Ознакомительная версия.
Примечательно, что в «Шестодневе» весьма скромное место уделяется толкованию сотворения человека. Вполне вероятно, что это не случайно, ибо такое толкование дается в «Трех Словах об устроении человека по образу и подобию Божию»[13]. Вернее, речь может идти преимущественно о первых двух «Словах», поскольку третье «Слово» представляет собою антимонофелитский трактат. В первых же двух гомилиях Синаит оттеняет идею человека как «микромира», состоящего из бессмертной и нетленной души с одной стороны и с другой – из материального тела[14]. Касаясь собственно темы «образа и подобия», он подчеркивает наличие в человеке образа Святой Троицы, причем это наличие акцентируется в одной только душе этого образа Троицы. Весьма важно, что преп. Анастасий рельефно обозначает ту мысль, что человек вообще и его душа в особенности превосходят, как образ Божий, даже Ангелов. Ибо «последние суть духи служащие и подневольные, а души же святых, которые [удостоились быть] по образу Божию, суть духи господствующие». Особенно это связано с тем, что Бог Слово воплотился, то есть вочеловечился, а не «воангелился»[15]. Из этого вытекает и христологическое толкование образа Божиего: в творении Адама Бог как бы предначертал «образ и отпечатление Своего Воплощения, Рождества и Вочеловечения»[16]. С христологической интерпретацией образа Божиего тесно увязывается идея обожения: благодаря Христу человеческое естество, «восшедшее на престол херувимский, прославляется всем ангельским воинством, поклоняющимся ему»[17]. Резюмируя, можно сказать, что рассматриваемые два «Слова» представляют собою замечательный образец святоотеческой антропологии, которая принципиально не может не быть теоцентричной и христоцентричной.
Третьей гранью литературной деятельности преп. Анастасия являются его проповеди. Помимо указанных «Трех Слов об устроении человека», ему принадлежат еще несколько гомилий, частично еще не опубликованных[18]. В них Синаит проявляет себя не только как талантливый проповедник, достигающий иногда высот поэтического творчества, но и как подлинно смиренномудрый подвижник, постоянным и усиленным покаянием стяжавший небесное любомудрие. Показательно в этом плане одно место из его «Слова на шестой псалом», где он говорит, обращаясь к Богу: «Не дерзаю и не смею испросить у Тебя, Владыко, совершенного прощения моих грехов, ибо грех мой больше, нежели можно отпустить мне. Я согрешил пред Тобою более всякого человека, сверх меры имя Твое святое прогневил. Хуже блудного сына я, блудный, прожил жизнь; более того, кто был должен Тебе десять тысяч талантов, я оказался Твоим должником. Сильнее, чем мытаря, враг [рода человеческого] всего меня обокрал; безжалостнее, чем разбойник, исконный человекоубийца злобно меня умертвил. Дальше блудницы я, любоблудник, отпал от Бога, предавшись блуду»[19]. Преподобный отец всеми глубинными струнами своей души чутко отзывается на то печальное состояние, как свое личное, так и всего человечества, в которое вверг его прародительский грех, наложив на всех нас бремена неудобоносимые. В «Слове о Святом Собрании» он с горечью говорит: «Велико ослепление наше, велико легкомыслие, велика беспечность. Нет у нас умиления, нет страха Божия, нет ни исправления, ни покаяния, но весь ум наш пребывает в пороке, неге и опьянении. Мы часто целый день проводим на зрелищах, в пустых разговорах и остальных бесовских занятиях, не скучая, но даже забывая о пище, о доме и других необходимых делах; а в церкви Божией, молитве и чтении не хотим и одного-единственного часа побыть пред Богом, но как от огня спешим убежать из церкви Божией»[20]. Подобный обличительный дух проповедей преп. Анастасия (естественно, не мыслимый без упования на милость Божию) сближает их с гомилиями свт. Иоанна Златоуста и позволяет Синаиту занять достойное место в истории христианской гомилетики.
Особое место в его творческом наследии занимают «Душеполезные поучения». В рукописной традиции до нас дошли три сборника таких «Поучений», обычно обозначаемых как A, B и C, а также латинскими цифрами. Первый сборник, носящий название «Различные повествования о [подвизающихся] в пустыне Синайской горы святых отцах», содержит 39 достаточно кратких рассказов (в первом издании 40); второй, именующийся «Душеполезные и духовно укрепляющие (athpiK-tim) повествования», заключает в себе 28 рассказов, более обширных по объему. Эти два сборника в начале XX века опубликовал известный католический издатель христианских текстов аббат Ф. Но[21]. Но в настоящее время это некогда очень полезное издание устарело, ибо появилось критическое издание данных сборников, базирующееся на тщательном анализе всей рукописной традиции: это издание осуществил А. Бинггели в уже упоминавшейся докторской диссертации[22]. Третий сборник, носящий такое же название, как и второй, опубликовал (с параллельным переводом на немецкий язык) по одной Ватиканской рукописи XI века С. Хайд[23]; этот сборник содержит 18 рассказов. По своему жанру названные сборники относятся к Патерикам, то есть к тому виду христианской письменности, который возник вместе с появлением монашества и был (а также остается) одним из самых распространенных и читаемых типов святоотеческой литературы[24]. Сейчас, подготавливая русский перевод этих сборников, могу с уверенностью сказать, что они представляют собою лучшие плоды литературной деятельности преп. Анастасия. Суммируя богатейший духовный опыт великих подвижников христианского Востока и преломляя его через призму своего собственного подвижнического жития, он сумел передать простым и безыскусственным языком самое ценное в этом опыте – ясный и четкий ответ на самый главный вопрос человеческой жизни: как спастись и как каждому христианину следует лично спасаться? Поэтому «Душеполезные поучения» преп. Анастасия можно сравнить с такими шедеврами святоотеческой письменности, как «Лавсаик» св. Палладия Еленопольского, «Жизнь пустынных отцов» («История монахов») пресвитера Руфина Аквилейского и «Луг духовный» блж. Иоанна Мосха.
