Судьбы народов зависят в религиозной сфере от того выбора, что сделают 10-15 процентов религиозно самостоятельных граждан. А значит, миссионеру для обращения народа в свою веру не нужно обращать большинство населения. Достаточно притянуть к себе внимание и умы тех, кто сам ищет религиозную истину. А затем эти 10--15 процентов уже передадут свой опыт и свои убеждения остальным... Но это - если ставится задача позитивная и глобальная - обращение целого народа. А если задача носит чисто негативный характер: раскол народа, то достаточно эти 15 процентов расколоть на тридцать групп по полпроцента - и народный организм будет духовно обезглавлен. Это то, что и делают сегодня секты в России.
И шестьдесят миллионов россиян считают себя православными лишь до той поры, пока консенсус десяти миллионов (раздробленных между собой, но единых в своем неприятии Православия) не скажет, им: да что вы, быть православным уже не модно!
Итак, государственная политика в религиозной области необходима по трем мотивам.
Во-первых, потому, что сегодня это реальность, прямо касающаяся судеб миллионов россиян. И среди этих миллионов есть тысячи, которым соприкосновение со сферой религии сломало судьбы, а отнюдь не исцелило души. Там, где затронуты интересы многих и многих граждан, там государство обязано, просто уполномочено своими избирателями наблюдать за тем, чтобы свобода одних не оборачивалась болью для других.
Во-вторых, потому, что религиозный выбор сегодня гораздо активнее и резче делают молодые, а значит, люди, которые имеют относительно немного опыта и информации, но от которых вскоре будет зависеть жизнь нашей страны.
В-третьих, государство должно выработать религиозную политику точно по тем же основаниям, по которым оно вырабатывает политику культурную, образовательную или национальную. Ибо государства создаются людьми для того, чтобы завтрашний день не стал страшнее дня сегодняшнего.
Государство существует прежде всего для того, чтобы обеспечить людям будущее. Чтобы народ, создавший государство, мог жить и в следующем поколении, а не был выбит пришельцами, не вымер бы от голода или распада экономики. Государство существует для того, чтобы народ не должен был кормить чужую армию.
Еще государство нужно для того, чтобы страна не стала колонией, чтобы жизнь страны, ее политика, экономика, быт и культура не управлялись из-за рубежа в соответствии с интересами других народов или групп людей.
Наконец, национальная, образовательная, культурная и религиозная политика государства должна быть направлена на то, чтобы наши дети были именно нашими детьми. Чтобы они говорили на нашем языке, чтобы они ценили то, что придавало смысл жизни нашим предкам и нам. Чтобы то лучшее, что создано нашей культурой в прошлом, жило и в будущем. В общем, государственная политика в этих областях должна быть направлена на то чтобы наши дети были нашими, а не созданиями чужих идеологий и культур.
Это философы могут быть совершенными космополитами и оспаривать или принимать истины независимо от того, на какой земле то или иное суждение было впервые сформулировано. А государство имеет полное право мыслить в категориях "наше" и "чужое" и во всех сферах поддерживать национальное начало, то есть интересы своих граждан и избирателей: национальные банки, национальный кинематограф, национальную экономику, национальную армию, национальную школу, национальный театр, национальную церковь.
В философии или в богословии дурно выглядит протекционизм, аргументирующий по принципу: это верно потому, что это наша национальная идея, а вот это не может быть истиной потому что сказано человеком другой крови.
Но государство создано не для того, чтобы заниматься свободным поиском истины, а для того, чтобы реализовывать и защищать реально существующие интересы своих граждан.
Между прочим, американский конгресс не ограничился призывом к российскому Президенту наложить вето на закон. Он намерен еще и внести поправку в американское законодательство. Каждый год американский конгресс принимает закон о помощи зарубежным странам. Понятно, что для этого закона отнюдь не все страны равны. И вот попытка России поставить барьер перед американскими проповедниками сразу отозвалась поправкой к закону: запретить оказание помощи России в размере почти 200 миллионов долларов... Американцы правы: наш закон противоречит их национальным интересам. Но и наши политики должны столь же решительно защищать интересы своего народа даже в тех случаях, когда они не совпадают с интересами американцев.
