— Если останетесь жить в Тульче, то напишите мне и я приеду, — сказал он, прощаясь с родными.
На станции "Сорочинская" Павловых поджидали меннониты. Брат Мартене и Берген привезли их в ближайший поселок. Неподалеку от станции верующие немцы выстроили двенадцать небольших поселений. После долговременного пребывания в стесненных обстоятельствах, Павлов окунулся в атмосферу свободной духовной жизни. Меннониты чувствовали себя намного вольготнее, их иностранное происхождение сдерживало руки властей. Целую неделю жили Павловы здесь, наслаждаясь теплом христианской любви и благожелательности. Брат Гиммер, баптистский проповедник, тоже давно друживший с менонитами, изъявил желание сопровождать Павловых до Поволжья.
В Самаре были радостные встречи с Переверткиным и Черняевым, который проходил курс лечения кумысом. До Саратова плыли по Волге пароходом. Брат Четверкин, встретив Павловых, пригласил их в село Турки. От станции Татищеве Четверкин вез гостей на своей подводе.
Павлову надолго запомнился этот путь. По обе стороны от дороги одна за другой стремительно катились ярко-желтые волны пшеницы. Щемящая картина зреющего поля успокаивала душу, вызывая помыслы о горнем.
— Да, такие хлеба в Оренбурге не родятся, климат не тот, — всматриваясь в степную ширь, говорил Василий Гурьевич. — Вот они нивы, как они побелели и поспели к жатве… Господи, научи нас молиться о деле Твоем. Жатвы много, а делателей мало. Вышли больше тружеников на духовные нивы…
Община в селе Турки основана давно, еще братом Вилером. Василий Гурьевич приехал как раз в воскресенье. Местные братья предложили ему руководить богослужением и совершить Вечерю Господню.
На следующий день к вечеру брат Четверкин доставил Павловых в Балашов. Среди членов Балашовской общины у Павлова не было знакомых, эта церковь возникла за время его второй ссылки. Василий Гурьевич очень быстро познакомился с радушными верующими, на всех богослужениях он проповедовал, совершал священнодействия. Активный член общины богатый купец Смирнов устроил в доме братскую трапезу для гостей.
Добравшись поездом до Камышина и пересев на, пароход, Павловы прибыли на родину Александры Егоровны Дубовку. Там Василий Гурьевич впервые увидел сестру жены и ее замужнюю дочь. Желая разделить общение с приезжими, верующие сельчане каждый вечер собирались на богослужения.
В Царицыне, повидавшись с родственником жены Яковом Дамером, Василий Гурьевич побывал в русской и немецкой общинах.
Отправившись во Владикавказ, Павловы сделали короткую остановку в Ростове-на-Дону. Василий Гурьевич хотел дождаться Дея Ивановича Мазаева, которому он еще из Оренбурга писал письмо о своем приезде. Однако Мазаев, обремененный заботами по уходу за огромным овцеводческим хозяйством, вовремя не явился. Василию Гурьевичу было не по карману долго жить в Ростовской гостинице и он, договорившись с братом Мамонтовым о посещении некоторых селений, взял билет на кавказский поезд.
В селе Никольском в местной общине Василия Гурьевича просили разрешить спор о праздновании субботы, из-за которого произошло разделение. Когда назначили членское собрание в помещении, где руководителем был брат Кушнеренко, то многие из противной стороны не пришли. Василий Гурьевич не смог примирить враждующих, так как споры касались не только богословских вопросов, обвинения шли и в адрес Кушнеренко, якобы нарушившего договорные условия купли-продажи участка земли. Во избежание расширения распрей Павлов посоветовал им допустить к руководству общиной брата Дмитрия Чечеткина.
К вечеру восьмого августа Павлов приехал во Владикавказ, остановившись на мельнице Скороходовой. Упавшие духом владикавказские верующие, делились с Василием Гурьевичем своими скорбями. Тайком пробравшись ночью на мельницу, они рассказали гостям о том, как власти закрыли их молитвенный дом и выслали в отдаленные края проповедников: Богданова в Лодзь, Савельева, Морозова и Степана Проханова в Герусы под надзор полиции на пять лет.
Василий Гурьевич решил ехать в Тифлис не по Военно-Грузинской дороге, а окольным путем через Баку, намереваясь встретиться со многими соработниками.
До Петровска Павловых вызвалась проводить Надежда Скороходова. Стояла очень жаркая погода. Каспийское море манило тихой голубизной и путешественники нашли укромное место для купания. То ли от духоты, то ли от резкой перемены температуры Скороходовой после воды сделалось плохо, она потеряла сознание. Все перепугались и сильно переживали пока Надежда пришла в чувство.
Прибыв пароходом от Петровска в Баку, Василий Гурьевич сразу отправился к братьям, работавшим нефтяниками в Бала-ханах на промыслах Ротшильда. Природа там оказалась какая-то безжизненная, в округе не видно ни одного зеленого кустика. Только лес деревянных вышек густо громоздится у нефтяных колодцев. Тяжелые фонтаны темно-коричневой жидкости, исторгаясь из земной утробы, с шумом распадаются по поверхности, стекая в небольшие пруды, откуда по нефтепроводным трубам идет перекачка нефти на перерабатывающие заводы в Баку. Воздух в Балаханах очень тяжелый, пропитанный характерными запахами.
