А еще мне вспоминается одно искушение. Первые недели меня неотступно терзали мысли, действительно ли я совершил Божественную литургию, все ли правильно сделал? Пресуществились ли просфора и вино в тело и Кровь Христовы?..
В Греции есть обычай допускать к исповеди только опытных священников, которых благословил на это архиерей. В России же другая ситуация. Наша страна больше Греции и по территории, и по населению, а большинство православных приходов у нас в лучшем случае – одноштатные. Греческий опыт в России применить невозможно.
Когда ты исповедуешь в первый раз, тебя обуревают мысли, что сказать человеку, как его поддержать. Но позднее я осознал, что исповедь – не беседа со священником. Батюшка не должен обязательно говорить что-то на исповеди. Он обязан слушать, обязан понять, искренне ли кается человек, обязан вместе с ним молиться и сопереживать. Лишь в каких-то определенных случаях священник может дать совет: например, если человек исповедуется впервые.
Некоторые прихожане, увидев в храме нового священника, изо всех сил стремятся исповедоваться у него: он менее строг, первое время не дает епитимий, а главное, ему не стыдно признаваться в повторяющихся грехах. Новый священник пока не знает, что ты каешься в этом грехе на протяжении последних пяти, десяти, двадцати (нужное подчеркнуть) лет…
Священник – не ходячая энциклопедия, в которой можно узнать ответы во всех случаях жизни. Безусловно, он должен быть грамотным, но знать абсолютно все он не обязан. И молодому батюшке нужно уметь преодолеть страхи и на сложный вопрос ответить: «Простите, я не знаю». Приснопамятный Митрополит Антоний Сурожский говорил об исповеди: «А иногда честный священник должен сказать: „я всей душой болел с тобой во время твоей исповеди, но сказать тебе на нее ничего не могу. Я буду молиться о тебе, но совета дать не могу“». И это очень правильно. Не нужно городить от себя, вспоминая лишь прочитанную в книгах сухую теорию.
Если у тебя нет детей, то не нужно рассказывать о том, как правильно их воспитывать. Лучше посоветовать маме или папе качественную литературу по этому вопросу или познакомить их со священником, у которого есть педагогический, родительский опыт. В «Настольной книге священнослужителя» говорится, что «мирской поп да не постригает монаха», так как он не сможет дать того, чего не имеет сам. Не надо говорить того, что не пропитано, не прочувствовано собственным жизненным опытом.
Иногда на исповеди возникает ощущение, что некоторые прихожане играют с тобой в прятки. Кажется, что они не поняли всю важность таинства покаяния, не услышали слова предысповедальных молитв: «Аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши». Вместо искреннего раскаяния можно услышать слова о «нарушении пятой заповеди»[6] или даже какого-то из правил святых апостолов. Блуд и воровство называют «невоздержанием», каются в грехах родственников, соседей, в убийстве царской семьи, но только не в своих прегрешениях.
Вот что интересно: гораздо искреннее исповедуются представители малых народов. Возможно, потому, что они пришли к вере, осознавая свой путь, трудясь над собой. И подошли они к крещальной купели потому, что искали Бога, а не потому, что принятие православной веры воспринималось как обязательный ритуал и традиция.
Еще со времен учебы в университете я знаю, что в научном мире есть несколько правил хорошего тона. И одно из них звучит так: нужно уметь признавать, что вы чего-то не знаете, а в разговоре о сложных и спорных вещах нужно произносить формулу «возможно, я не прав». Это очень хорошие правила, которым почему-то не всегда учат в семинариях.
Молодые священники, такие же, как и я, считают зазорным сказать прихожанину, что они чего-то не знают. Якобы это подорвет их пастырский авторитет. Я считаю (возможно, я и не прав!), что ничего страшного не произойдет.
Недавно ко мне подошла мать троих детей и спросила, как правильно их воспитывать. Я бы мог ей отвечать, судорожно вспоминая, что читал на эту тему, а потом дать дежурные советы: «Водите детей в храм», «Читайте им Священное Писание», «Показывайте благочестивый пример личной жизни». Но зачем? Это и так понятно… Поэтому я честно ответил, что у меня пока, к сожалению, нет детей и подсказать что-то толковое не могу. Но тут же порекомендовал многодетного священника, с кем мать троих детей сможет обсудить свои вопросы. Такой подход я считаю правильным. Ведь как можно давать советы по воспитанию, не имея опыта в этом?
