Ознакомительная версия.
От скорби по умершим не защитит нас ни естественная наша привязанность к жизни, ни мужество перенесения страданий, ни житейская мудрость, ни даже вера, как бы ни была она велика. Смерть – явление двустороннее: умирает уходящий от нас, и в этом процессе болезненного разделения болит и замирает и наша душа. Но для христианина заказан путь беспросветной скорби, мрака и уныния; он не должен отступать перед страданиями; он не должен бессильно коснеть в них; он должен всем напряжением своих духовных сил пройти сквозь страдания и выйти из них укрепленным, углубленным, умудренным.
Пусть наша вера и вообще наша духовная жизнь слабы, но ведь наша любовь к почившим, ведь она-то не слаба; ведь оттого и скорбь наша так велика, что велика наша любовь. Так пусть она же, эта наша любовь, выведет нас из мрака скорби. Напряжением нашей любви переступим и мы тот роковой порог, который переступили они. Войдем усилиями нашего воображения в тот мир, в который вступили они, дадим в своей жизни больше места тому, чем они сейчас живут, – и постепенно, незаметно наша печаль обратится в радость, которую никто от нас не отнимет.
* * *
Разговор с X о посте.
X. – На чем основано разделение на постное и скоромное? Почему рыбу можно убивать, а быка нельзя?
Ответ. – При назначении постной пищи Церковь совершенно не руководится сентиментальными соображениями, как вегетарианство или индуизм, а чисто физиологическими – устраняется то, что «утучняет» и возбуждает.
X. – На меня пост действует отвратительно: я слабею, делаюсь неспособен к работе, мое нормальное душевное состояние вполне зависит от того, сыт я или нет. Поэтому я не понимаю, для чего надо себя истощать.
Ответ. – Я вам разъясню это, если вы мне скажете, достаточно ли отчетливо различаете вы в себе сферу душевную от духовной.
X. – Нет, не ясно.
Ответ. – Следовательно, вы и не можете наверно утверждать, что истощение тела вредит духовной (а не душевной) жизни. Я же могу привести вам примеры обратного – что пост развивает духовные силы: молиться вы не станете, наевшись; к умирающему не пойдете, выпив шампанского; страдающего лучше утешите, когда вы не пресыщены.
X. – Но все это было хорошо в те времена, когда вся жизнь была приспособлена к церковной жизни. А теперь приходится поститься, ни в чем не изменяя обычной работы, встреч с людьми, отчего проигрывает работа, появляется раздражительность. Надо бы, когда постишься, уехать куда-нибудь в монастырь, отойти от обычной жизни.
Ответ. – Не будьте максималистом и не откладывайте исполнение того, что велит вам Церковь, до наступления условий XVII века. Многого можно добиться и теперь. Пример – наши няньки, прислуга, крестьяне.
X. – Это не очень удачный пример. Я никогда не видел прислугу в таком раздраженном состоянии, как в последние дни Страстной недели. Очевидно, пост очень дурно действует на нервы.
Ответ. – Вы совершенно правы; но пост есть дело совершенно внешнее, техническое, подсобное, и если оно не сопровождается молитвой, усиленной духовной жизнью, то дает только повышенное раздраженное состояние. Естественно, что прислуга, которая постилась всерьез и которую заставляли на Страстной усиленно работать, не пуская в церковь, злилась и раздражалась.
* * *
Смысл поста:
Послушание Церкви.
Облегчение тела – «помышления смертных нетверды и мысли ошибочны, потому что тленное тело отяжеляет душу».
Упражнение воли, самоограничение, отказ, жертва.
* * *
В общежитии существует коренное непонимание поста. Важен не сам по себе пост как неядение того-то и того-то или как лишение себя чего-либо в виде наказания – пост есть лишь испытанный способ достигнуть нужных результатов, через истощение тела дойти до утончения духовных мистических способностей, затемненных телесностью, и этим облегчить свое приближение к Богу.
Как в наркозе, в опьянении, во сне, так и в посте человек проявляет себя: у одних проявляются высшие способности духа, другие делаются только раздражительны и злы – пост открывает истинную сущность человека.
* * *
Работа, правильно религиозно поставленная, не может привести к переутомлению, неврастении или сердечной болезни. Если это есть, то это знак, что человек работает «во имя свое» – надеясь на свои силы, свой шарм, красноречие, доброту, а не на благодать Божию.
