II. Представители древне-Вселенской Церкви, побуждаемые заблуждениями многобожия и двубожия, имели нужду защищать истину единства Божия и посредством рассудочных соображений. Опровергая ложные учения, они, с одной стороны, представляли положительные доказательства того, что истинный Бог должен быть мыслим единым, а с другой, — подвергали разбору противные этому догмату учения — многобожие и двубожие, показывая внутреннюю их несостоятельность.
Истинный Бог должен быть представляем единым. Это открывается, объясняли древние учителя, прежде всего из самого понятия ο Боге. Бог есть существо всесовершеннейшее, а с понятием высочайшего совершенства неразлучно понятие единства. — Бог есть существо беспредельное и всенаполняющее Собою, a такое существо возможно одно. (Ириней. Прот. ерес. II, 1; Тертул. Прот. Марк. 1–3; Дамаскин. Точн. изл. в. I, 5). К тому же заключению приводит и наблюдение над миром. Мир один; в жизни его усматривается постоянный порядок и гармония; все направляется в нем к определенной цели. Творение такого мира и управление им может быть действием ума только единого. Если бы творение и промышление было делом многих, то в случае несогласного их действия произошел бы беспорядок, a coгласию в них быть нельзя. «Многоначалие есть безначалие», говорит св. Афанасий (Сл. на язычн. 35–39).
Подвергая разбору самые учения язычников ο бытии многих или только двух богов — доброго и злого, отцы и учители церкви разъясняли следующее.
Языческое многобожие есть одно преступное отступление от древней всеобщей веры в единого Бога, явившееся плодом неве{стр. 113}жественности и нравственной испорченности людей, и так суеверно и нелепо, что сами же языческие писатели, поэты и философы подвергают его осмеянию, исповедуя в то же время единство Божие (утверждение апологетов, также Климента Ал. в Стром. V, 14, Августина — Ο граде Бож. IV, 13 и др.). Оно само в себе заключает несообразности. «Если Бог не един, то нет Бога», с силою и справедливостью говорил Тертуллиан, a по словам св. Афанасия, как «многоначалие есть безначалие», так и «многобожие есть безбожие» (Сл. на язычн. 38). Множество богов невозможно. Если допустить многих богов, надобно непременно предположить, что они или различаются между собой чем-нибудь (напр. по благости, силе, премудрости, по времени, месту и пр.), или не различаются. Если они будут различаться, то один не будет иметь чего-нибудь такого, что принадлежит другому; следовательно, это уже не будет Существо совершеннейшее, это не будет Бог. а если у них общи все те свойства, которые относятся к бытию и сущности, и они не имеют никакого различия, то нет причины, почему бы их различать; тогда вернее сказать, что один Бог, а не многие (Дамаскин. Точн. изл. веры, I, 5).
Против двубожников, допускавших два совечных, враждебных между собой начала — доброе и злое (дуализма), здравая мысль устами учителей церкви представляла следующее. Система дуализма вовсе не нужна для объяснения происхождения зла, с каковою целью она измышлена. Появление нравственного зла в мире есть дело сотворенной свободы, а зло физическое по существу своему не есть зло, а таковым является только по отношению к нам и посылается или допускается Богом для нашей же нравственной пользы. С другой стороны, допускаемые этим лжеучением два начала, доброе и злое, совершенно немыслимы и составляют одно положительное противоречие. Как враждебные между собой начала, начало добра и начало зла должны быть представляемы или равносильными или неравносильными: если они равносильны, то борьба их окончилась бы истреблением добра и зла в мире; а если бы, наоборот, они были неравносильны, то сильнейшее уничтожило бы слабейшее, и тогда существовало бы в мире {стр. 114} или одно добро или одно зло. — Можно еще предположить бытие третьего, высшего начала, которое бы определило местопребывание каждому из этих двух начал и ограждало неприкосновенность их власти: но тогда, если они будут равны ему, будет уже не два, а три бога, если же будут подчинены ему, как высшему началу, то Бог один и им остается быть без права на распоряжение миром (Тертул. Прот. Марк. 1–4; Афанас. Сл. на язычн. 6–7; Кирил. Иерусалимский. Оглас. VІ, 6; Дамаскин. Изл. веры, IV, 20).