В последнее время у меня появилось ощущение, что люди разучились по-настоящему, искренне исповедоваться. Многие сейчас приходят на исповедь и отдают священнику бумажку, на которой перечислены грехи. И, «смиренно» стоя у аналоя, ждут разрешительной молитвы. Но это неправильно. Исповедь всегда должна быть переживанием, осознанием своих грехов, покаянием, желанием изменить ум. Вместо этого – листики с банальным словоблудием типа такого: «Я, недостойная раба Божия, каюсь господу Богу во всех своих согрешениях от младенческих лет и прошу милостивого Бога простить мои согрешения, вольные и невольные, яже делом и словом, мыслию, ведением и неведением…».
Искреннее всех исповедуются в большинстве своем представители малых народов, для которых христианство – осознанный выбор, а не традиция.
Все чаще во время исповеди приходится слышать слово «дай» – люди просят у Бога здоровья, счастья, благополучия. И вроде бы в этом ничего нет плохого, но такое ощущение, что есть. Потребительское отношение к господу проникло даже сюда. А ведь на исповеди нужно, наверное, употреблять не глагол «дай», а совершенно другой: «Прости».
Во время таинства покаяния нужно не только констатировать факт греха, прочитав вслух длинный список проступков, похожий на список продуктов, которые необходимо купить. Цель исповеди – перемена ума. Только искреннее покаяние поможет нашей душе. Если мы от всего сердца просим прощения за те прегрешения, о которых помним, то можем надеяться, что господь простит и те наши грехи, о которых мы забыли.
Самое поразительное, что, получив просимое, человек часто забывает поблагодарить Бога. Хотя в этом нет ничего удивительного, ведь еще в евангелии мы читали о том, что Христос исцелил десять прокаженных, которые были обречены на одиночество, муки и смерть. Какова была благодарность исцеленных? Лишь один сказал «спасибо».
Еще один евангельский пример. Человек, от рождения инвалид, тридцать восемь лет лежит в грязи у источника. Он никому не нужен, никому не интересно, чем и как он живет. По логике вещей, до конца жизни расслабленный должен целовать ноги Спасителя, исцелившего его, быть ему преданным учеником. Но все происходит иначе, даже страшнее. В благодарность исцеленный бьет Христа по лицу, когда тот находится под стражей. Предание донесло до нас имя этого глупца – Иар.
С тех пор прошло две тысячи лет, но люди все так же неблагодарны. Недавно пришла в храм молодая женщина и рассказала историю. Некоторое время назад у нее появились новообразования на коже. Она ходила по врачам, но никто не брался сказать, что это и откуда взялось. Кто-то посоветовал ей облиться святой водой – новообразования запеклись и исчезли. Вот оно – чудо. Как вы думаете, изменилась ли жизнь этой женщины после такого явного знамения? Поблагодарила ли она Бога, стала ли ходить в храм? Выяснилось, что нет. И теперь она снова пришла в церковь, потому что болезнь вернулась.
В представлениях многих невоцерковленных людей священники – люди зажиточные. Образ сформирован при помощи таких атрибутов, как обязательная иномарка, золотой крест и огромный живот – «аналой», как шутят сами батюшки. Иногда этот миф, активно поддерживаемый СМИ, приносит свои печальные плоды. На моей памяти пострадали два знакомых священника – их жестоко избили на улице и ограбили в поисках несметных богатств.
Все представления о зажиточности духовенства разбиваются очень легко, если посмотреть на священников, которые живут и служат в глубинке. Иномарка плавно сменяется на «шестерку», золотой крест местами облез… При этом не обязательно ехать на приходы Чечни или Ингушетии. Подобные примеры есть в изобилии в Центральной России.
В Русской Православной Церкви – свыше двадцати тысяч священников, которые служат в десятках стран мира. Мне всегда хочется спросить критиков: неужели вам удалось повидать их всех, чтобы оценить объем их живота и стоимость их автомобиля? Даже если посмотреть только на меня, то выяснится: я среднего веса и у меня нет даже старых советских «жигулей». Хотя отчасти скептики правы: в Церкви много полных священников. Две главные причины этому – посты и ненормированный «рабочий день».
Основная постная еда на столе среднестатистических священника и мирянина – картошка, макароны и хлеб. Думаю, вы сами в состоянии подсчитать, насколько калорийны эти продукты. При этом любой диетолог скажет: чтобы похудеть, есть нужно часто, но понемножку. А теперь представьте: священник совершает за неделю несколько литургий. Он уходит на службу рано утром, после богослужения у него – молебен, панихида, беседы с прихожанами… В лучшем случае он сядет за стол в 3–4 часа после полудня. И естественно, батюшке будет уже не до маленьких порций, потому что неизвестно, когда ему снова удастся перекусить. Если же день священника перенасыщен требами и встречами, то зачастую полноценно обедать ему приходится поздним вечером или даже ночью.
