Жак Маритен - Знание и Мудрость

Человеческий порядок вовсе не существует ни в вещах, ни в природе, это порядок свободы, и его надо не только провозглашать и принимать, но и создавать.

Именно здесь анализ становления и истории обретает все свое значение. История, разумеется, это не Евангелие, созданное раз и навсегда, она не есть абсолют; становление не есть вечный Закон, а время - не Бог. Но именно в становлении, в бесконечно изменяющихся условиях нам предстоит созидать порядок. И наша трагическая участь (на самом деле - не трагическая, ибо она имеет божественное начало) - это обязанность работать над его созданием наугад, под гнетом полной темноты нашей истории, при уничижении в нас того разума, который отчасти является ее творцом и который может предвидеть лишь то, что вытекает из прошлого.

Беспорядок, имеющий серьезнейшие последствия, -вот что выходит из презрения к вечному порядку и ожидания нового порядка, который возникнет в будущем как результат движения истории, совершаемого и подгоняемого доверенными лицами той же самой истории, левитами"' ее революционного процесса, избранниками бога имманентности, в которых находит свое самосознание Welt-geist**"'1. Но столь же серьезный беспорядок порождается забвением того, что человеческий порядок делается вместе с историей, и для того, чтобы быть тем, чем он должен быть, ему надлежит непрерывно создаваться усилиями разума и воли, воображения и добродетели, спасая от козней времени и выковывая из ресурсов, имеющихся в данное время, все то, что способствует земному благу и вечному благу человеческого бытия. С этой точки зрения некоторые явления очевидного беспорядка, расстройства и разрушения могут представлять собой историческое проявление более глубоких и более скрытых беспорядков; расплату за небрежности и упущения тех, кто забывает, что правосудие, как говорила св. Екатерина Сиенская****', это та сила, которая сберегает общество.

Наконец, если верно, что порядок прежде всего надо наводить знутри нас самих, ибо все начинается изнутри, то первым условием заботы - по водворению истинного порядка - будет полное подчинение души истине. В молитвах, читаемых на Великую пятницу, когда Церковь молит Господа об устранении всех зол*', герзающих мир, она прежде всего просит, чтобы Он избавил мир ~>т всех заблуждений:Oremus Deum patrem omnipotentem ut cunctis nundumpurget erroribus; morbos auferat;famem depellat'^.

Верные принципы, истинное великодушие рискуют остаться бесплодными, если душа не достигла полной свободы в истине. Зсли душа хотя бы в одном месте связана ложными и ограни-юнными суждениями, то ее видение отдельных фактов и явлений )удет от этого деформировано, ее стремление к истинному поряд-су не воплотится в действительность, так как порядок требует (елостности.

Вопрос о гуманизме часто ставится в неверных терминах, и это, [есомненно, происходит потому, что понятие гуманизма сохраняет [звестную родственную связь с натуралистическим течением 'енессанса, тогда как с другой стороны понятие христианства вы-ывает у многих из нас воспоминания о янсенизме и пуританстве***1. ^пор идет вовсе не между гуманизмом и христианством.

Спор идет между двумя концепциями гуманизма: сказать "куль-ура", или "цивилизация", значит иметь в виду что-то земное, или шрское, в человеческом бытии. Тогда верно, что культура - это цветение собственно человеческой жизни, включающее не только 1атериальное развитие, необходимое и достаточное для того, тобы дать нам возможность вести праведную жизнь здесь, на емле, но также, и прежде всего, нравственное развитие, развитие мозрительной деятельности и деятельности практической (худо-сественной и этической), которая заслуживает названия подлинно еловеческого развития"17. В этом смысле не относится к культуре о, что не является гуманистическим. Антигуманистическим по амой своей сути было бы абсолютное отрицание культуры, ци-илизации. Именно в этом, быть может, заключается ультракаль-инистская***** тенденция теологии Карла Барта******. Но это

75

абсолютное отрицание человеческого - манихейское*', а не христианское; оно несовместимо с центральным догматом христианства, догматом о Воплощении.

