Итак, отрывок Евангелия Петра дает нам пример одного из древних евангелий, примыкающих к бесспорно иудео-христианским евангелиям эбионитов, назареев и др.[49] Его несоответствие каноническому рассказу наглядно показывает недостоверность и тенденциозность той традиции в изложении смерти Иисуса, которую церковь объявила единственной истиной[50].
Лет через пять после разгрома восстания Бар-Кохбы (примерно в 139–140 гг.) среди римских христиан появилась новая фигура, которая быстро выдвинулась на первый план. Это был Маркион, богатый судовладелец, приехавший из провинции Понт (южное побережье Евксинского понта, как называли Черное море греки). Его прибытие было встречено с радостью. Еще бы, ведь он внес в казну общины очень большую сумму — двести тысяч сестерциев! Сразу же по приезде Маркион начал развивать бурную деятельность. Он не был новичком среди христиан: в течение многих лет он разъезжал по городам Малой Азии и пытался сплотить христиан вокруг своего учения. Теперь он приехал в столицу империи, чтобы привлечь на свою сторону руководителей римской общины. Позиция Маркиона была четкой и определенной: никакого союза с иудейством в какой бы то ни было форме, никаких революционных выступлений; путь к спасению — только личное самоусовершенствование посредством отказа от земных наслаждений.
Появление подобных идей в конце тридцатых годов II в. среди некоторых слоев христиан не случайно. Это было время правления императоров династии Антонинов — время, когда власть императоров казалась современникам незыблемой, устойчивой. Колоссальная держава раскинулась от Пиренеев до Армянского нагорья, от Дуная до Евфрата. Император Адриан отказался от дальнейшего расширения империи, и население ее могло передохнуть от напряжения военных походов. Маркион приехал в Рим в начале правления самого «спокойного» из римских императоров — Антонина Пия (благочестивого). Антонии Пий царствовал долго — с 138 по 161 г., но история сохранила мало ярких эпизодов или бурных событий, связанных с его царствованием. Хорошо организованный, разветвленный бюрократический аппарат, состоявший теперь в основном из провинциалов, ставших профессиональными чиновниками, держал под неусыпным надзором всех жителей империи. Правда, покой и устойчивость империи были далеко не прочными. Вступив на престол, Антонин Пий вынужден был отменить недоимки по государственным налогам, которые достигли таких размеров, что их все равно нельзя было собрать. Помня о страшном иудейском восстании Бар-Кохбы при своем предшественнике Адриане, Антонин несколько смягчил религиозную политику: разрешил иудеям исполнять свои обряды, приостановил преследования христиан. Разумеется, все эти мероприятия преподносились как благодеяния щедрого и милостивого императора. Однако, когда в Египте начались какие-то волнения и египетский хлеб не был вовремя подвезен в Рим, голодная беднота забросала камнями повозку самого благочестивого Антонина. В источниках глухо сообщается об отдельных выступлениях народных масс в различных частях империи, но Антонин, пользуясь то подачками, то наказаниями, сумел подавить эти движения в зародыше. Кто мог предвидеть, что через какие-нибудь тридцать — сорок лет вся империя будет охвачена жесточайшим кризисом, вспыхнет новая волна восстаний, варвары со всех сторон будут угрожать границам империи, а почти каждая провинция провозгласит своего императора!.. Антонин Пий был в зените своего могущества.
И многие старейшины христианских общин начинали думать о необходимости примирения, а может быть и союза, с «милостивым» императором, об отказе от каких бы то ни было форм сопротивления верховной власти. Правда, они еще не решались прямо заявить об этом: среди рядовых верующих — бедняков были сильны традиции христиан I в., с их непримиримостью к богатству и угнетению. А Маркион решился. Его целью было реформировать христианство, очистить его от иудейской «скверны», которая прежде всего связывалась в его глазах с восстанием 132–136 гг.
Свою проповедь Маркион начал в Малой Азии, вероятно уже во время этого восстания. В конце тридцатых— начале сороковых годов он обосновался в Риме. Маркион не только проповедовал — он написал собственное евангелие и распространил среди христиан произвольно им отредактированные послания, приписываемые апостолу Павлу. Писания Маркиона не дошли до нас (впоследствии церковь их не признала), но содержание его учения и его евангелия можно восстановить на основании цитат в произведениях его противников.