* * *
Как бывает правильно поставленный голос, так бывает и правильно поставленная душа. Карузо пел без утомления; Пушкин не мог сказать, что писание стихов утомительно; соловей поет всю ночь, но к утру его голос не слабеет.
Если мы устаем от нашего дела, от общения с людьми, от разговора, от молитвы – это только потому, что душа наша «неправильно поставлена». Бывают голоса, «поставленные» от природы; другим приходится добиваться того же продолжительными трудами, искусственными упражнениями. Так и с душой.
* * *
Болезнь и мудрость. Доказывая ритору Евдокию его предрасположенность к занятиям философией, Платон как аргументы приводит возвышенность души, тихий нрав и болезненность, телесную немощь – и это Платону кажется немаловажным в деле «любомудрия».
* * *
Схема отношений к людям часто бывает такова: человек очень нравится, искренно идеализируешь его, не видишь ничего плохого. И вдруг прорвется человек в чем-либо – солжет, расхвастается, струсит, тебя же предаст. И вот делаешь переоценку, перечеркиваешь все, что видел раньше (и что все-таки продолжает существовать), и выкидываешь человека из своего сердца. Я давно понял, что это неправильный и грешный способ отношения к людям. В основе такого обращения с людьми лежат две неосознанных мысли: 1) я – вне греха; 2) и человек, которого я полюбил, тоже безгрешен. Как же иначе объяснить и резкое осуждение других, и удивление, когда хороший, добрый, благочестивый человек согрешит. Это выводы из горестных размышлений о своем собственном сердце и сознание, что сам способен на всякий грех.
А между тем норма отношения к нашим близким – прощать без конца, так как мы сами бесконечно нуждаемся в прощении. Главное не забывать, что доброе, что мы ценим – оно остается, а грех всегда тоже был, только его не замечали.
* * *
Во сне мы испытываем иногда такие высокие и напряженные состояния молитвы, умиления, радости, на которые почти неспособны в бодрствовании. Нельзя ли это объяснить пассивностью нашего тела во сне? – Оно не мешает.
* * *
Письмо N о пустующем новом, прекрасном, только что отстроенном храме – «молящихся почти никого». Мне все более кажется, что наши декоративные, пышные богослужения должны кончиться, уже кончились внутренне. Они искусственны, не нужны, они не питают более жаждущих душ и должны замениться иными, более активными и более теплыми видами религиозного общения.
Как не похожи наши богослужения со священником, отделенным стеной иконостаса, с охлаждающим расстоянием паркета между молящимися и Святым Престолом, с прохладными сквозняками между отдельными «посетителями» – молящимися, с тщетно выносимой святой Чашей и упорным отказом «приступить» – как все это не похоже на богослужебные собрания апостольского века и периода мученичества. Падает религиозность – и выше поднимаются декорации, гаснет горение душ – и ярче блестят позолота и электрические люстры.
* * *
Стояние в церкви, даже ленивое и рассеянное, не остается без плода; если обратиться на себя внутрь, когда стоишь в церкви, то увидишь, что в этот момент способен на многое доброе и легче удержаться от злого, легче простить, сохранить мирным свое сердце.
* * *
Через тысячи препятствий, которые создает нам наша многозаботливая и суетная жизнь, преодолев вялость и леность нашей души, мы достигаем святой Чаши, и Господь принимает нас «причастниками» – участниками Тайной Вечери. Это участие – причастие – великая радость и источник силы. Но не надо обольщаться. После Тайной Вечери учеников Христа ожидали тягчайшие искушения; на их глазах Божественный Учитель, Которого они признавали Христом – Мессией, грядущим царем Израиля и мира, Сыном Божиим, – был схвачен, подвергнут унизительному суду, истязаниям и всенародно казнен, как преступник, вместе с разбойниками, оказавшись беспомощным перед людской злобой. И только пройдя через эти искушения, они удостоились созерцания ослепительного света святой Пасхи.
И мы выходим на искушения из храма, согретого нашими молитвами и молитвами тех, кто молился в нем до нас, в мрак и холод внешнего мира. Нас ждут искушения этого мира, и самые большие искушения – нашей собственной души. Да поможет нам Христос, с которым мы соединяемся тесными узами, преодолеть и преодолевать эти искушения и дальше и донести нашу радость до следующей Пасхи, а то и до той Пасхи, когда мы будем вкушать новое вино в невечернем дне Царствия Небесного.
Ознакомительная версия.
