человека их совершающего, а на достоинствах Того, Кто первоначально учредил их. Действенность таинств не зависит от достоинств того, кто их совершает.
Сказав об этом, Августин делает важную оговорку. Следует провести разграничение, утверждает он, между "крещением" и "правом совершать крещение". Хотя крещение является действенным, даже если его совершают еретики и схизматики, это не означает, что право совершать крещение принадлежит всем. Право совершать крещение принадлежит только Церкви, и в 1–ю очередь тем людям, которые были избраны и уполномочены совершать таинства. Христос наделил правом совершать таинства апостолов, а через них их преемников — епископов — духовенство кафолической Церкви.
Возникший богословский вопрос стал ассоциироваться с двумя латинскими фразами, каждая из которых отражает различное понимание оснований действенности таинств.
1. Таинства действенны "ex opere operantis" — "по делам делающего". Здесь действенность таинства считается зависящей от личных качеств священнослужителя.
2. Таинства действенны "ex opere operate" — "по делам соделанным". Здесь действенность таинства считается зависящей от благодати Христовой, которую таинства представляют и передают.
Донатистская позиция соответствует принципу "ex opere operantis", а августинианская позиция — "ex opere operato". Последний взгляд стал нормативным в Западной церкви и был сохранен реформаторами основного течения в XVI в.
В ходе развития христианского богословия возник целый ряд толкований роли таинств. Ниже мы рассмотрим 4 наиболее значительных взгляда на функции таинств. Следует подчеркнуть, что они не являются взаимоисключающими. Взгляд о том, что таинства передают благодать, например, не противоречит взгляду о том, что таинства уверяют верующих в обетованиях Божьих. Споры шли главным образом о функциях, существенных для на правильного понимания таинств.
Таинства передают благодать
Как мы уже отмечали выше, средневековые авторы настаивали на том, что таинства передают благодать, которую они обозначают. Корни этого взгляда уходят еще во II в.; Игнатий Антиохийский заявлял, что евхаристия — это "лекарство бессмертия и противоядие, чтобы мы не умерли, но жили вечно в Иисусе Христе". Основная мысль здесь заключается в том, что евхаристия не просто обозначает вечную жизнь, но каким‑то образом дает ее. Впоследствии, эту идею развивали многие авторы, особенно Амвросий Медиоланский в IV в. Он утверждал, что во время крещения Святой Дух, нисходя на купель или на тех, кому предстоит креститься, совершает перерождение".
Августин провел в этом вопросе важное разграничение. Он отличал само таинство от "силы [virtus] таинства". Первое не более чем знак, в то время как последняя вызывает результат, на который этот знак указывает. Совершенно очевидно, что с точки зрения Августина и его средневековых преемников, основная функция таинств состоит в действенной передаче благодати.
Средневековые авторы, сочувствовавшие Дунсу Скоту, утверждали, что не совсем правильно говорить о том, что таинства вызывают благодать. В XIV в. Петр Аквилейский изложил этот взгляд следующим образом: "Когда Пьер Ломбар утверждает, что таинства вызывают благодать, которую они обозначают, это не следует понимать как то, что таинства сами вызывают благодать в строгом смысле этого слова. Вернее было бы сказать, что Бог при совершении таинств посылает благодать".
Таким образом, таинства рассматриваются как причины в смысле "causa sine qua nоn", то есть, обязательного предусловия, а не как причины в строгом смысле этого слова.
Деятели Реформации отвергали эти взгляды, так как их смущал акцент Августина на действенной природе таинств, особенно крещения. Пьер Вермильи — пример протестантского автора XVI в., который критически относился к Августину в этом вопросе: "Августин в этой доктрине заблуждался, приписывая слишком многое крещению. Он считал, что оно не просто внешний символ перерождения, а утверждал, что самим актом крещения мы перерождаемся и усыновляемся в семью Христа".
Действенная природа таинств была подтверждена Тридентским собором, который подверг критике протестантскую тенденцию (рассмотренную на примере Вермильи) считать таинства знаком, а не причинами благодати: "Если кто скажет, что таинства нового закона не содержат благодати, которую они обозначают, или что они не передают эту благодать тем, кто не ставит препятствий на ее пути (как если бы они были всего лишь внешними знаками благодати или праведности, получаемой через веру, или определенными знаками христианской принадлежности, посредством которых верующие на человеческом уровне отличаются от неверующих), тот да будет осужден".
Тридентский собор говорит о том, что таинства "передают" благодать (а не "вызывают" ее), позволяя таким образом сохранить взгляды Дунса Скота.
Таинства укрепляют веру
Это понимание роли таинств приобрело особое значение в период Реформации в XVI в., частично из‑за акцента на идее о доверии (fiducia) как определяющей характеристике оправдывающей веры. С точки зрения 1–го поколения деятелей Реформации, таинства — это божественный отклик на человеческие слабости. Зная, как нам трудно воспринимать и отвечать на Божьи обетования, Слово Божье было дополнено видимыми и осязаемыми знаками милостивого благоволения. Таинства представляют собой божественные обетования, передаваемые через предметы повседневной жизни. В своей работе "Утверждения о мессе" (1521) Меланхтон утверждал, что таинство — в 1–ю очередь милостивое божественное приспособление к человеческим слабостям. В 65–ти утверждениях Меланхтон изложил то, что ему казалось надежным и ответственным подходом к месту таинств в христианской духовности. "Знаки — средства напоминания нам и уверения нас в слове веры".
В идеальном мире, пишет Меланхтон, люди были бы готовы доверять Богу на основании слова. Но одной из слабостей падшей человеческой природы является нужда в знаках (Меланхтон обращается к ветхозаветному рассказу о Гедеоне). С точки зрения Меланхтона, таинства — это знаки: "То, что некоторые называют таинствами, мы называем знаками — или, если вам угодно, сакраментальными знаками". Эти сакраментальные знаки усиливают наше доверие Богу. "Для смягчения этого недоверия в человеческих сердцах Бог добавил к слову знаки". То есть, таинства — это знаки благодати Божьей, добавленные к обетованиям благодати, чтобы уверить и укрепить веру в падших людях.
Мартин Лютер разделял это мнение, определяя таинства как "обетования с прикрепленными к ним знаками" или "божественно учрежденные знаки и обетования прощения грехов". Интересно отметить, что Лютер использует термин "клятва", чтобы подчеркнуть гарантийный характер евхаристии. Хлеб и вино уверяют нас в реальности божественного обетования прощения, облегчая нам вначале его принятие, а затем приверженность ему: "Для того, чтобы мы были уверены в этом обетовании Христовом и истинно полагались на него без всяких сомнений, Бог дал нам самый ценный и дорогой залог и клятву — истинное Тело и Кровь Христовы — воспринимаемые под хлебом и вином. Они являются теми же, с помощью которых Он приобрел для нас дар и обетование этого ценного и милостивого сокровища, отдав Свою жизнь, чтобы мы могли получить и принять обещанную благодать".
II Ватиканский собор также одобрил этот подход, подчеркнув ту динамичную роль, которую играют таинства в достижении зрелости жизни в вере: "Таинства не только предполагают веру, но словами и предметами они также питают, укрепляют и выражают ее. Именно поэтому они называются "таинствами веры". Они действительно передают благодать, но, кроме того, сам акт их совершения предрасполагает верующих более эффективно и плодотворно воспринимать эту благодать, правильно поклоняться Богу и быть милосердным".
