Древнефракийский певец, который самонадеянно вызвал муз сравниться с ним в мастерстве и, будучи побежденным в соревновании, был ослеплен ими. Мильтон упоминает его вместе с другими слепыми певцами, когда говорит о своей собственной слепоте в «Потерянном рае» (Книга III., 35).
От редактора. Образ этого певца использовал замечательный русский поэт Иннокентий Анненский в вакхической драме «Фамира-кифаред»:
Темный пурпур одежды.
Золотым аграфом его
Перехвачены черные пряди
Умащенных волос…
Кто учил тебя, вещий певец?
Благородные струны…
Бубна гул нестройный
И дыханье свистящее флейты
И пронзительный голос трубы
В чаще, полной тумана…
Пробуждал черные тени
Оленей, и луч серебристый
Играл на дрожащих безлистных ветвях,
Пробегал по росистой дорожке
И дрожа вонзался в черную стену леса.
АрионАрион был знаменитым музыкантом и жил при дворе Периандра, царя Коринфа, большой любовью которого пользовался. В Сицилии должно было быть музыкальное состязание, и Арион очень хотел завоевать приз. Он сказал о своем желании Периандру, который, как брат, умолял его оставить эту мысль. «Прошу, останься со мной, – сказал он, – и будешь доволен. Тот, кто старается победить, может проиграть». Арион ответил: «Жизнь странника лучше всего подходит свободному сердцу поэта. Талант, которым меня наградил бог, я должен сделать источником удовольствия для других. А если я завоюю приз, как радость от этого возрастет от сознания моей большой славы!» Он поехал, завоевал приз и погрузился со своим богатством на коринфский корабль, чтобы ехать домой. На второе утро после того, как натянули паруса, ветер был мягкий и ровный. «О, Периандр, – воскликнул он, – оставь свои страхи! Скоро ты забудешь их в моих объятьях. Какими щедрыми приношениями мы выразим нашу благодарность богам, и как весело будет за праздничным столом!»
Ветер и море продолжали благоприятствовать. Ни одно облачко не затеняло небосвод. Он не очень доверял океану, но он доверял людям. Он нечаянно услышал, как моряки обменивались намеками друг с другом, и обнаружил, что они планировали сами завладеть его сокровищем. Некоторое время спустя они окружили его, громкие и мятежные, и сказали: «Арион, ты должен умереть! Если тебе нужна могила на суше, согласись сам умереть на этом месте, а если наоборот – бросься в море». «Ничто не удовлетворит вас, кроме моей смерти? – сказал он, – Возьмите мое золото, пожалуйста. Я охотно куплю жизнь такой ценой». «Нет, нет, мы не можем пощадить тебя. Твоя жизнь будет для нас слишком опасна. Куда мы скроемся от Периандра, если он узнает, что ты ограблен нами? Мало пользы будет нам от твоего золота, если, вернувшись домой, мы никогда не будем свободны от страха». «Тогда исполните, – сказал он, – мою последнюю просьбу: раз уж ничто не может спасти мою жизнь, я хочу умереть так, как жил – певцом. Когда я спою мою предсмертную песню и мои струны перестанут вибрировать, я распрощаюсь с жизнью и безропотно подчинюсь своей судьбе».
Его просьба, как и другие, не была услышана (они думали только о своей добыче), но услышать такого прославленного музыканта – это тронуло их грубые сердца. «Позвольте мне, – добавил он, – надеть мое платье. Аполлон будет ко мне благосклонен, если на мне будет мой наряд певца».
Он обрядился в свои парадные одежды и подошел к борту. Вдохновленный, он словно пил утренний воздух и свет утренних лучей. Моряки смотрели на него с восхищением. Он посмотрел вниз, в глубокое синее море и, обращаясь к своей лире, запел: «Подруга моего голоса, пойди со мной в царство теней. Хотя Цербер может рычать, мы знаем, что сила песни может утихомирить его ярость. Вы, герои Элизиума, которые пересекли темный поток; вы, счастливые души, скоро я присоединюсь к вам. Но можете ли вы утешить меня? Увы, я покидаю своего друга. Ты, кто нашел свою Эвридику и потерял ее снова, как только нашел; когда она растаяла, как сон, как ты ненавидел белый свет! Я должен уйти, но не боюсь. Боги смотрят на нас сверху. Вы, кто убивает меня, безвинного, когда меня больше не будет, придет ваше время трепетать. Вы, Нереиды, примите вашего гостя, который бросается вам на милость!» Сказав так, он прыгнул в глубокое море. Волны сомкнулись над ним, и моряки поплыли дальше своим путем, воображая, что никакая опасность обнаружения им не грозит.