3. «Вопросы и ответы» преп. Анастасия
Данное произведение имеет важное значение для русской культуры, ибо оно, как уже отмечалось нами[25], составляло (в переводе на славянский язык) сердцевину «Изборника Святослава 1073 г.». И не случайно, что в начале XX века к этому сочинению обращается серьезный православный ученый Н.С. Суворов, являясь в данном случае во многом первопроходцем. Хотя и опираясь на неадекватную версию произведения, опубликованную в «Патрологии» Миня, он указывает, что здесь «много раз и с разных сторон затрагивается вопрос о примирении грешного человека с Богом и не всегда разрешается одинаково»[26]. Касаясь такого «неодинакового» разрешения указанного вопроса и привлекая свидетельства еще неизданных рукописей, русский ученый констатирует, что преп. Анастасий Синаит является во многом выразителем глубинных интуиций православного нравственного учения. При этом указывается на ошибочность мнений западных ученых, будто в Греческой Церкви развивался только один идеал монашеского аскетизма. Поэтому Н. С. Суворов приходит к выводу, что «указание различных способов спасения для таких именно людей, которые не могут исполнять аскетических подвигов, как больные, престарелые, бедные, состоящие в браке, находящиеся в зависимом положении, ведущие торговые дела, живущие даже в самом очаге мирской суеты и удовольствий, с пояснением притом, что в мире живущий человек может оказаться в равной чести у Бога, как нельзя яснее свидетельствует о том, что Греческая Церковь хорошо различала идеал совершенства, возможный для мирских людей, и идеал совершенства, свойственный людям, живущим в пустынном уединении»[27]. Уточняя эти выводы русского исследователя, хотелось бы подчеркнуть, что преп. Анастасий, сам будучи строгим и искренним монахом, ясно осознавал один принципиальный момент: то не были два различных идеала, но лишь два различных аспекта единого идеала, ибо православное нравственное учение по своей глубинной сущности аскетично. Внешние проявления такой глубинной сущности могут быть различны и действительно различаются, но в основе этих проявлений лежит единый фундаментальный принцип – целомудрие, который и составляет главный стержень всех нравственных положений Православия[28]. И в «Вопросах и ответах» преп. Анастасия это отчетливо проявляется.
После многолетних и кропотливых трудов двух католических исследователей мы имеем теперь адекватный текст этого сочинения[30]. Вместо позднейшей компиляции, включающей 154 вопроса, здесь изданы 103 вопроса, к которым приложены еще и Дополнения (Appendices), отражающие побочную рукописную традицию. Еще готовя данное издание, Й. Мунитиз указывал, что в сочинении отобразился широкий и разнообразный духовный мир (mental world) той аудитории, к которой обращался преп. Анастасий. Причем значительную часть этой аудитории составляли миряне, живущие под мусульманским владычеством и сталкивающиеся с разделениями среди христиан[31]. Немалое число из них принадлежало, вероятно, к низшим слоям общества, а соответственно, не обладающим серьезным образованием. Так, Вопрос 68 явно указывает на «простеца», не разбирающегося в «догматических изысках», но твердого в православной вере. Такая вера и такая простота для преп. Анастасия является высшей ценностью, по сравнению с которой изощренные хитросплетения образованного ума предстают ничтожными и незначительными. Судя по всему, само сочинение возникло из письменных вопросов паствы к преп. Анастасию и его ответов на них, которые впоследствии собрал он (или его ученики). «Дополнения», как представляется, вряд ли принадлежат в их нынешнем виде перу самого Синаита, а если и принадлежат, то частично и в переработанном виде, осуществленном либо его учениками, либо позднейшими компиляторами. К числу таких позднейших переработок принадлежат и «Вопросоответы к Антиоху», ложно приписываемые свт. Афанасию Великому; определенная связь, хотя и очень неясная, существует между рассматриваемым сочинением преп. Анастасия и «Каноническими вопросами» Тимофея Александрийского[32].
Ознакомительная версия.
