— Занемог что ли, Савелий? —• мягко хлопал по плечу сына Петр Климович. — Лица на тебе нет.
— Подковы, батя, подковы забыл, когда отдыхали ночью, — неуверенно говорил Савелий, опуская глаза. — Возвернусь я, поищу.
— Коль желаешь, иди с Богом, — тревожно молвил отец. Весь обоз ждал его до появления первой звезды, но Савелия след простыл. Родители плакали навзрыд, заключив, что его убили дорогой калмыки. После выяснилось, что сын их жив и невредим. Причиной его странного исчезновения оказалась неотвязная любовь к одной вдове, на которой он вознамерился жениться. Родители получили от него слезное письмо, он просил прощения за обман и нежелание следовать в неведомые края. Василий Гурьевич видел его всего один раз в Тифлисе, куда Савелий приезжал уже глубоким седым стариком.
С большими трудностями добирались до Кавказа упорные переселенцы. Каменистые узкие дороги петляли по горам. Угнетала не только дикая природа. Путешественники опасались нападения горских племен. Для защиты обозов выделялся специальный конвой. Тоже изрядно измотанные, солдаты шли сзади и впереди обоза.
Дарьяльское ущелье, которое называют воротами Кавказа, открылось взору путешественников во всей мрачной красоте. Темные громады гор почти совсем закрывали небо. На далеких утесах неподвижно стояли рогатые туры, а под белесыми шапками облаков грозно парили орлы. Бушующий Терек, со всей силой метался по скалам, создавая нескончаемый шум.
Через несколько дней тяжелый и опасный путь остался позади. Двигаясь вдоль реки Куры, странники миновали Тифлис и поселились в Геочкайском уезде Шемахинской губернии.
Соскучившись по домашнему уюту и физической работе, молокане быстро рубили дома, и новые деревни вырастали прямо на глазах вокруг татарского селения Топчи. Чинно и благородно текла жизнь в молоканской деревне, подчиняясь возвышенному библейскому ритму.
По воскресным дням прекращались все работы и из домов с раннего утра начинало звучать мерное богослужебное пение. Местные власти относились к переселенцам в целом благосклонно, за исключением так называемых "общих" молокан. Молоканство после несбывшихся пророчеств о втором пришествии Христа разделилось на несколько толков. Ссылаясь на первохристианскую общину в Иерусалиме, крестьянин Михаил Попов в Шемахинском уезде призвал своих последователей сложить вместе все имущество и сообща вести хозяйство. Власти, усматривая в общинной жизни практическое воплощение коммунистических идей, запрещали собрания "общих" молокан. От участкового заседателя даже пришел приказ разобрать по бревнышку дом, где сходились "общие". Эти молокане продолжали устраивать общинный труд, но идеала первохристианской церкви так и не смогли достичь. Главное препятствие исходило не от властей, а от недостаточной высоты духовной жизни. Из-за частых ссор и распрей по поводу неравномерного распределения доходов хозяйство со временем пришло в упадок и разрушилось.
Жизнь обыкновенных молокан внешне складывалась благополучно, но пришла беда, которая зацепила всех переселенцев. Организм жителей восточной и северной России никак не мог приспособиться к местному нездоровому климату. От изнурительной лихорадки мучились все от мала до велика. Резко возросла смертность. Болезнь унесла всех стариков из семьи Павловых. В живых остались только три внука Петра Климовича от сына Григория: Григорий, Поликарп и Гурий.
Обессилевшие от постоянных недугов, вызванных тяжелыми климатическими условиями, молокане не раз обращались к местному начальству с просьбой о переселении. Чиновники равнодушно отводили все их прошения.
Тогда расстроенные отцы семейств решили действовать через голову. Как-то наместник Кавказа князь Михаил Семенович Воронцов прибыл в Шемахинскую губернию. Молоканские старцы, добившись у него аудиенции, били челом о дозволении перебраться на Лорийскую возвышенность, где были земли, принадлежавшие грузинским князьям Орбелиани. Внимательно прочитав прошение старцев, известный своим человеколюбивым характером генерал-фельдмаршал удовлетворил нужду молокан. Они получили разрешение выехать в Лори, где климат намного благоприятнее для здоровья.
Частые въедливые дожди превратили дорогу в сплошную пытку. Жирная суглинистая грязь комьями цеплялась на колеса повозок. Шумно дыша и отфыркиваясь, уставшие лошади то и дело останавливались.
— Слышь, Григорий… — приставала теща. — Позвал ли ты домового?
— Ни к чему это, — отрубил Григорий.
