Впрочем, соотношение касты и индуизма — тоже вопрос дискуссионный. Ученые на Западе и сами индийцы спорят, является ли каста порождением религии или обязана своим возникновением экономическим и социальным факторам. Один из великих реформаторов индуизма, Свами Вивекананда, писал: «Начиная с Будды и кончая Рам Мохан Раем, каждый ошибался, считая касту религиозным институтом… Несмотря на уверения священников, каста представляет собой устоявшийся социальный институт, который сыграл свою историческую роль и наполняет Индию зловонием».
Однако сам он отнюдь не считал, что касты должны совсем исчезнуть. По его мнению, для того чтобы спасти Индию, нужно вернуться к истокам ее религии и понять их истинный смысл. Л он состоит в том, что подлинная концепция дхармы — активна, и воплощается она в обязанностях каждого человека, свадхарме, предписанных ему его способностями и положением, а также в обязанностях разных каст. «Бели правильно понять джати-дхарму (кастовые правила. — М. Л.), нация никогда нс придет в упадок», — считал Вивскананда. Так что на вопрос, связана каста с индуизмом или нет, иногда приобретающий политическую окраску, не может быть однозначного отпета. По этому, как и по другим поводам, касающимся касты, ученые — и индийские, и европейские — спорят уже не одно столетие, и до примиряющего всех единодушия еще далеко. На любой вопрос, касающийся каст, можно ответить и «да» и «нет» и привести соответствующие аргументы в защиту каждой из двух противоположных точек зрения. Сложности начинаются, что называется, с самого порога, с определения касты, а их существует множество.
Что же такое каста?
Казалось бы, на первый взгляд все просто: «каста» — слово португальского происхождения, означающее «род», «вид», «порода». Так португальцы, попавшие в Индию в XV в., назвали множество особых групп, на которые было разделено индийское общество. В самой Индии касты называются иначе — джати, т. е. «происхождение»: так обозначаются группы людей, считающих, что у них общее происхождение и тем самым они отличаются от других людей.
Предполагают, что кастовая система выросла из четырех варн, т. е. «видов», «цветов», на которые делилось древнеиндийское общество и которые располагали людей на разных ступенях социальной лестницы. Справедливость иерархии варн обосновывалась мифологическим сакральным прецедентом, восходящим к эпохе творения мира, точнее, к одной из его ведических версий. Согласно ей, вся вселенная возникла из тела первозданного человека, Пуруши, которого боги принесли в жертву в самом начале времен.
Из его уст появились брахманы — жрецы, руки его стали кшатриями — воинами, из бедер созданы вайшьи — земледельцы, а из ног родились шудры — низшее сословие, которому было предназначено служить высшим. Три первые варны назывались дважды рожденными — считалось, что во время обряда посвящения они получали второе рождение. У кого же могут возникнуть сомнения в правомерности такого деления, если оно создано самими богами? Даже Махатма Ганди, лидер движения национального освобождения от английского владычества, считал деление общества на варны «здоровым разделением труда, основанным на рождении», а также «средством достижения гармонии между высокими и низкими».
Каждой Варне предписывался свой долг — дхарма, несоблюдение которого, адхарма, сурово порицалось. Главным долгом высшей варны брахманов было учиться и учить других, совершать жертвоприношения и подносить дары богам, в свою очередь получая их от людей. Брахманы и в самом деле в древности составляли прослойку жрецов, но, видимо, тогда же они овладевали и другими профессиями, например, чиновников, помещиков, купцов и даже земледельцев. Они же составляют и основной слой современной интеллигенции: писатели, художники, юристы, политические деятели, инженеры чаще всего принадлежат к брахманским кастам.
Главной обязанностью кшатриев было защищать народ и управлять им. Теперь они уже не цари, аристократы и военачальники, но землевладельцы и представители образованного слоя общества.
