Но почему же ученики считали Мессией Иисуса? Он не руководил вооруженными повстанцами и явно не намеревался этоделать и в будущем (некоторые люди оспаривают такое утверждение, но у них нет никаких убедительных аргументов). Он не говорил о восстановлении Храма. Он даже никогда не обращался к народу с какими–либо определенными речами о значении Храма вообще. Он действовал решительно, и вокруг него собирались толпы народа, однако в тот самый момент, когда люди намеревались провозгласить его царем, он скрылся от них (Ин 6:15). Большинство людей считало его пророком, и этому вполне соответствуют слова и поступки самого Иисуса. Однако его ближайшие ученики видели в нем того, кто больше пророка, и сам Иисус намекает на это, произнося загадочные слова о своем родственнике Иоанне Крестителе. Один из последних пророков Ветхого Завета говорил о том, что пророк Илия снова придет на землю, чтобы подготовить мир к великим грядущим событиям. Вслед за Илией должен был прийти уже сам Мессия. Иисус отождествлял Иоанна с Илией.
Отсюда было несложно сделать вывод о том, кем он считал себя (Мф 11:9–15).
Но ни один человек в ту эпоху не думал, что Мессии предстоит страдание, а тем более — смерть. Скорее, это прямо противоречило обычным представлениям. Мессия должен был повести народ на сражение с врагами Израиля и одержать победу, а не погибнуть от их рук. Вот почему ученики, верившие в то, что их выдающийся вождь был истинным Помазанником Божьим, не могли вообразить, что его слова о смерти и воскресении следовало понимать буквально. Иудеи верили в воскресение, однако думали, что это однажды произойдет со всем народом Божьим, а не с каким–либо одним человеком прежде всех прочих.
Представления Иисуса явно отличались от общепринятых, и здесь–то мы и подходим к самой СУТИ вопроса, как он сам понимал свое призвание. Мы уже говорили (и на это постоянно указывали христиане, читавшие Ветхий Завет новыми глазами) о том, что в центре пророчеств Исайи стоит загадочный «Страдающий раб», в котором продолжает развиваться звучавшая ранее в книге тема царя. Как можно судить по дошедшим до нас источникам, иудеи I века интерпретировали этот образ двумя путями. Одни видели в Рабе именно Мессию, однако думали, что «страдания», о которых говорит Исайя, относятся к врагам Израиля. Другие же считали, что Раб действительно будет страдать, но что именно потому нельзя считать его Мессией.
Иисус как бы творчески соединил эти два понимания, и в результате получилось нечто взрывоопасное.
Раб — это и царь, и страдалец. И этим Рабом станет… сам Иисус. Разумеется, в понимании своего призвания Иисус опирался не только на Исайю, хотя можно смело предположить, что Иисус боролся с этим текстом в своих молитвах и размышлениях не один год. Но именно в центральной части Книги Исайи мы находим то же самое сплетение тем — наступления Царства Бога, обновления творения, которое не в последнюю очередь происходит путем чудесных исцелений, силы Божьего «слова», которое спасает и восстанавливает, окончательной победы над всеми «Вавилонами» мира и самого Раба Господня, — которое удивительным образом повторяется в евангелиях. Иногда окулист помещает перед нашим глазом целый набор оптических стекол, чтобы мы смогли читать буквы на экране, — подобным образом нам следует держать в голове все эти темы, чтобы ясно понять, что думал Иисус о своем призвании и почему он так думал.
Во времена Иисуса многие иудеи внимательно изучали Писание в поиске ответов на свои вопросы. Мы вправе предположить, что священные тексты изучал и сам Иисус и что его представления о своем призвании выросли именно отсюда. Он верил, что ему предстоит довести великую историю Израиля до ее вершины, до кульминации. Великий замысел Бога Творца об избавлении мира от зла и его исправлении осуществится в самом Иисусе. Его смерть, в которой можно увидеть чудовищную несправедливость, станет тем моментом, когда, по словам пророка, Иисус будет «изъязвлен за грехи наши и мучим за беззакония наши». Замысел Божий об избавлении мира от зла совершится в тот момент, когда вся тяжесть мирового зла обрушится на Раба Господня Иисуса, так что зло истощит свою силу.
* * *
И вот наступает решительный момент, когда Иисус с учениками и в окружении растущей толпы идет в Иерусалим на Пасху. Не случайно он выбрал именно этот праздник: Иисус как никто другой живо чувствовал власть символов, которой обладали древние истории, переданные Писанием. Он понимал, что Бог должен совершить один окончательный Исход, который избавит Израиль и весь мир от поработивших их «Вавилонов» и поведет освобожденных людей в новую Обетованную землю, в мир нового творения, на который указывали совершаемые Иисусом исцеления.
