Старый Отто затряс головой.
– Ты не права, дорогая фройляйн. На мой взгляд, пророков прошествовало по грешной земле вполне достаточно. Знаешь ли, сколько пророков было в Древнем Израиле до разрушения Храма? Не только тех, о которых принято говорить официально? Да легион! Дух пророческий был в прежние времена заразным, как коклюш. Он воспламенял, как сейчас человека воспламеняют танцы, вино или женщины. Экстаз! Царь Ахаб один содержал четыреста официальных пророков. И только один из них, пророк Михей, сын Емлы, нашел в себе мужество говорить правду, несмотря на угрозы. – Старик помолчал, а потом внезапно забормотал, обращаясь скорее к себе, чем к собеседнице: – В предвоенной Германии тоже был один искатель правды. Так то ли его сгубили, то ли сам себя отправил на тот свет…
Маша насторожилась:
– Это ты о Ране?
Старик поднял на нее безумные глаза:
– А вдруг не сгубили? Вдруг жив? Ушел от людей и по сей день скрывается от человечества, отдавая себя по-прежнему поискам Истинного Знания.
Девушка поежилась – то ли от легкого ветерка, что растрепал любовно ей волосы, то ли от услышанного:
– Ты что-то знаешь?
– Ни-че-го, – процедил Отто и, не прощаясь, пошел прочь.
«Странный он, – в который раз подумала Маша, тоже собираясь уходить, – и в самом деле чокнутый. Но так занятно рассказывает! А главное, все это похоже на правду…»
Падение в бездну: мессии до и после
Наверное, не менее странным, чем Отто, был дневник деда. То какие-то ничего не значащие фразы, вроде тех, когда в магазин сходил, то отрывки совершенно иного текста. Да еще и на немецком языке. Совсем вот как этот, на который наткнулась Маша, валяясь на гостиничной кровати.
…Звание «царь иудейский» в эпоху Иисуса по-разному интерпретировалось представителями политической власти и обычными иудеями. Римляне считали носителя подобного титула крайне опасным существом, так как сами в иудей ской среде не пользовались особым авторитетом. И если кто-то в этой провинции Римской Империи мечтал о появлении «царя иудейского», то римляне понимали это как запретную надежду на политический бунт, переворот.
А в псалме сто десятом упоминается о «коронации царя», и каждый по-своему толковал этот текст в эпоху Иисуса. Авторы Евангелий от Матфея, Марка и Луки даже Иисуса заставляют интерпретировать самый знаменитый из псалмов. И Иисус начинает говорить о псалме царя Давида. Но действительный автор псалма неизвестен. Иисус истолковывает это произведение в религиозном смысле.
Сначала он говорит: «Что вы думаете о Христе? Чей он сын?» У евангелистов люди отвечают Иисусу: «Мессия есть сын Давида». Таким образом, они пытаются еще более укрепить древнее представление о том, что Мессия явится из рода царя Давида. А Иисус заново цитирует создателя псалмов, спрашивая: «…если Давид называет Его [Мессию] Господом, как же Он сын ему?» А люди не готовы признать божественное начало любого потомка царя Давида, предпочитая ничего не отвечать Иисусу.
Что говорят по этому поводу отцы Церкви и теологи? Практически ничего от себя. Они просто повторяют бытовавшие в общине первых христиан после смерти Иисуса споры: кто он, ожидаемый всеми Мессия? Какого рода-племени? Историческая ценность подобных споров равна нулю. К тому же, если вчитаться в слова, приписываемые Иисусу, становится понятно: не он считал себя царем иудейским и Мессией, но его почитатели из раннехристианской общины после его смерти на кресте, то есть по прошествии времени, захотели видеть в нем и царя иудейского, и Спасителя.
Кстати, после Христа и до него очень многие брали себе подобное звание. Чего стоит Симон, бывший раб, провозгласивший себя «царем». А пастух Афронг даже успел объявить себя «новым Давидом». Иуда, сын Иезекия, Иуда Галилеянин и Иоанн из Гишалы пытались поднять восстание Мессии, но потерпели поражение, как и более поздние «приверженцы Мессии» Лука Киренский (115 год нашей эры) и Симон бар Кохба (132-135 годы нашей эры).
Религиозные преобразования иудаизма вроде тех, что предлагал Иисус, римлян вообще не интересовали. Однако многие иудейские попытки религиозных реформ шли рука об руку с попыткой политического переворота. Иуда Галилеянин сформулировал два фундаментальных тезиса:
• Бог – единственный Владыка, способный распоряжаться судьбами людей.