На следующей социальной ступени находились вайшьи, «простой народ», ремесленники, торговцы, ростовщики и т. п. Их обязанностью было возделывать землю, разводить скот, заниматься ремеслами. Наконец, к низшему слою общества относились шудры — слуги, рабы, бедняки, бедные ремесленники и крестьяне. Вще ниже, на дне индийского общества, находились неприкасаемые, которых М. Ганди назвал хариджанами, «детьми бога».
Со временем число социальных групп увеличилось от четырех до нескольких тысяч: точное количество каст никто не назовет, но считается, что их около трех тысяч. Самые многочисленные — низшие касты, охватывающие около сорока процентов населения, а самые малочисленные — высшие, на долю которых приходится всего лишь около восьми процентов населения. В средние касты входит примерно двадцать два процента. Ниже всех, за пределами иерархии всегда находились неприкасаемые: их около семнадцати процентов.
Численность каст определяется демографическими законами. Каста может быть малочисленной, насчитывающей двести-триста человек, а может включать в себя миллионы. Члены одних каст живут по всей Индии, а другие сгруппированы в каком-нибудь одном районе. Но во всех случаях каждый человек связан со своей кастой сотнями незримых связей.
Они устанавливаются с момента рождения и продолжаются до последнего вздоха. По правилам, в касту нельзя вступить, ее членом можно только родиться. Человек «приговорен» к своей касте пожизненно; никто не имеет права выбирать касту или менять ее по своему усмотрению. Сознание тесной пожизненной связанности вырабатывает у членов касты особую психологию, напоминающую психологию национальных меньшинств: чрезмерное чувство собственного достоинства, ранимость и уязвимость. Эта психология подкрепляется своими правилами и запретами, мифами и ритуалами, обычаями и символами, а также своеобразной «кастовой памятью». Она же порождает и сплоченность, и соперничество каст в политике, деловом мире, в культурной сфере.
Хотя кастовая система считается вечной и неизменной, она находится в постоянном движении: появляются новые касты и исчезают старые; их социальный статус понижается или повышается; некоторые касты принимают в свой состав новых членов и т. п. В период достижения Индией независимости отдельные неприкасаемые касты пытались занять более высокое положение в обществе в качестве «чистой» касты, как, например, южноиндийские надары, производители и продавцы кокосовой водки. Разбогатевшим горожанам повезло: их признали более чистыми, но вот деревенские торговцы и сейчас считаются почти неприкасаемыми.
Некоторые касты имеют какое-то призрачное существование, как, например, уборщики и слуги махары в штате Махараштра. Б. Р. Амбедкар, член этой касты, выбившийся в люди и ставший богатым адвокатом, возглавил движение неприкасаемых за свои права и призвал членов этой касты перейти в буддизм. Часть махаров последовала его советам в 40-е и 50-е гг. прошлого века, не очень хорошо представляя, что такое буддизм, но надеясь с его помощью улучшить свое положение. Фактически ничего не изменилось, однако официально считается, что касты махаров нет, она не существует. Сам же Амбедкар полагал, что, каковы бы ни были показатели неприкасаемости, «психологическая реакция» на них одинакова по всей Индии. Она выражается в чувстве «осквернения, отвращения и презрения» к ним со стороны кастовых индуистов. Амбедкар не раз испытал их на себе: за границей его везде принимали с почетом и уважением, но в Индии не давали забыть о том, что он отверженный.
Многие особенности в жизни Индии невозможно понять, не зная этого традиционного кастового мира, о котором сами индийцы не говорят, потому что им и так все очевидно, а официальные органы умалчивают, потому что считается, что в гражданском мире каст нет. В Индии, например, невозможны неравные браки, потому что никто не должен заключать брачный союз вне своей касты, хотя некоторые формы неравенства традиционно считались допустимыми. Так, не осуждался брак, когда муж занимал более высокое положение, чем жена. Такой брак уподоблялся поглаживанию «по шерсти», анулома. Противоположное же сочетание, когда жена занимала более высокое положение, считалось таким же неестественным и возмутительным, как поглаживание «против шерсти», пратилома. Как правило, потомки от таких браков стояли ниже на общественной лестнице, чем их родители.
