силой природы, то творческим духом. Вот почему бог жизни и плодородия являлся у древних по существу своему богом огня, вот почему три образа божественного «отца», сына и «духа» сливались без всякого противоречия, несмотря на свое функциональное различие, в одно и то же существо в представлении верующих. Как известно, Иисус также имел трех отцов, а именно, отца небесного- Яхве, «духа святого» и земного отца Иосифа, который был ремесленником, мастером-«плотником» (все это одинаково выражается греческим словом — tekton). Киринас, отец Адониса, был, по представлениям его поклонников, кем-то в роде мастера, плотника или ремесленника. Он изобрел молот, рубанок, крышу, а равно и горное искусство. Он же является у Гомера творцом чудесного панциря, который был получен от наго Агамемноном, когда тот гостил у него. Очень близким, родственным Агни и Иисусу является Гермес. Подобно им, он — «благий вестник», возвещающий душам человеческим спасение от смерти, посредник между богом и землей, «водитель душ» (Психопомпос) и «обрученный с Психеей», бог плодородия, хранитель стад, «пастырь добрый», несущий овцу, спутник людей в их земной жизни, бог дверных запоров (Строфайос), хранитель порога, бог двери, бог речи, источник всякого человеческого знания, слившийся в представлении стоиков с творческим «логосом». Но и отцом Гермеса также был мастер. И подобно тому, как в Ригведе мы рядом с Санитаром имели Тваштара, подобно тому, как в евангелии отцом Иисуса наряду с Яхве выступает «плотник Иосиф», мы в мифе о Гермесе наряду с Зевсом находим божественного мастера Гефеста, связь которого с Тваштаром совершенно ясна, в качестве воспитателя «божественного сына» [16].
Если Иосиф, как мы уже видели, был первоначально богом, то и Мария, мать Иисуса, тоже является модификацией древней богини. Она выступает под именем Майи, матери Агни, в Ригведе обозначающей то деревянную подставку, из которой посредством трения или сверления добывается огонь, то землю, супругу неба. Под именем Майи она является матерью Будды и греческого Гермеса. Имя Майя тождественно с именем Майра, под которым у Павсания (VIII, 12, 48) фигурирует одна из «плеяд» Майя, жена Гефеста. У персов она появляется, как мать Митры, дева «Мир», что обозначало одинаково и небо, и любовь; у сирийцев — как мать Адониса Мирра; у вавилонян — как мать Мардука Семирамида; в арабской легенде — как мать мифического спасителя Иошуа Мириам, тогда как в ветхом завете под именем Мириам фигурирует сестра родственного Иошуа Моисея, а согласно Евсевию «Меррис» было имя той египетской царевны, которая извлекла из Нила Моисея и стала его приемной матерью. После этого совершенно наивным можно считать предположение, что исторические родители Иисуса назывались Иосифом и Мариею, что отцом Иисуса был плотник. Вся семейная хроника Иисуса имеет небесное происхождение, вся драма распятого бога разыгрывается на небе, среди богов, и только потому совлекается евангелием на землю, в обстановку бедного мещанского быта, что Павел, говоря о сошествии спасителя на землю, выразился: «Ибо Христос, будучи богат, обнищал для вас». Это было понято в буквальном значении слова, и, когда миф о Христе превратился в евангельскую «биографию» земного Христа, сам Христос преобразился в «нищего», в буквальном смысле этого слова, а Иосиф из небесного мастера и отца солнца превратился в обыкновенного «плотника».
Во всех религиях Передней Азии общим является представление о «сыне» девственной богини-матери, как о «возлюбленном» в родовом значении этого слова этой же богини. В таком именно смысле говорится не только в мифах о Семирамиде и Мардука, об Иштаре и Таммузе, об Атаргатис (Афродите) и Адонисе, о Кибеле и Аттисе, но также и в мифах об Афродите (Майе) и Гермесе, о Майе и Язиосе, этом кабирском боге, тождественном Гермесу или Кадму, которого отец его Зевс убил ударом молнии, но затем воскресил и превратил в небесную звезду. Из сходства Язиоса с Иошуа следует заключить, что отношение между Иошуа и Мириам такое же, как между Язиосом и Майей. Больше того: кое-какие намеки на подобные отношения мы встречаем и в евангелии в описании взаимоотношений обеих Марий и Иисуса, хотя, конечно, согласно общему духу и смыслу этого произведения, отношения эти перенесены в иную сферу, в иную область мыслей и чувств.
Слово «дух» (руах) в древнееврейском языке относится к женскому роду. Вследствие этого именно «святой дух» и считался у назареян и у древнейших христиан матерью Иисуса, хотя, кажется, у них рождение «сына божия» вообще произошло только при крещении Иисуса и сошествии «святого духа». Согласно каноническим евангелиям во время крещения Иисуса в Иордане с неба послышался голос: «Сей есть сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение». В одном из древнейших вариантов этого места у Луки, употреблявшемся до средины IV века, говорится почти словами псалма (2, 7): «Ты, сын мой, я ныне родил тебя». Дух, который говорит эти слова, представлен в женском образе. Это подтверждается образом голубицы, спустившейся с неба, ибо голубица была во всей Малой Азии [17] священной птицей, символом богини-матери. Однако, не только назареяне (офиты) называли «святой дух» «первым словом бытия», «матерью всех живых», многие гностические секты, в том числе валентиниане, рассматривали «духа святого», спустившегося с неба в образе голубицы, как голос «всевышней матери», «Софии». В свете подобного воззрения, крещение являлось в учении мистических сект не чем иным, как «вторым рождением». Больше того: греческий термин photisma — «осияние» совершенно ясно намекает на культ огня, ибо и Юстин, говоря о появлении сияния при крещении Иисуса, напоминает этим о связи этого торжественного акта с рождением бога света, огня [18]. Сирийский песнопевец (сочинитель гимнов) Ефрем приводит слова Крестителя к Иисусу: «Огненный столп в воздухе ждет тебя над Иорданом. Если ты хочешь следовать за ним и креститься, то омойся сам, ибо кто может коснуться руками пылающего огня? Ты, который весь из огня, смилуйся надо мной». У Луки (3, 16) и у Матфея (3,11) мы находим тоже нечто подобное: «Я крещу вас водой; но идет сильнейший меня: он будет крестить вас духом святым и огнем». У Луки (12, 49) мы читаем: «Огонь пришел я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся. Крещением должен я креститься». Связь крещения с огнем бросается здесь прямо в глаза. Мы уже видели в культе Агни, как «крещение», обливание горючей жидкостью, превращает искру, в большое пламя.
Если родственный эссенам Иоанн крестил покаявшихся под открытым небом, то мандеисты, связь которых с эссенами является в высшей степени вероятной, крестили исключительно в проточной воде, от чего они получили название