Но Иисус должен был удивить многих: придя в Иерусалим, он направил свою атаку не на римские гарнизоны, но на сам Храм. Иисус заявил, что Храм осквернен злом (с чем в то время готовы были согласиться многие иудеи), и совершил одно из своих величайших символических действ, опрокинув столы и на какое–то (пусть короткое, но богатое смыслом) время нарушив его повседневную «работу» — обычно в Храме непрерывно совершались жертвоприношения. Буря споров, которая разразилась вслед за этим событием, ясно свидетельствует о намерениях Иисуса: он хотел не «очистить» Храм, но показать, что на сам Храм направлен суд Божий. Во имя Бога Израилева Иисус бросил вызов тому самому месту, где этот Бог должен был обитать и встречаться со своим народом. Как он это делал обычно, после данного символического действа Иисус ясно объяснил, что он имел в виду. Бог разрушит город и Храм и оправдает не иудеев как целый народ, но Иисуса и его последователей.
Иисус должен был ясно понимать, к чему это все приведет, хотя все еще мог бы избежать ареста, если бы хотел. Вместо этого при наступлении праздника он собрал двенадцать учеников за последней совместной трапезой, которая, вероятнее всего, носила пасхальный характер, и придал этой трапезе новый поразительный символический смысл.
Все иудейские праздники полны глубокого смысла, и особенно это касается Пасхи. В момент празднования иудеи снова рассказывали друг другу историю Исхода, вспоминая о том, как Бог низверг языческих деспотов, освободил Израиль, рукою сильною избавил свой народ. И празднование Пасхи несло в себе надежду на то, что он поступит подобным образом еще раз. Иисус передал свое новое понимание Пасхи с помощью действий, а не абстрактных теорий. Он заявил, что это славное будущее уже наступает. Бог готов установить свое Царство, но сделает это таким образом, какой ученики Иисуса не могли себе представить (как он ни старался это им объяснить). Он выиграет мессианскую битву — с помощью своего поражения. В конце концов, настоящий враг здесь — не Рим, но силы зла, которые стоят за гордостью и жестокостью людей, силы зла, с которыми вступили в роковой сговор вожди Израиля. Зло преследовало Иисуса с самого начала его служения, оно буквально ходило за ним по пятам в виде кричащих безумцев, подозрительных иродиан, язвительных фарисеев, влиятельных священников, решивших его убить, предателя из числа его учеников, внутренних голосов в его собственной душе, и теперь оно собралось в одну мощную волну зла, которая со всей своей силой обрушилась на Иисуса.
Он назвал пасхальный хлеб своим телом, которое преломляется ради его друзей, потому что Иисус возьмет на себя всю тяжесть зла, чтобы она не пала на их головы. Он назвал пасхальную чашу своей кровью. Подобно крови жертвенных животных в Храме, она прольется ради установления завета — на этот раз того нового завета, о котором говорил пророк Иеремия. Настало время, когда Бог, наконец, избавит свой народ и весь мир не просто от политических врагов, но от самого зла, от поработившего всех греха. Его смерть позволит исполниться тому, на что только указывает Храм и система жертвоприношений, но что недостижимо старыми средствами. Иисус, принимающий свою ужасающую судьбу, станет тем местом, где небо встречается с землей, когда он будет висеть между ними. Он станет тем местом, где в настоящее время вступает будущее, где Царство Бога уже празднует свою победу над царствами мира, потому что Иисус отказался участвовать в порочном круге насилия. Он готов любить врагов. Он подставит другую щеку. Он пройдет еще одно поприще. В итоге, он намерен действовать, исходя из своего понимания древних пророчеств, которые говорили о нем как о страдающем Мессии.
Далее идет трагедия, полная жестокости. Иисус отчаянно молится в Гефсиманском саду в ожидании ареста, чувствуя, что вокруг него собираются силы тьмы. Влиятельные священники ведут себя вполне логично, устраивая якобы законное разбирательство, которое позволяет выдвинуть обвинения: сначала в подрывных речах, направленных против Храма, а затем — в богохульстве. Этот случай можно представить перед римским наместником как подстрекательство к бунту против Рима. Слабый и нерешительный римский наместник становится объектом манипуляции со стороны священников. Иисуса приговаривают к смерти именно за то, в чем он совершенно неповинен, — за бунт против Рима, — но в этом можно было бы обвинить большинство его современников, если учитывать их тайные намерения. Предводителя бунтовщиков Варавву отпускают на свободу. Сотник, который, вероятно, был свидетелем сотен казней, увидел и услышал в этом случае нечто особое, нечто столь неожиданное, что он даже задумался: а не был ли этот человек и на самом деле Сыном Божьим?