Спор, который разделяет наших современников и обязывает всех нас к выбору - это спор между двумя концепциями гуманизма:

одна из них - теоцентрическая, или христианская, а другая - антропоцентрическая, за которую Ренессанс несет первоочередную ответственность. Первый род гуманизма может быть назван интегральным*^, второй - бесчеловечным.

Важно, однако, понять, что гуманизм интегральный, или "геоцентрический," о котором мы говорим, это вовсе не то же самое, что "христианский гуманизм" (или христианский натурализм), который процветал начиная с XVI века и опыт которого довел до тошноты, до божественной тошноты, так как мир этого гуманизма таков, что уже и Бога скоро стошнит. Св. Фома Аквинский и св. Иоанн Креста***' - вот великие учителя подлинного гуманизма, который исцеляет человека и все человеческое лишь постольку, поскольку он не страдает никаким принижением божественных истин и направляет все человеческое к крестным мукам и тайне искупительной Крови. Ему отвечает образ человека, образ окровавленного Царя, одетого в пурпур и увенчанного терновым венцом: вот человек, он взял на себя наши немощи. Это по его образу и подобию благодать формирует людей, делая их участниками божественной природы и приемными детьми Бога, которым суждено, если иметь в виду их духовный рост, в силу их соучастия стать богами, когда милосердие кончит смягчать их сердца. И став подобными этому Вождю-искупителю, они в свою очередь приобщатся к тайне его искупительной миссии, совершаемой во всё продолжение времен - что касается осуществления, но не заслуг -и это уменьшит их скорби. Если же падшая природа склоняется к тому, чтобы понимать слово "гуманизм" только в смысле антропоцентрического гуманизма, то тем более важно определить истинное понимание и условия осуществления подлинного гуманизма, который не обкрадывает человека, и порвать ради него с духом Ренессанса.

Разоблачение основного духовного заблуждения, характерного для одного из периодов истории культуры, вовсе не означает

осуждения этого исторического периода в целом. Историю не осуждают. Еще менее здраво со стороны христианина было бы осуждать современную эпоху, подобно тому, как рационалисты (и они не отрекаются от этого) осуждали Средние века.

Ложный духовный принцип неизбежно приносит свои плоды;

надо выявить этот принцип, признать понесенные из-за него потери. В то же время, развитие человечества продолжается, история идет своим ходом; существуют человеческие приобретения, связанные с определенными страданиями, но имеющие значение святынь, поскольку являются на свет в зависимости от воли провидения;

эти выигрыши также надо признать.

Здесь возникает серьезный вопрос, который мы позволим себе назвать вопросом о демоне - двигателе истории.

Св. Григорий писал: "Надо знать, что воля Сатаны всегда беззаконна, но что его власть не всегда несправедлива, ибо беззакония, которые он предлагает совершить, допускает Бог, во всей его справедливости"18. Такое утверждение влечет далеко идущие выводы. Оно дает нам важный принцип толкования истории.

Дьявол, как вампир, присосался к истории; тем не менее, история движется и движется, как двигалась. Только к Церкви как таковой он не имеет никакого отношения. Он участвует в движении мира и в каком-то смысле его стимулирует. Главным образом, он в своей - нехорошей - манере делает то, что люди добра по забывчивости не делают, потому что погружены в сон. Это попустительство, но таков факт.

Везде, где время не искуплено Кровью Христовой, им владеет князь мира сего. Но время принадлежит Богу; это он прежде всего хочет движения и новизны.

Можно найти только одно раскрывающее эту ситуацию слово - в песни Хабакука (по Вульгате)*'. Он там говорит, что дьявол идет впереди Бога: et egredietur diabolis ante pedes ejus"^. Он идет перед ним. Он предательски готовит ему пути.

По правде говоря, история двуглава. Вождь всех добрых людей ведет ее, со своей стороны, туда, где Бог весь и во всем; вождь же всех злых людей, со своей стороны, ведет ее туда, где тварь остается наедине с собой. Когда эти обе стороны, которые в каждый отдельный момент находятся в смешении, закончат свое разделение, закончится и сама история.

77