• Поэтому римская оккупация и попытка властвовать над Иудеей могут расцениваться как нападение на самого Бога.
Из этого, по Иуде Галилеянину, следует: каждый иудей из религиозных побуждений просто обязан «защищать Бога» от римлян. Римляне видели в подобном движении опасность для себя и старались пресечь эту опасность на корню, причем довольно жестокими методами.
В 36 году самаритянский Мессия собрал вокруг себя группу приверженцев. И, естественно, обещал освобождение от римского господства. Вместе с отрядами радикально настроенных иудеев он хотел найти спрятанные еще Моисеем скрижали Бога. Но ничего не вышло. Пилат приказал кроваво расправиться с отрядами самаритянского Обновителя, имени которого мы, к сожалению, не знаем, и в конце концов убить самого предводителя.
В 45 году некто Феуда тоже хотел «спасти закон Моисея». Он собрался совершить чудо, подобное тому, которое было совершено Моисеем. Иордан должен был послушаться его приказа и разойтись, чтобы он и его последователи могли посуху пересечь его русло. Сначала римляне не восприняли всерьез чудачества очередного «мессии». Но и явления чуда тоже ожидать не стали. Они напали на Феуду и жестоко расправились и с ним, и с теми, кто поверил ему. Другой Мессия пришел в Иудею из Египта. Имя его в истории не сохранилось. Но обещал он самые настоящие чудеса. Например, обрушить стены иерусалимские, как когда-то пали стены иерихонские. Прокуратор Иудеи Антоний Феликс даже не задумывался над тем, что ему делать с этим религиозным бунтовщиком. Расправа была очень кровавой.
На седьмом десятилетии первого столетия нашей эры объявился Иисус. Его драматические выступления, посвященные народу иудейскому, справедливости и незаконной власти, быстро насторожили римлян. Но так как наделенного харизмой мятежника быстро выловить никак не удавалось, римляне поступили просто: взяли под арест всю элиту иудейского общества и бросили в темницу. Расчет был элементарен: чтобы выбраться на свободу, они со спокойной совестью выдадут Риму «Иисуса, сына Анании». Сам прокуратор считал второго Иисуса человеком безумным, а поэтому очень опасным. Но поймать так и не смог. Предположительно в 64 году новоявленный Мессия погиб при разрушении Иерусалима.
В то же время в Иерусалиме появлялись и другие Мессии, оповещавшие народ о будущем «небесном спасении». Даже когда священный город лежал в обломках, когда храм пылал, появлялись «мессии» и приказывали насмерть перепуганным людям следовать за ними.
Так же как Иисус, его предшественники и последователи опирались на тексты Ветхого Завета. Как и Иисус, его «коллеги» призывали народ следовать за ними. Как и Иисуса, римляне жестоко уничтожали этих людей. Так они пытались на корню задушить возможные мятежные действия.
Изучая историю подобного «мессианства», поневоле приходишь к выводу, что если римляне увидели в Иисусе потенциального противника, то они и в самом деле ни секунды не задумывались о том, что этого бунтовщика надо уничтожить. Вопрос заключается лишь в одном: почему о других неудавшихся мятежниках в истории остались упоминания, а об Иисусе, кроме Нового Завета, никаких упоминаний нет?»
Креститель и его крестник
– Знаешь, – призналась Маша, прогуливаясь в парке по тенистой аллее вместе с Отто, – меня всегда больше интересовала даже не личность Иисуса, а Иоанн Креститель.
Отто усмехнулся и хитро покосился в ее сторону:
– Ты у нас вылитый тамплиер… Они тоже больше Крестителю симпатизировали. Он был симпатичен и Джордано Бруно. До того симпатичен, что Бруно приземлился прямехонько на костер инквизиции.
Маша обрадовалась: кажется, Отто подвела память, и в старческой голове перепутались исторические реалии. Наконец она сможет блеснуть своими познаниями.
– А мне казалось, его не за симпатии к Иоанну Крестителю сожгли, а за научные открытия, – важно произнесла она, вспоминая на ходу параграф из учебника истории. Благо именно этот вопрос когда-то достался ей на экзамене в институт.
– Твоя наука, девочка, конечно, важна. Она дарует познание, двигает прогресс и раскрывает человечеству глаза на тайны природы, правда, только некоторые. Все это правильно и важно. Как важен для человека разум. Но наука одностороння, как и разум. С помощью разума и науки мы водружали на троны диктаторов и подлецов, мы превращали культуру в нечто дьявольское и бесталанное. А наш мир очень давно болен. Мы говорим о генетике и генах, электронах и электронике и при этом лишаем мир волшебства. А где же таится душа?
