Как показывают документы, первые распоряжения ВЦУЗ, опиравшиеся на постановление № 362, касались вопросов организации церковного управления на Дальнем Востоке. Сначала был изменен статус Пекинской миссии, которая была преобразована в епископию с учреждением двух викариатств – в Шанхае и Тяньцзине (в том же году перенесено в Ханькоу){206}. По ходатайству архиепископа Иннокентия указом ВЦУЗ от 17 (30) января 1922 г. в сан епископа с присвоением титула Шанхайского и прав викарного архиерея{207} был возведен архимандрит Пекинской Миссии Симон (Виноградов). Вскоре было принято решение о возведении в епископский сан еще одного члена миссии – архимандрита Ионы (Покровского). Самому начальнику миссии был установлен титул «епископа Китайского и Пекинского»{208}. Епископская хиротония обоих викариев задержалась до сентября 1922 г., сначала по причине междо усобной войны в Китае, помешавшей приехать в Пекин епископам из Харбина, затем возникли трудности, связанные с устройством церковной жизни в самом Харбине{209}.
2. Основание Харбинской епархии и вопрос о Временном Высшем Церковном Управлении на Дальнем Востоке
Следующее распоряжение ВЦУЗ, опиравшееся на постановление № 362, было связано с одним из важнейших событий церковной жизни Дальнего Востока. Указом Высшего Церковного Управления Заграницей от 16 (29) марта 1922 г. в Харбине «временно» была учреждена самостоятельная епархия, главой которой стал архиепископ Мефодий с титулом Харбинский и Маньчжурский{210}. Официально епархия была образована по ходатайству управляющего КВЖД Б. В. Остроумова и архиепископа Мефодия, которые мотивировали свою просьбу указанием на большое количество православного населения Маньчжурии (более 300 тысяч человек), отдаленность территории от епархиального управления во Владивостоке и отсутствие связи с Всероссийской Церковной Властью. В ответ на ходатайство Высшее Церковное Управление Заграницей, опираясь на постановление № 362, издало указ о создании в Харбине временной епархии. Во исполнение указа архиепископ Мефодий направил епископу Владивостокскому Михаилу письмо от 14 июня 1922 г., в котором извещал о своем вступлении в управление новосозданной епархией и просил принять в церковное общение. Управление КВЖД заявило о создании епархии 30 июня 1922 г. приказом № 148.
Однако основание новой епархии было воспринято разными кругами эмиграции неоднозначно. Первый протест, адресованный Патриарху Тихону и Священному Синоду Русской Православной Церкви, заявил Владивостокский епископ Михаил, так как от его епархии отторгались приходы, составлявшие благочиннический округ{211}. Главным аргументом протеста послужило указание на то, что следствием отделения этих церквей станет ослабление материального положения Владивостокской епархии. Другой причиной, создававшей затруднения для учреждения в Харбине самостоятельной епархии, епископ Михаил считал малочисленность храмов полосы отчуждения. Поэтому свое согласие на создание новой епископской кафедры он выражал при условии, что это будет не самостоятельная епархия, а викариатство Владивостокской. Архиепископ Пекинский Иннокентий в свою очередь настаивал на подчинении всех приходов Маньчжурии ведению Русской Духовной Миссии в Пекине, обосновывая свое мнение необходимостью вернуться к тому положению, которое существовало до 1907 г. Оба протеста приняты не были, о чем состоялось определение Зарубежного Синода от 19 мая (1 июня) 1923 г.
Третий протест поступил от группы мирян, направивших архиепископу Мефодию анонимное послание{212} с изложением своих претензий. Авторы письма считали решение ВЦУЗ «неканоничным» и мотивировали свое мнение следующим: во-первых, архиепископ Мефодий был принят в Харбине как гость, для «временного» проживания; во-вторых, само учреждение новой епархии, к тому же не согласованное с Всероссийской Церковной Властью (ссылка на благословение Патриарха Тихона в указе ВЦУЗ названа «бездокументной»), не признавалось необходимым. В протесте также выражалось несогласие с назначением архиепископа Мефодия заграничной церковной властью (авторы письма придерживались положения о выборности епископата), высказывались упреки о якобы имевших место увольнениях любимых харбинцами священников и замене их сторонниками главы новой епархии, выражалось недовольство открытием новых приходов, а также указывалось на затруднительное финансовое положение КВЖД, на которую ложилась обязанность содержания архиерея и епархиальных учреждений{213}. Еще одно возражение против основания Харбинской епархии было высказано в 1930 г. бывшим секретарем русского посольства в Пекине В. В. Граве, который доказывал, что с точки зрения китайского законодательства епархия явилась незаконным учреждением: по китайским законам в стране имели право на существование лишь институты духовных миссий, а также церкви при посольствах и консульствах. По мнению Граве, легальный статус Харбинской епархии поддерживался исключительно «любезным отношением местных властей»{214}.
