что Сицилийское королевство норманнов, союзное Григорию VII, Ансельму и Матильде, было главным врагом Византийской империи на Западе, а Григорий VII воспринимался в Константинополе как епископ латинян – т. е. неблагочестивых варваров, – сеющий раскол и своими вселенскими претензиями превышающий компетенцию патриарха латинской Церкви. Впрочем, и на императора Генриха писательница смотрела свысока, как на варварского правителя. Следуя византийской традиции, она не признавала за Генрихом императорского достоинства, а обозначала его титул при помощи неологизма «король Алемании», а не император [190].
Как повествует Анна, весь Запад был разделен вследствие распри между Римским папой и королем Алемании. Княжество папы вовсе не было слабым, но охранялось серьезными военными отрядами, под которыми царственная писательница подразумевала рыцарские отряды, вассальные Матильде Тосканской. Папа, тем не менее, заключил союз с Робертом Сицилийским. Сущность же конфликта между папой и королем Алемании сводилась к следующему: папа обвинил Генриха в том, что он раздавал церкви, монастыри, церковные степени и доходы (февраль 1076 г.). В свою очередь, король обвинил папу в том, что он, вопреки королевскому согласию, узурпировал Апостольский Престол. Узнав об этом, папа пришел в ярость и подверг тяжким оскорблениям королевских послов, которым выдергивали бороды и всячески варварски унижали. Об этих унижениях, по выражению Анны, ей не пристало подробно писать, как женщине и принцессе, дабы не осквернить «перо и бумагу» [191]. Все это недостойно не только архиерея, но и того, кто себя именует христианином. Царевна негодовала: «И это [творил] архиерей, о нравы, к тому же верховный архиерей, который сделал себя наместником [Христа] во всей вселенной, как теперь говорят и утверждают латиняне, ибо сие утверждение проистекает от их бахвальства» [192]. Далее Анна ссылалась на Халкидонский Собор, даровавший Константинопольскому патриаршему престолу право первенства как престолу новой столицы Римской империи, а затем перешла к описанию военно-политического противостояния между Генрихом и Робертом Сицилийским.
Как отмечал еще Д. Дюканж, Генрих IV в письме к Кельнскому архиепископу Анно действительно упоминал о притеснениях, которым подверглись его послы в Риме со стороны ультрамонтанов. Несмотря на то, что Ц. Бароний отрицал подлинность письма [193], у современных ученых нет оснований не доверять ему. Тем самым сообщение Анны Комниной находит свое подтверждение. В контексте настоящего рассмотрения важно подчеркнуть, что Анна, оставаясь сторонней наблюдательницей конфликта и, вероятно, никогда не бывая в Италии, не зная лично ни Ансельма Луккского, ни Матильды, правильно отметила сущность борьбы между Григорием VII и Генрихом IV. Вместе с тем царевна взирала на раскол Римской Церкви с явным чувством снисходительного высокомерия. Анна, касаясь вскользь экклезиологической проблемы, отрицала какое бы то ни было первенство Римского епископа. Следует подчеркнуть, что позиция Анны отражает не столько православную экклезиологическую позицию, сколько позицию византийскую, сугубо патриотическую. Как верно отмечал Я. Н. Любарский, преуменьшая значение раскола 1054 г., Анна отрицала какое-либо право папы претендовать на духовный авторитет в Кафолической Церкви [194]. Тот же Я. Н. Любарский свидетельствовал о том, что Анна, описывая итальянские события, использовала те же латинские источники, на которые опирался Вильгельм Апулийский. Последнее обстоятельство лишь подтверждает историческое значение сообщения порфирородной писательницы.
Православная экклезиология в лице св. Игнатия Антиохийского, св. Иоанна Златоуста, св. Максима Исповедника, св. Феодора Студита, Феодора Вальсамона традиционно признавала за Римским епископом определенный духовный авторитет, понимаемый лишь как «председательство в любви», как «первенство чести». Анна же отрицала право Римского архиерея претендовать на любое первенство, признавая учение о папском примате плодом «латинского бахвальства». В итоге позицию Анны Комниной по отношению к борьбе за инвеституру можно признать позицией «третьей силы», для которой и Григорий VII и Генрих IV узурпировали себе права – права первенствующей кафедры и императорского престола, – по канонам Церкви и по греко-римскому праву принадлежащие Константинополю.
Ансельм Луккский и каноны Древней Церкви
Ансельм Луккский, выдерживая жестокую идейную борьбу с противниками церковной реформы, стремился создать новый кодекс канонического права. Этот кодекс должен был отвечать тем задачам, которые были поставлены перед Римской Церковью Григорием VII. Действительно, Ансельм включил в «Собрание канонов» – по крайней мере, в первые книги, авторство которых почти не вызывает сомнений – значительное количество церковных правил, принятых греческими Соборами, дисциплина и внутренний строй которых во многом противоречили тенденциям Клюнийского движения и мировоззрению самого Ансельма. Каким же образом он осуществил рецепцию греко-римского церковного права, какое место он отводил византийской канонической традиции в своем труде? Практически все исследователи, занимавшиеся изучением «Собрания канонов», отмечали отсутствие четкой композиционной структуры этого памятника. Характерная для метода Ансельма бессистемность, случайность в расположении некоторых канонов наложила отпечаток и на рецепцию греко-римского церковного права. Каково же было отношение Ансельма к этому праву в контексте своего собственного мировоззрения и Клюнийского движения?
Многие титулы, встречающиеся в заглавии канонов, недвусмысленно объясняли привлечение того или иного документа тем, что он подтверждал принципы григорианской реформы, и византийские каноны не были в данном случае исключением. Наиболее показательны в этом смысле титулы первой книги «Собрания канонов». В частности, в заглавии к одному из отрывков из творений св. Григория Великого встречается следующее утверждение: «Quod in una catholica ecclesia, apostolicae sedi subiecta, Vera Christi hostia immolatur» [195]. Выше уже было отмечено, насколько радикально подобное утверждение противоречило, с одной стороны, учению блаженного Августина о границах Церкви, а с другой – учению о границах Церкви Трулльского Собора, акты которого все-таки были подписаны папой Иоанном, несмотря на известные оговорки. Действительность таинства ставилась Ансельмом, в очередной раз, в зависимость от юрисдикции. Кроме того, как явствует из титула, Ансельм говорил даже не об общении «communio» с Римским епископом как о критерии принадлежности к Католической церкви, а о подчинении «subiectio», подчеркивая исключительность юридического критерия в определении границ Церкви. Последнее обстоятельство свидетельствует о кардинальном отличии восприятия Ансельмом древних византийских канонов от того, как они воспринимались в Константинопольской Церкви и вообще на христианском Востоке. В этом отношении формулировка, предложенная в наше время в «Кодексе канонического права восточных Церквей», в гораздо большей степени соответствует традиционной восточной богословской терминологии [196]. Следующим каноном Ансельм аргументировал вышеуказанный тезис выдержкой из письма св. папы Льва Великого, в котором Римский епископ еще в V в. обосновывал верховенство и авторитет преемников апостола Петра в вопросах веры. Ансельм обобщил содержание письма в следующем титуле: «Quod ab apostolica sede fidei Veritas est inquirenda tamquam ab ipso Petro, qui fidei plenitudinem breviter complexus est dicens: Tu es Christus» [197]. И далее, в качестве исторического примера, иллюстрирующего то, как осуществлялся авторитет Римского епископа в древней Церкви, Ансельм привел ряд документов эпохи Первого Вселенского (Никейского)