Евангелие Маркиона представляло собой сокращенное и измененное Евангелие от Луки. Уже сам этот факт говорит о том, насколько вольно обращались в первые века нашей эры христиане со своими священными книгами— ничего твердо определенного, ничего канонического не существовало. Недаром сатирик и атеист II в. Лукиан называет своего Перегрина— шарлатана и проходимца— автором многих христианских книг. Только память об этих книгах исчезла, а память о сочинениях Маркиона, который сумел приобрести большое влияние, сохранилась.
В Евангелии Маркиона отсутствовали легенды о рождении Иоанна Крестителя и Иисуса. Все фразы о том, что голодные насытятся, а правители будут сброшены с престолов, были выкинуты. Его Иисус не был сыном Марии, выросшим в доме плотника Иосифа. Нет, он прямо сошел с небес в пятнадцатый год правления Тиберия в Капернауме и выступил с проповедью сначала в синагоге этого города, а затем в Назарете. Маркион считал, что Иисус не был человеком, а лишь принял человеческий облик. Никаких мучений это бесплотное существо, конечно, претерпеть не могло. Маркион, следовательно, начисто отрицал тот образ спасителя несчастных и угнетенных, который «из-за слабых был слаб, из-за голодных голодал, из-за жаждущих испытывал жажду», образ, созданный первыми христианами. Маркион на этом не остановился, он выступил против признания Ветхого завета — священной книги иудеев. Если Иисус — сын и посланник божий, то во всяком случае не иудейского бога Яхве, который, по Маркиону, являлся носителем зла. Ириней писал о Маркионе: «Он бесстыдным образом богохульствует против проповеданного законом и пророками бога, говоря, что он — виновник зла, жаждет войны, непостоянен в своих намерениях и сам себе противоречит. Иисус же происходил от того отца, который выше бога, творца мира…» («Против ересей», I, 27, 2). Однако, критикуя Ветхий завет, вскрывая нелепости и противоречия иудейской религии, Маркион придумал нового бога — всеобщее абстрактное добро, которое существует над миром. Для того чтобы верующие могли спастись, они должны заниматься личным самоусовершенствованием. Маркион, в частности, проповедовал безбрачие, но никаких социальных призывов не выдвигал.
Учение Маркиона быстро распространилось среди части христиан различных провинции. Сторонники Маркиона были в Италии, Египте, Сирии, Аравии. Руководители христианских общин относились к Маркиону двойственно. Они сами стремились порвать с иудаизмом, найти пути примирения с государственной властью. Но Маркион, с их точки зрения, действовал слишком решительно, выбрасывая из христианских писаний лозунги против богатых, освященные древней традицией и популярные среди христиан-бедняков. Если для какого-нибудь раба-грека или раба-перса, замученного непосильным трудом на серебряных рудниках Испании или в каменоломнях Италии, было в высшей степени безразлично, как относиться к еврейскому богу Яхве, то вера в царство божье на земле, где все будут равны и счастливы, была для него самым главным в христианстве. В середине II в. старейшины общин (пресвитеры) еще не могли пойти против основной массы верующих; они вынуждены были начать борьбу с Маркионом. Римская община исключила его из своих рядов, ему даже вернули его взнос. Но Маркион не унимался и распространял свою Библию, состоявшую из одного евангелия и десяти посланий Павла, также им переделанных. Он написал еще одно сочинение, «Антитезы», где он пытается теоретически обосновать свое произвольное обращение с христианскими источниками. В частности, он утверждал, что Евангелие от Луки подверглось переработке со стороны защитников иудейства, которые вставили туда цитаты из иудейских священных книг (Тертуллиан. «Против Маркиона», IV, 4). Это утверждение Маркиона, так же как и его «редакторская» деятельность, показывает, что разные вставки, переделки, сокращения христианских сочинений были правилом для II в. Недаром философ Цельс, один из древних критиков христианства, упрекал христиан в том, что они по многу раз переделывают свои священные книги.
