Одним из первых, кто обратил внимание на существование ранней христианской арабской поэзии был Луис Шaйху, опубликовавший в начале прошлого века собрание произведений ранней арабской поэзии под названием «Христианская поэзия»[29]. Уже ко времени своего появления, это издание, к сожалению, не отвечало принятым научным стандартам и не включало в себя необходимого критического анализа, представленных в нём источников. Религиозная принадлежность большинства поэтов, вошедших в сборник, оставалась спорной[30], не ясными были и критерии, которыми Шaйху руководствовался при отборе текстов. В связи с этим, работа Шaйху была воспринята критически[31], став для многих учёных причиной скептического отношения к тематике христианской арабской литературы доисламского периода в целом. Для этого были и объективные причины методологического плана: христианской арабской письменностью в понимании большинства исследователей христианского Востока считалась прежде всего церковно-богословская литература на арабском языке, а не литература арабских христиан в широком смысле. Георг Граф обосновывает малую значимость произведений ранней арабской поэзии христианских авторов отсутствием в них богословского содержания и отводит им в своей объёмной «Истории христианской арабской литературы» лишь краткую заметку во введении[32]. Нормативная предпосылка о богословском характере христианской арабской литературы[33] с одной стороны, и то, что в целом аспекты религиозной жизни отражены в древней арабской поэзии поверхностно[34], — с другой, послужили основанием для практически полного игнорирования ранней поэзии арабских христиан как особого явления в доисламской культурной истории арабов.
Но некоторые специфические черты доисламских арабских произведений поэтов-христиан не остались всё же незамеченными. Они касаются как религиозной тематики, так и некоторых стилистических и жанровых особенностей. Представление о том, что древняя арабская поэзия была исключительно секулярной[35] и любые упоминания в её текстах религиозных мотивов являются продуктом поздней фальсификации[36], утратило свою категоричность. Уже Хиршбергу удалось на примере стихотворений ‘Умаййа ибн Аби ас-Салта (ум. 574) убедительно показать, что их религиозное содержание может быть адекватно интерпретировано только в контексте современных им иудейских источников[37]. Тексты поэтов-христиан Хиршберг рассматривает как единственное прямое свидетельство о религиозной жизни христиан доисламской Аравии[38]. Значение этих памятников в контексте изучения религиозной истории доисламской арабской культуры подтверждается при более детальном анализе сохранившихся текстов. Так, известное стихотворение ‘Aди ибн Зайда, посвященное сотворению мира и грехопадению, в отношении литературной обработки библейских мотивов даёт все основания считать этот текст аутентичным произведением христианской литературы эпохи поздней Античности. История передачи этого произведения в средневековых арабских источниках также позволяет говорить о его подлинности[39].
Другие примеры заимствования библейских тем в древней арабской литературе требуют детального исследования, поскольку «the task of an authoritative edition and translation and a balancing of all arguments about authenticity against each other still has to be carried out»[40]. Следует, однако, учитывать, что религиозные представления могут определять характер литературных произведений и косвенным образом. Наглядным примером этому служит распространённый мотив древнеарабской поэзии — тема судьбы[41]. В представлении древних арабов судьба — это и стихийное начало, угрожающее любому человеку без разбора подобно «вслепую скачущему верблюду»[42], и общий принцип мироустройства, извечный круговорот времени. В стихотворениях христианских поэтов интерпретация этой темы содержит некоторые отличительные черты. Их подчас нарочито пессимистический тон, отмеченный в этой связи некоторыми исследователями[43], указывает на представление о времени у христианских авторов, которое сформировалось вероятнее всего под влиянием христианской эсхатологии с её линейным понятием исторического времени и заострённым вниманием к его конечности, которые были чужды цикличному восприятию времени в традиционной арабской культуре. Помимо этого, как отмечает М. Б. Пиотровский, в арабской поэзии доисламского времени понятие кадр, обозначающее судьбу как предопределение, только у христианских авторов получает значение божественного предопределения[44]. В последствии именно это содержание фиксируется за понятием кадр как религиозным термином в словоупотреблении Корана[45].