Машинисты братья Буровы были вне себя от радости, увидев друзей.
— Мы глазам своим не верим! Неужто Василий Гурьевич!? Какими судьбами? — забрасывали они вопросами нежданных посетителей.
Петра Бурова Павлов знал с юности. Они примерно в одно и то же время пережили обращение и последовали за Христом. Вечером в доме у Буровых Павловы засиделись далеко за полночь, воспоминаниям и рассказам не было конца. Проведя воскресный день в Баку, Василий Гурьевич торопился заехать в Елисаветпольскую губернию к ссыльным братьям.
В Елисаветполе гонимые служители Христа, построив небольшие домики, поселились около вокзала на арендованной земле. Собрание провели у Никиты Сергеевича Новикова, сосланного в Геокчай из села Малый Узень Самарской губернии с лишением всех прав состояния.
— Василий Гурьевич мой духовный отец, — сидя рядом с Павловым, радостно говорил Новиков. — Я хорошо помню его приезд к нам в село. Это было в восемьдесят третьем году. Он крестил меня.
— Да-да, я тоже припоминаю. Вода в Волге была очень теплая, пар поднимался рано утром, пение было тихое, брало за душу, — подняв начинающую седеть голову, оживился Павлов. — Только напрасно вы, Никита Сергеевич, меня отцом величаете. Один у нас Отец — небесный, а мы все братья.
Беседа продолжалась недолго, нужно было еще попасть в Геокчай. Удушливый сырой климат татарского уездного города доставлял немало мучений ссыльным. Изнурительная лихорадка выматывала последние силы у людей, итак много претерпевших страданий за веру. Брат Леушкин, находившийся здесь с семьей на поселении, тоже болел лихорадкой. Обрадованный встречей с близким другом, он горячо просил Бога об укреплении духовных и физических сил, чтобы не ослабеть в испытаниях и сохранить верность избранному пути.
В конце лета Василий Гурьевич увидел родной Тифлис. Он мало изменился, только больше стало торговых рядов и трамвайных линий, отчего шум на улицах не прекращался до глубокого вечера. Несколько дней на родине, заполненных встречами с близкими родственниками, посещениями друзей, молитвами, беседами пролетели очень быстро.
Тифлисские власти беспрепятственно оформили Василию Гурьевичу внутренний паспорт.
С заграничным паспортом было намного труднее. Приехав в Одессу, он пробыл там целых две недели, дожидаясь его выдачи. За это время Павлов встречался с членами русских общин, одесские немцы вели себя настороженно и неохотно вступали в контакт с заезжим проповедником.
Получив необходимые документы, Василий Гурьевич 13 октября сел на пароход. От Одессы до Тульчи двадцать часов езды, но из-за сильной качки морской путь показался нестерпимо долгим. Вступив на румынский берег, Павлов погрузился в многоязычную стихию. Среди большого разнообразия национальностей преобладающее большинство в Тульче занимали все-таки лица славянского происхождения. Русских и болгар можно было встретить почти на каждом шагу.
В баптистском молитвенном доме Василию Гурьевичу свободно предоставили кафедру для проповеднического служения.
Руководители баптистского миссионерского союза в Америке неоднократно приглашали Павлова посетить их Страну, познакомиться с жизнью церквей, обменяться опытом евангельского служения.
Весной 1898 года в Румынскую общину Павлова пришло извещение о предполагаемом заседании Миссионерского комитета. Усмотрев в этом волю Божию, Василий Гурьевич быстро собрался в дорогу. Ни жена, ни сын не препятствовали намерениям Павлова. Прощаясь с Василием Гурьевичем, они молитвенно предали его путешествие в руки Господа.
Добравшись до австрийской станции Ицканы, он взял билет на Гамбург. Поезд шел по горным районам Буковины. Пестрые от снеговых островков склоны гор сменялись темными долинами и перелесками. На железнодорожных станциях виднелись вывески на трех языках: немецком, польском и русском. Миновав прусскую границу, поезд долго стоял в Мысловце. Всех пассажиров из вагона третьего класса, где находился Василий Гурьевич, перевели в специальное привокзальное отделение для переселенцев. От духоты и многоязычного гомона у Павлова болела голова. Служители таможни, протиснувшись в середину, объявили: "Кто не приобрел пароходные квитанции, пусть купят у агента!"
Таможенники тщательно проверили наличие документов и денег у Павлова, заставили его заплатить еще сто сорок марок. К вечеру процедура осмотра закончилась и Василий Гурьевич сел в экспресс-поезд, который на следующее утро доставил пассажиров в Гамбург.