Отдел второй.
О Боге троичном в лицах
§ 22. Богооткровенность догмата ο Пресвятой Троице. Особенная его важность и непостижимость.
Понятиями ο совершенствах Бога, единого по существу Своему, не исчерпывается вся глубина богопознания, какое даровано нам в откровении. Оно вводит нас в глубочайшую тайну жизни Божества, когда изображает Бога единым по существу и троичным в лицах. Познание этой глубочайшей тайны дает человеку только откровение. Если до некоторых познаний ο свойствах божественной сущности и до призвания единства Божия человек доходит путем собственных размышлений, то до такой истины, что Бог един по существу и троичен в лицах, что есть Бог Отец, есть Бог и Сын, есть Бог и Дух Святый, что «в сей Св. Троице ничтоже первое и последнее, ничтоже более или менее, но целы три ипостаси, соприсносущны суть себе и равны» (симв. св. Афанасия), — до этой истины не может возвыситься естественными силами никакой человеческий разум. Догмат ο троичности лиц в Боге есть догмат богооткровенный в особенном и полнейшем значении этого слова, догмат собственно христианский. Исповедание этого догмата отличает христианина от иудеев, и от магометан, и вообще от всех тех, которые знают только единство Божие (что исповедывали и лучшие из язычников), но не знают тайны ο триипостасности Божества.
{стр. 115}
В самом христианском вероучении этот догмат есть догмат коренной или основной. Без признания трех лиц в Боге нет места ни учению ο Боге-Искупителе, ни учению ο Боге Освятителе, так что, можно сказать, христианство, как в целом своем составе, так и в каждой частной истине своего учения опирается на догмат ο Св. Троице.
Являясь краеугольным догматом христианства, догмат ο Пресвятой Троице в тоже время есть и самый непостижимый, и не для людей только, но и для ангелов. Самое живое воображение и самый проницательный ум человеческий не могут постигнуть: каким образом в Боге три лица, из которых каждое есть Бог, не три Бога, а один Бог? Каким образом все лица Св. Троицы остаются совершенно равными между собой и в то же время так различными, что одно из них — Бог Отец является началом других, а другие зависимы от Него по бытию, Сын — чрез рождение, Дух Св. — чрез исхождение? По обычным человеческим представлениям такое отношение между лицами — признак подчиненности одних другим. Что такое, наконец, в Боге рождение и исхождение, и какое различие между ними? Все это ведомо только Духу Божию. Дух бо вся испытует, и глубины Божия.
§ 23. История догмата ο Св. Троице
Такую раздельность и отчетливость, с какою церковь преподает своим членам учение откровения ο Св. Троице, оно получило в церкви постепенно, в связи с возникавшими ложными ο нем учениями. В истории постепенного раскрытия ею догмата ο Св. Троице можно различать три периода: 1) изложение догмата до появления арианства, когда раскрывалось преимущественно учение об ипостасности божеских лиц при единстве Божества; 2) определение учения ο единосущии при ипостасности божественных лиц в борьбе с арианством и духоборчеством; 3) состояние церковного учения ο Троице в дальнейшее время, — после окончательного определения его на втором Вселенском Соборе.
{стр. 116}
Период первый. — Первенствующие христиане исповедывали Отца и Сына и Святого Духа в формуле крещения, в символах веры, в славословиях Св. Троицы, богослужебных песнопениях и мученических исповеданиях веры, но в частнейшие определения свойств и взаимных отношений лиц Св. Троицы не входили. Представителями этой части христиан были мужи апостольские. В своих писаниях, они, когда говорили ο Троице, то повторяли почти с буквальной точностью изречения апостольские.
