середины XIX века, с появления первых критических исследований библейского текста. Проблемы философского осмысления войн, их справедливости или даже священности постоянно обсуждаются и в наши дни.
Уже более половины тысячелетия прошло с тех пор, как Византия исчезла с политической карты мира. Время же ее расцвета приходится на еще более отдаленное прошлое. Тем не менее ее достижения в области истории мысли остаются не полностью изученными и включенными в сокровищницу опыта всего человечества.
В частности, нам представляется, что в современности в высшей степени актуальным становится представленный ею тип цивилизации, в которой одним из важнейших проблем был и вопрос мира и войны, ее оправданности, справедливости и священности.
Да, Византия все же сошла с мировой арены, однако сам факт ее существования на протяжении почти тысячелетия делает неразумным попытки отвергнуть ее опыт как бесполезный. Смогла бы какая- нибудь иная страна выживать так долго в условиях постоянных изматывающих вооруженных конфликтов на всех своих границах?
Возможно, в некоторых вопросах Византия слишком сильно опередила свое время. В эпоху, когда основным средством ведения внешней политики была война, Византия настойчиво утверждала, что именно мирное состояние является идеалом, к которому должен стремиться любой достойный правитель. Понимая, что проще избежать конфликта, чем разрешить его посредством войны, византийцы активно развивали дипломатические методы, предвосхищая некоторые аспекты международной политики Нового времени.
Когда же дипломатия оказывалась бессильной, Византия могла выставить на поле боя армию, основанную на иных, по сравнению с зарождающимся в то время на Западе феодализмом, принципах. Своевременное обучение военнообязанных, их идеологическая подготовка, удержание ключевых позиций до подхода императорской армии — вот лишь небольшой перечень задач, стоящих перед византийским полководцем, который звучит актуально и в современности.
Византия разработала едва ли не самую совершенную для своего времени традицию полемологической литературы и имела армию, пусть и не всегда побеждающую, но, без сомнения, одну из самых сильных в своем регионе. При этом все ее войны велись ради защиты и удержания вполне четко очерченных границ «своей исконной территории».
Живя в эпоху непрестанных конфликтов и передела мира, византийский историк Агафий Миренейский говорил о войнах: «Никогда наш век не будет свободен от них и они навсегда останутся в полной силе, пока остается той же человеческая природа, так как с самого начала они, так сказать, присущи жизни, и поэтому вся поэзия, вся история наполнена войнами и сражениями, и не найдешь в них ничего другого, так подробно описанного» [10]. В то же время византийские богословы грезили о временах торжества небесного града, где «смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни… ибо прежнее прошло» (Откр. 21:4).
Представленная работа посвящена одному из таких парадоксов: будучи, без сомнения, очень религиозными людьми, византийцы, даже читая в Священном Писании описание захвата древними иудеями Земли Обетованной и имея перед глазами опыт джихада и крестовых походов, так и не приняли идеологию священной войны, хотя и достаточно часто использовали идеологему войны справедливой.
Этот парадокс, хотя и изучается зарубежными учеными [11], но, как и любые византологические исследования, этот вопрос уступает аналогичным работам по крестовым походам и джихаду.
В отечественной византологии эта тема до сих пор не стала объектом полноценного монографического исследования [12]. Хотя, казалось бы, от русскоязычных авторов следовало бы ожидать большего внимания к изучению родственной византийской культуры.
В основе византийского отношения к войне, по нашему мнению, лежит достаточно сложный и ускользающий от большинства исследователей конфликт восточно-христианского богословия и практической стороной жизни людей, строивших по его лекалам свое собственное мировоззрение. На страницах этого исследования мы постараемся показать, на чем было основано это противоречие, и по каким причинам оно так и не смогло разрешиться на протяжении всей истории этой страны.
Если максимально лаконично сформулировать задачи данного исследования, то их можно представить в следующем виде: какие именно условия делали ту или иную конкретную войну оправданной в глазах византийцев, и насколько вообще понятие «священная война» характерно для Византии?
Поскольку претендующему на научность исследованию не обязательно «хранить интригу» до самого конца, мы считаем возможным и полезным для читателя с самого начала обозначить свой взгляд на эти вопросы: понятие «священная война» осталось чуждым мировосприятию большей части византийского общества и существенно противоречащим восточно-христианскому богословию, так что его нельзя прилагать к византийской действительности. Ни одна война этого государства не считалась аналогом «православного джихада» или «православным крестовым походом».
Однако в византийской культуре на определенном этапе, а именно в конце VI и начале VII века, появляется нечто близкое к этим феноменам, которое можно охарактеризовать как своеобразную политико-религиозную идеологию, распространяемую императорами и их единомышленниками из числа полководцев, политических деятелей и интеллектуалов. Эта концепция достигла пика своего развития в X веке, но уже к концу XI практически угасла, и даже сравнительно благоприятные тенденции последних веков Византии не привели к ее возрождению.
Нам представляется, что история появления, частичного использования, но все же непринятия и отвержения своеобразного «соблазна» этой идеологии окажется весьма полезным современному читателю, имеющему перед своими глазами достаточно противоречивые примеры идеологизации войн XX-XXІ веков.
Византийский опыт, где-то успешный, а где-то нет, не должен кануть в безвестность. Хочется надеяться, что изучение поступков и мыслей людей этой погибшей цивилизации поможет современным людям хотя бы в какой-то мере избежать ошибок в понимании политических процессов современности и ближайшего будущего.
Для изучения, в каких случаях византиец считал себя вправе взять в руки оружие и вести справедливую или, в некоторых случаях, священную войну, следует обратиться к обширному спектру источников, изучаемых методами различных гуманитарных дисциплин. Поэтому и представленное исследование имеет междисциплинарный характер, лежащий на стыке философии, богословия и истории.
Для того чтобы не перегружать работу излишними фактами, мы постараемся избежать общих вопросов происхождения и сути войн, примеры же сакрализации конфликтов на примере иных культур и исторических эпох будут рассмотрены лишь вскользь, в той мере, в которой они затрагивали Византию, принимались или отвергались авторами ее письменных памятников.
Терминологический аппарат
В силу того, что лежащие в основе данного исследования термины достаточно широко, но, увы, далеко не всегда правомерно используются сегодня, следует заранее оговорить, что именно будет под ними пониматься. В первую очередь это касается ключевого понятия «священная война».
Прежде всего, это именно война, а не какой-либо иной социальный конфликт, вроде вспышки вооруженного насилия на почве взаимной вражды различных групп внутри границ какой-либо страны. Война — это в первую очередь политический конфликт между государственными образованиями, не могущими разрешить свои противоречия мирным путем.
В контексте византийской истории это подразумевает, что