Но на звуки его музыки вокруг него собрались обитателей глубин, чтобы послушать, и дельфины следовали за кораблем, как заколдованные. Пока он боролся в волнах, дельфин предложил ему свою спину и принес его верхом на себе в сохранности на берег. Там, где они вышли на землю, на скалистом берегу впоследствии был возведен медный памятник в память об этом событии.
Когда Арион и дельфин расходились каждый в свою родную стихию, Арион так изливал свои благодарения: «Прощай, верная и дружественная рыба! Я должен отблагодарить тебя; но ты не можешь идти со мной, а я – с тобой. Мы не можем быть друзьями. Возможно, Галатея, царица глубин, будет к тебе благосклонна, и ты, гордый своей ношей, повезешь ее колесницу по гладкому зеркалу моря».
Арион поспешил от берега, и вскоре увидел перед собой башни Коринфа. Он вступил в него с арфой в руке, шагая с песней, полный любви и счастья, забывший все свои потери и думающий только о том, что осталось – своем друге и своей лире. Он вошел в гостеприимные залы и вскоре был в объятиях Периандра.
«Я вернулся назад к тебе, – сказал он, – Талантом, который дал мне бог, восхищались тысячи, но мошенники отобрали у меня мое заслуженное богатство; но я сохраняю сознание обширной славы».
Потом он рассказал Периандру обо всех удивительных событиях, которые с ним произошли, и тот слушал с изумлением. «И такое зло будет торжествовать? – сказал он, – Тогда напрасно власть находится в моих руках. Мы можем раскрыть преступников, ты должен оставаться здесь в укрытии, и так они приблизятся без подозрений».
Когда корабль прибыл в гавань, он вызвал моряков к себе. «Вы слышали что-нибудь об Арионе, – допытывался он, – Я очень жду его возвращения». Они отвечали: «Мы оставили его богатым и процветающим в Таренто».
Когда они сказали эти слова, Арион вышел и предстал перед ними – обряженный в золото и пурпур; его туника спадала вокруг изящными складками, драгоценности украшали руки, голова была увенчала золотым венком, а на шею и плечи ниспадали волосы, надушенные благовониями. В левой руке он держал лиру, а в правой – палочку из слоновой кости, которой ударял по струнам.
Пираты пали к его ногам, словно пораженные молнией. «Мы думали убить его, а он стал богом. О, Земля, откройся и прими нас!» Тогда Периандр сказал: «Он живой, мастер песни! Царь Небес защищает жизнь поэта. Что касается вас, я не призываю духа мести; Арион не желает вашей крови. Вы, рабы алчности, убирайтесь! Ищите какую-нибудь варварскую страну, и пусть никогда ваши души не смогут восхититься чем=нибудь прекрасным».
Байрон в «Паломничестве Чайльд-Гарольда» обращается к истории Ариона, когда, описывая свое плавание, изображает моряка, музицирующего, чтобы развлечь остальных:
Встает луна. Какая ночь, мой бог!
Средь волн дрожит дорожка золотая.
В такую ночь один ваш страстный вздох,
И верит вам красотка молодая.
Неси ж на берег нас, судьба благая!
Но Арион нашелся на борту
И так хватил по струнам, запевая,
Так лихо грянул в ночь и в темноту,
Что все пустились в пляс,
как с милыми в порту.
Перевод В. Левика
Ариона часто изображают верхом на дельфине, сопровождающим свиту Нептуна и Амфитриты.
От редактора. В русской поэзии каноническим изображением истории Ариона стали стихи А. С. Пушкина:
А я – беспечной веры полн,
Пловцам я пел… Вдруг лоно волн
Измял с налету вихорь шумный…
Погиб и кормщик и пловец!
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.
Ивик и его журавлиЧтобы понять историю Ивика, которая последует далее, необходимо напомнить, что, во-первых: театры древних были огромными сооружениями, способными вместить от десяти до тридцати тысяч зрителей; и обычно они использовались только по праздникам. Вход был свободный для всех, обычно они были заполнены. Они были без крыши, и представления происходили днем под открытым небом. Во-вторых, потрясающее изображение фурий не преувеличено в этой истории. Известно, что Эсхил, поэт-трагик, однажды представил фурий хором из пятидесяти исполнителей, и ужас зрителей был таков, что многие зрители падали в обморок и бились в конвульсиях, и судьи запретили подобные представления в будущем.