Таким образом, все вышеприведенные доводы против учреждения Харбинской епархии сводились к пяти основным возражениям:
1. Указ ВЦУЗ не имел правильного формального основания.
2. Были нарушены права Владивостокской епархии, поскольку назначение архиепископа Мефодия на Харбинскую кафедру произошло против воли правящего епископа.
3. Для существования самостоятельной епархии не было соответствующих финансовых условий.
4. Не было получено формального согласия китайских властей.
5. В существовании самостоятельной епархии в Маньчжурии вообще не было необходимости.
Если обобщить имеющиеся данные, то на эти возражения можно дать следующие ответы:
1. Формальным основанием для учреждения Харбинской епархии было постановление № 362.
2. Положение архиепископа Мефодия в Харбине (так же как и других архиереев-беженцев) было в каноническом отношении уязвимо, так как по церковным канонам архиерей не может совершать богослужения на территории чужой епархии без благословения правящего епископа. Однако в условиях большого наплыва беженцев канонические аспекты не обсуждались – все решала церковная икономия{215}.
3. Как показали дальнейшие события, прогнозы о материальных затруднениях КВЖД, связанных с содержанием архиерея и епархиальных органов управления, не оправдались (по крайней мере, до перехода КВЖД под советский контроль).
4. Согласие китайских властей, хоть и неформальное, все же было (это отмечает сам В. В. Граве).
5. Оправданность существования в Харбине самостоятельной епархии доказана временем. До конца 1940-х гг. Харбинская епархия, как часть Русской Православной Церкви Заграницей, являлась центром русской диаспоры на Дальнем Востоке.
Сразу после учреждения Харбинской епархии был избран временный Епархиальный совет во главе с председателем протоиереем Петром Рождественским. Членами совета стали: от духовенства – священники Константин Лебедев и Иннокентий Петелин, от мирян – профессор Н. И. Миролюбов и представитель от КВЖД – Н. Л. Гондатти. Несколько позже в состав Епархиального совета были включены: вместо священника Иннокентия Петелина протоиерей Михаил Филологов, и еще один представитель от мирян – С. В. Кедров.
Харбинская пресса впервые сообщила о создании новой епархии 14 мая 1922 г. «Из вполне достоверных источников, – говорилось в сообщении газеты «Свет», – получены сведения, что высшим церковным управлением заграничными православными церквами, с соизволения Святейшего Патриарха, разрешено образовать самостоятельную епископскую кафедру в г. Харбине для управления всеми православными приходами в Маньчжурии»{216}. В данном сообщении вызывает, однако, вопрос заявление о том, что самостоятельная кафедра в Харбине открывалась «с соизволения Святейшего Патриарха».
Факт благословения Патриархом учреждения новой епархии подробно разъясняет одна из современных версий. Так, священник РПЦЗ Серафим Ган, ссылаясь на некоторые «достоверные сведения» (ссылок на них почему-то нет), пишет, что архиепископ Мефодий послал Патриарху доклад о необходимости учредить Харбинскую епархию и получил на него положительный ответ. Архиерей якобы передал документ «через надежного человека», воспользовавшись его отъездом из Харбина в Москву. Доклад был переписан одним харбинским регентом, который умел писать мельчайшим почерком, на небольшом клочке бумаги и, в целях конспирации по причине обысков при въезде на территорию СССР, зашит в подошву сапога отъезжавшего. По утверждению автора версии, в ответ на доклад Патриарх прислал телеграмму, в которой было всего одно слово: «Благословляю». Однако этой телеграммы в делах Епархиального совета не сохранилось, поскольку архиепископ Мефодий «держал ее в строгом секрете»{217}.