Шагая по улицам, Павлов вспоминал годы юности, учебу в семинарии Онкена. За двадцать с лишним лет город сильно изменился. Застроились окраины, появились новые шикарные магазины. Вместо конок юрко снуют электрические трамваи. Без труда Василий Гурьевич смог отыскать друзей по вере. Кое-кто помнил его по первому приезду в Гамбург из России.
Управляющий баптистским книгоиздательством семидесятилетний старец Филипп Бимель отговаривал его от поездки в Америку, но Павлов был уверен в том, что она необходима ему для пополнения духовных знаний и для расширения дела Божия.
Преподаватели семинарии устроили Василия Гурьевича на квартиру в студенческом общежитии. Среди учащихся были и два меннонита из России: Реймер и Браун. Павлов быстро сошелся с ними. Вскоре к братскому сообществу присоединились голландец Лукас и чех Новотный.
Приезд Павлова совпал с предпаехальной неделей, поэтому его новые друзья, освободившись от занятий, вызвались показать гостю местные церковные достопримечательности.
Шумные гамбургские улицы в пятницу почти совсем затихли, в знак благоговения перед Жертвой Христа все торговые лавки и большинство магазинов прекратили работу. Василий Гурьевич с друзьями зашел в Альтисскую общину баптистов. Он удивился тому, что богослужение там носило характер литургии. Пастор прочитывал краткие отрывки из Священного Писания, присутствующие пели гимны и молились.
Василию Гурьевичу очень хотелось попасть в церковь, где двадцать три года тому назад он принял рукоположение от Онкена. Приехав туда в воскресенье утром, он был радушно встречен служителями. Они предложили ему рассказать обо всех переживаниях, выпавших на его долю в России.
Тепло принимали Василия Гурьевича и в Эльбекской общине, где нес служение профессор богословия Раушенбуш. Беседуя о Премудрости Божией, почтенный старец вспоминал о своем обращении. Дух богоискательства загорелся в нем от соприкосновения с жизнью примерного христианского семейства. Павлов тоже привел характерные эпизоды из своей жизни, как он познал Бога, как Господь помог ему пройти тяжкий путь в долине тени смертной.
До отправки в Америку оставалось несколько дней. Пройдя медицинский осмотр и проверку документов, Василий Гурьевич 2 апреля сел на большой океанский пароход. Приятно было путешествовать вдоль берегов Франции и Англии. Погода стояла безветренная, солнечная, но как только пароход вышел в открытый океан, небо помрачнело, громадные волны начали сильно кренить судно и заливать палубу. Все пассажиры попрятались в каюты, закрыв наглухо двери. У многих открылись приступы морской болезни. Василий Гурьевич тоже не знал куда себя деть, страдая от рвоты и острых головных болей. Когда шторм затих, качка уменьшилась, мучительное состояние постепенно спало.
На девятый день плавания объявили, что пароход приближается к Нью-Йоркской гавани. Вечером пассажиры увидели яркие гирлянды прибрежных огней. Гудзонов залив жил суетливой жизнью, усердно пыхтели пароходы, скользили взад-вперед паромы. К иностранному судну пришвартовался сбоку маленький пароходик. Он привез доктора, который всем новоприбывшим сделал прививку от оспы.
Утром все ожидали таможенного досмотра. Чиновники спрашивали каждого о цели приезда, О сумме личных денег. В случае какой-то неувязки на берег попасть трудно, подозрительных могут выпроводить обратно.
Василий Гурьевич проходил контрольный пункт вместе с лютеранскими миссионерами. Покинув пароход, они предложили Павлову временно остановиться в лютеранском переселенческом доме. Василий Гурьевич согласился. В Гамбурге ему дали адреса немецких баптистских проповедников. Пообедав у лютеран, он отправился на поиски Готлиба Фрецера. Квартиру нашел легко, но хозяина дома не оказалось. Его супруга сказала, что он придет только вечером. Целый день Василий Гурьевич бродил по городу, осматривая необычные дома и улицы. В глаза бросалось обилие рекламных объявлений. Они красовались не только на стенах, но и на спинах торопливых прохожих.
Брат Фрецер посоветовав ему сходить в немецкую общину. Павлов заметил, что по воскресным дням уличная жизнь принимает совсем иной ритм. Магазины закрыты, торгуют только некоторые торговые лавки. В общине Василия Гурьевича встретили как давно знакомого брата. Проповедник Шульте попросил его сказать проповедь, а после богослужения провести беседу в детской воскресной школе. Слезы умиления застилали глаза, когда Василий Гурьевич смотрел на детей, радостно и свободно поющих духовные гимны. Их собралось более ста человек. Дети исполняли песню "О как радостно в хваленьи" и Василий Гурьевич пел вместе с ними. Такое семейное собрание напомнило ему праздничные общения в Тульче. Дети сидели не шевелясь, когда Павлов рассказывал о суровой и тяжкой жизни их верующих сверстников в России.
В тот же день Василия Гурьевича пригласили на еженедельную встречу американских проповедников.
— Наш русский брат Павлов восемь лет был в ссылке за веру и проповедь Евангелия, — сказал Шульте, представляя гостя собранию.