Истоки жанра хамриййат
В то же время, взгляд на древнюю арабскую поэзию как литературу в целом нерелигиозного характера, не является ошибочным. Общее впечатление ранних исследователей о том, что религиозные мотивы встречаются в её текстах достаточно редко, вполне обоснованы. Но это наблюдение влечёт за собой выводы, на которых следует остановиться более подробно. Схожесть произведений поэтов-христиан и поэтов, таковыми не являвшихся, указывает на глубокую интеграцию арабов-христиан в социально-культурную среду доисламского арабского общества, их активное участие в его жизни и общность коллективного сознания с остальными его членами. С другой стороны, отсутствие религиозной тематики не устраняет возможности существенных различий между произведениями христианских поэтов и поэтов, близко знакомых с христианской культурой, от стихотворений поэтов, которым эта культура была либо чужда, либо мало известна. Ярким примером этого является жанр винной поэзии (хамриййат). Его зарождение в арабской литературе в значительной степени связано с ал-Хирой, для которой христианская культура была традиционной. Существенный вклад в развитие поэзии хамриййат внесли многие поэты хирской школы, и в частности ал-А‘ша Маймун ибн Кайс (род. до 565 — ум. ок. 629) и упоминавшийся выше ‘Aди ибн Зайд. О связи ал-А‘ша с христианской общиной Хиры можно говорить с большой вероятностью, а принадлежность к ней ‘Aди ибн Зайда не вызывает никакого сомнения[46].
К сохранившимся произведениям ‘Aди ибн Зайда относятся самые ранние тексты арабской поэзии, в которых тема вина представлена не только в рамках касиды, но и в виде отдельных поэтических отрывков. Вопрос о том, являются ли эти хамриййат ‘Aди ибн Зайда самостоятельными произведениями нового жанра или же фрагментами, входившими в состав утраченных касид, остаётся спорным[47]. В этой связи, заслуживает внимания сообщение «Книги Песен» о том, что стихотворения о вине ‘Aди ибн Зайда рецитировались для ал-Валида ибн Йазида (ум. 744)[48], поэзия которого в свою очередь оказала влияние на Абу Нуваса (755–813)[49]. В творчестве ал-Валида хамриййа окончательно утверждается как самостоятельный жанр, самым ярким представителем которого в классической арабской литературе стал Абу Нувас[50]. Упоминание ‘Aди ибн Зайда в одном ряду с ал-Валидом и Абу Нувасом может рассматриваться как подтверждение его основополагающего вклада в создание жанра хамриййат. При этом новаторство ‘Aди ибн Зайда в этой области арабской поэзии отражается не столько в отдельных стихотворениях о вине, сколько в касидах, в которых тема вина становится главной и которые в целом можно назвать вакхическими.
Отправной точной развития хамриййат стало описание вина как одной из тем касиды, из которой она в дальнейшем преобразуется в отдельный жанр. Об этом с уверенностью можно судить как на основании сохранившихся поэтических произведений раннего времени, так и по аналогии с развитием других жанров арабской поэзии, прежде всего любовной лирики (газаль), также возникшей в рамках касидной традиции. Как правило, при рассмотрении эволюции жанровых форм арабской поэзии речь идёт об обособлении отдельных частей касиды в самостоятельные стихотворения, посвященные только одной соответствующей теме. Развитие арабской поэзии осуществлялось, однако, не просто в результате формальной эмансипации тем касиды и распада последней на отдельные составляющие, но и благодаря изменениям в жанре самой касиды. В ранней арабской лирике, к примеру, было отмечено наличие переходных жанровых форм двух видов: газаль в форме «насиба без касиды»[51] и газаль, независимый от структуры насиба[52]. История арабской винной поэзии при более пристальном рассмотрении также демонстрирует большее многообразие, нежели предполагает принятое противопоставление касиды, включающей в себя пассажи о вине, и хамриййи как отдельного произведения.