— Как ни к чему? Все так делают, — шептала теща. — Переезжаешь куда и его надобно звать… Не иначе как он на повозку завалился. Тяжесть какая, дороги нет…
— Ни к чему это, — твердил свое Григорий. — Доедем с Божьей помощью.
Приняв новую веру, не все молокане сразу освободились от всевозможных языческих суеверий, свойственных русскому православному люду. Талисманы из текстов Евангелия, заговоры против разных болезней и дурного глаза употреблялись иногда и в молоканских семьях.
Новое селение, основанное выходцами из России, в честь благодетельного князя назвали Воронцовкой. Освоение земель стало для молокан уже привычным делом.
Переселившись в Воронцовку, Григорий, Гурий и Поликарп по русскому обычаю жили вместе, но затем Гурий с Поликарпом отделились. Поликарп вскоре умер, оставив после себя сына Сергея. У Григория родились три сына: Абрам, Евдоким, Ефим. Гурию же долгое время не везло с потомством. Два мальчика, только появившись на свет, умерли. Гурий ходил сам не свой и каждый вечер, став вместе с женой на колени, горестно изливал свою печаль пред Богом: "Господи! Ты Владыка жизни! И нужда Тебе наша известна! Дай нам наследника, младенца мужского пола, и телом и духом крепкого… Боже милосердный! Я буду стараться избавлять его от всяких тяжелых работ, чтобы грамоте он научился и читал нам Слово Твое!"…
В феврале 1854 года за две недели до масленицы Бог подарил Гурию сына. Обрадованные родители, любуясь новорожденным младенцем крепышом, нарекли его Василием…
Окрестности Воронцовки были настоящим раздольем для физического развития детей. По широкой деревенской улице, тянувшейся километра на три с севера на юг, Вася со сверстниками бегал в маленькое селение Джалал-Оглы. Целый день около речки Джили, вокруг бурного родника звенели ребячьи голоса. Пробиваясь сквозь груду серых камней, чистейшая родниковая вода заставляла работать колеса мукомольной мельницы. Другая мельница действовала весной во время разлива. Когда мельница останавливалась и воду выпускали в специальную канаву, туда стайками лезла вездесущая детвора. Вася обычно одним из первых заходил в холодную воду и, растопырив широкий подол домотканой рубашки, ловко вылавливал мелких рыбешек.
На другой промысел воронцовские дети выходили вместе с взрослыми. Это был сбор ромашки в горах. Скупщики охотно брали ее у жителей на изготовление так называемого "персидского порошка", который использовали для истребления блох, клопов и других вредных насекомых.
Весело и привольно жилось воронцовским мальчишкам, одного только недоставало: негде было обучаться грамоте. Школьных учителей иногда заменяли едва научившиеся читать и писать простые крестьяне. Одна старушка собирала ребят в просторной избе и как могла учила их славянской азбуке и чтению Псалтыри. С Васей немного занимались офицеры драгуны, стоявшие у них на постое. Обремененная домашними заботами мать, умевшая читать, тоже старалась выкроить время для обучения сына. Вася поразительно быстро схватывал уроки. За несколько месяцев он уже обогнал своих учителей и в пятилетнем возрасте свободно читал Псалтырь и Библию. Когда в деревне появился профессиональный учитель и открыл первую школу начальной грамотности, Васе осталось научиться только писать.
Длинные зимние вечера в доме Павловых часто превращались в семейные праздники. Большая, жарко натопленная печь излучала уют и тепло. Анастасия, закончив работу на ткацком станке, который занимал почти всю переднюю комнату, зажигала две сальные свечи или лучину. Бока медного самовара, стоявшего в центре широкого стола, радостно играли и светились радужными золотистыми бликами.
— Почитай что-нибудь, сынок, из Писания, — ласково говорил отец, усаживаясь в передний угол.
Вася шустро взбирался на лавку к божнице, где вместо икон лежала увесистая славянская Библия в переплете из деревянных обложек. Обхватив Книгу двумя руками и прижимая к груди, Вася осторожно клал ее на край стола и, водя пальцами по строчкам, громко читал повествования о деяниях Иосифа, Даниила, Давида. Лица родителей светлели, дневная усталость уходила прочь, на душе становилось легко и радостно. Не отрывая глаз, они смотрели на своего малолетнего мальчугана, низко склонившего над Библией русоволосую крутолобую голову.
– За что же сподобились мы такой милости от Бога? Должно быть мальчик наш будет Божьим посланником? Сохрани его, Господи! Устрой путь… Пошли мудрости и знания, — толковали наедине перед сном Гурий и Анастасия.
