Шарукан попал в плен. В 1070-х годах половцы уже принимали активное участие в междоусобной войне русских князей, известной как борьба за черниговское наследство или продолжение усобицы Ярославичей. В частности, в 1078 году князья Олег и Борис Вячеславичи, управлявшие Тмутараканьским княжеством, соединились с половцами и разбили дружину Всеволода Ярославича, князя Черниговского, в битве на реке Сожице. Вероятно, половцы принимали также участие в битве на Нежатиной Ниве 3 октября 1078 года, где погибли великий князь Изяслав Ярославич (1024–1078) и Тмутараканьский князь Борис Вячеславич (1054–1078).
Борьба русских князей с половцами составляет отдельную яркую страницу в русской истории домонгольской эпохи. А. А. Васильев в своей фундаментальной «Истории Византийской империи» приводит справедливое высказывание В. О. Ключевского об историческом значении этой борьбы: «Эта почти двухвековая борьба Руси с половцами имеет свое значение в европейской истории. В то время как Западная Европа крестовыми походами предприняла наступательную борьбу на азиатский Восток, когда и на Пиренейском полуострове началось такое же движение против мавров, Русь своей степной борьбой прикрывала левый фланг европейского наступления. Но эта историческая заслуга Руси стоила ей очень дорого: борьба сдвинула ее с насиженных днепровских мест и круто изменила направление ее дальнейшей жизни». «Таким образом, – развивает тезис В. О. Ключевского А. А. Васильев, – Русь участвовала в общем западноевропейском крестоносном движении, защищая себя и в то же время Европу от варваров-язычников (infideles)» [66]. Прискорбно, что события, связанные с кровопролитным противостоянием русских князей и половцев, составляющих, таким образом, целую главу в истории борьбы христианства с язычеством в эпоху Крестовых походов, Питеру Франкопану совершенно неведомы.
Активное участие половцев в усобицах русских князей повышало престиж половецких воинов и авторитет половецких ханов. По этой причине русско-половецкие войны не мешали русским князьям и половецким ханам заключать между собой союзы, что, по всей вероятности, и произошло в апреле 1091 года, когда Боняк, Тугоркан и, возможно, князь Василько Теребовльский выступили против печенегов на стороне императора Алексея Комнина. Как полагает С. А. Плетнева, Боняк был ханом половецких племен, контролировавших значительные степные территории первоначально на правом, а с течением времени и на левом берегу Днепра. Эти племена были объединены в орду Бурчевичей, тотемом которой был волк. Боняк был не только ханом, т. е. военным вождем этой орды, но также и шаманом, волхвом, который периодически занимался камланием в степи. «И яко бысть полунощи и встав Боняк отъеха от рати и поча выти волчьски и отвыся ему волк и начата мнози волци выти» (ПСРЛ. 1962. Т. II. С. 245), – так описывает религиозные практики Боняка древнерусский летописец. Боняку было суждено стать одним из наиболее ярких представителей половецкой кочевой знати, прожившим чрезвычайно долго (до 90 лет) вопреки своему образу жизни и сумевшим бросить серьезный военный вызов князьям южной Руси в последующие десятилетия [67].
Хан Тугоркан был не менее знаменит, чем Боняк, в первую очередь своими военными авантюрами, которые и предопределили, в итоге, его короткий век. Два года спустя после битвы при Левунионе, в 1093 году, Тугоркан уже воевал вместе с Боняком против Киевского князя Святополка Изяславича. Половцы нанесли сокрушительное поражение русским князьям в битве на реке Стугне 26 мая 1093 года. Затем Святополк был снова дважды разбит половцами – 23 июля 1093 года на реке Желани, где полегло две трети жителей Киева, а затем под Халепом, – после чего в 1094 году заключил с ними договор и женился на дочери Тугоркана. «Поя жену, дщерь Тугорканю, князя половецкого» (ПСРЛ 1962, Т. II, С. 216), – сообщает древнерусский летописец.
В 1094–1095 годах Тугоркан и Боняк, окрыленные победами над русскими князьями, вновь атаковали Византийскую империю. Половецкие ханы поддерживали мятеж самозванца Лже-Диогена I, выдававшего себя за сына покойного императора Романа IV (возможно, за Константина Диогена). Однако император Алексей посредством удачно спланированной интриги сумел захватить самозванца, и половцы потерпели сокрушительное поражение. Как отмечает Анна Комнина, под Адрианополем сам хан Тугоркан едва не был убит византийским стратигом по имени Мариан, который галопом устремился на него, потрясая длинным копьем. Тугоркан спасся только благодаря подоспевшим телохранителям [68]. Примерно год спустя, в мае 1096 года, Тугоркан вторгся в русские земли, осадил Переяславль и через полтора месяца, 19 июля 1096 года, погиб вместе с сыном в битве на реке Трубеж.
Пять лет, разделяющие победу императора Алексея над печенегами при Левунионе и начало Первого крестового похода, демонстрируют, что угроза Константинополю была устранена без всякого участия крестоносцев и у Византийской империи хватило сил на поддержание status quo в регионе. Появление же крестоносцев под стенами Константинополя, как отмечает Анна Комнина, было воспринято императором и византийским обществом как новая угроза. Именно поэтому император Алексей I прибегнул к политике импровизации, навязывая предводителям крестоносцев традиционные формы договора, которые империя заключала с командирами западноевропейских наемников в предшествующие десятилетия. Император был заинтересован в новых федератах, наподобие варягов или англосаксов, но никак не в широкомасштабном походе западноевропейских рыцарей, которые неизбежно преследовали собственные военно-политические цели.
История понтификата Григория VII в полной мере подтверждает версию о том, что замысел Крестового похода на Восток созрел в Римской курии задолго до прихода к власти Алексея Комнина. И если поводом к подобному походу действительно могли стать дипломатические маневры императора Михаила VII Дуки Парапинака, то причины стратегических замыслов папы Григория VII коренились в сугубо западноевропейских социально-политических проблемах. Позже мы еще остановимся на этих замыслах папы Григория VII, связанных с подготовкой Крестового похода на Восток. Примечательно, что на пути реализации этих замыслов папы на рубеже 1070–1080-х годов встала женщина, спровоцировавшая отлучение папой нового византийского императора Никифора III Вотаниата, которое потом распространилось и на Алексея Комнина. Этой женщиной была уже упомянутая императрица Мария Аланская. Но прежде чем подробнее остановиться на судьбе Марии Аланской и на ее образе, начертанном Анной Комниной, необходимо попытаться разобраться в том, кем же были враги Византийской империи, против которых папа Григорий VII возбуждал западноевропейское рыцарство.
Анна Комнина начинает рассказ о жизни отца, утверждая, что весной 1071 года юный Алексей мечтал попасть в армию императора Романа IV Диогена и принять участие в кампании против сельджуков, вероятно, в качестве пажа при василевсе, будучи в возрасте 14 лет [69]. Если мы, доверяя Анне Комниной, принимаем 1057 год в качестве даты рождения Алексея, следовательно, в 1071 году будущему императору было 14 лет, а в 1077 году – 19 лет. При всех стратегических талантах Алексея, проявленных при защите Византии, трудно представить себе, что в возрасте 17 лет Алексей уже выполнял приказ Михаила VII Парапинака о поимке Русселя де