А у нас есть свои национальные интересы, и мы вправе ожидать, что они будут отражаться в наших законах и в политике нашего государства. "Если этот интерес состоит в том, чтобы наши дети владели литературным русским языком, то, при всем уважении к английскому, он не может занимать в наших школах столько же часов. Если этот интерес в том, чтобы дети знали историю своей земли и своего народа, то история России должна изучаться с большей тщательностью, чем история Лихтенштейна, хотя, может быть, она ничуть не менее назидательна и трагична, чем история Руси. Причем не только с большей тщательностью, но и с большей любовью.
Этой весной в Магадане я побывал в одной школе ("лицее"), где старшеклассникам история России преподавалась по книге 3. Бжезинского. Это я узнал лишь позже - сначала же я был просто поражен тем самоуверенным отторжением Православия и даже просто обычного национального чувства, которое я встретил в этих подростках. Они твердили только об одном: "Все имеют право делать все". А потом выяснилось, что воспитаны они не на Соловьеве и Достоевском, а на Бжезинском, на книгах идеолога, который придумал назвать нашу страну "империей зла". Историки имеют право спорить - чье видение истории России глубже и вернее: Бжезинского или Солженицына. Но учитель государственной школы не имеет права прививать детям ненависть к своей стране.
Так что государство вполне может проводить политику поддержки и защиты традиционной духовной культуры. Какие должно оно взирать на судьбы пушкинского наследия с холодно-юридической точки зрения "равноправия всех перед законом", так не должно оно холодно напоминать о "равноправии" российских и зарубежных религий. Да, перед законом Цветаева и Тюлькин равны. Но государство имеет право взять под свою охрану квартиру Цветаевой и ее архивы и государственными мерами обеспечить знакомство школьников с наследием Цветаевой, но при этом и пальцем не пошевелить для того, чтобы бесценные вирши Тюлькина стали известны нашим потомкам.
Равенство религий перед законом означает прежде всего равенство перед законом граждан независимо от того, к какой религиозной группе они принадлежат или не принадлежат. Если человек совершил преступление - то на приговоре суда не должно сказаться, кто он: мужчина или женщина, профессор или кочегар, православный или атеист, член правящей партии или активист оппозиции. И если религиозная организация нарушила закон - то опять же для закона не должно иметь значения, кто бросил вызов праву: Московская Патриархия или религиозная организация, возникшая год назад и насчитывающая всего лишь сорок адептов. Такого рода равенство утверждается и в новом законе.
Но равенство религий перед законом не может означать их равенства перед культурой и историей России. Да, Церковь отделена от государства. Но она не отделена от общества, от людей. И потому государство должно взаимодействовать с Церковью и должно осуществлять религиозную политику, а не просто повторять нормы закона о "равенстве" и ими заслоняться от всякого сотрудничества.
Закон ставит пределы, за рамки которых не может выходить деятельность людей и организаций в этой области. Но законом отнюдь не определяются все действия людей в той области жизни, которую он призван регулировать. Закон ставит границы. Но было бы смешно представлять себе Россию, ограничившись лишь изучением ее границ. Жизнь страны не сводится к существованию ее пограничных столбов и к бытию контрольно-следовательных полос.
И долг государства перед религиозной жизнью своих граждан не сводится только к принятию закона. Закон должен помочь осуществлять государственную политику. Политика же, как известно всем, - это осуществление определенных групповых интересов, хотя и регулируемое рамками закона. Но именно понятие государственного интереса напрочь забывается критиками закона.
Что ж, предположим, что я - директор кондитерской фабрики. Для моей работы мне нужно закупать на рынке сахар. В моем городе есть десять фирм, готовых продать мне сахар. И каждая из них действует законно, у всех есть и регистрации, и лицензии. Закон дает мне право заключить контракт с любой из них. Следует ли из этого, что я обязан покупать у них сахар поровну и по очереди? Даже если мой заводик находится в муниципальной, то есть государственной, собственности, - даже тогда я никак не обязан сотрудничать со всеми теми фирмами, которые зарегистрированы государством. Оставаясь в рамках закона, я могу действовать исходя из своих вполне частных соображений и интересов. Я могу, например, решить, что мне неинтересно закупать сахар на Кубе. А вот у меня жена с Украины - так я лучше вложу деньги в родственную украинскую экономику, чем в поддержку каких-то странных людей с другого полушария... И теща меньше ругать будет, если узнает, что мои партнеры с Украины...
