Ознакомительная версия.
«Мы, нижеподписавшиеся, считаем своим нравственным долгом засвидетельствовать искреннюю душевную благодарность протоиерею Андреевского собора в городе Кронштадте отцу Иоанну Ильичу Сергиеву за оказанное нам исцеление от многообразных и тяжких болезней, которыми мы страдали и от которых ранее не могла нас исцелить медицинская помощь, хотя некоторые из нас подолгу лежали в больницах и лечились у докторов. Но там, где слабые человеческие усилия явились тщетными, оказалась спасительной тёплая вера во всемогущество Целителя всех зол и болезней – Бога, ниспославшего нам, грешным, помощь и исцеление через посредство достойного перед Ним благочестивого отца-протоиерея. Святыми и благотворными молитвами этого так много заслужившего перед Верховным Зиждителем всех благ подвижника все мы не только получили полное избавление от угнетавших нас недугов телесных, но некоторые из нас чудесно исцелились и от немощей нравственных, бесповоротно увлекавших их на путь порока и погибели, и теперь, укреплённые столь явным знаком Божиего к ним милосердия, почувствовали силы оставить прежнюю греховную жизнь и пребывать более твёрдым на стези честного труда и богобоязненного поведения. Считая особенно полезным для назидания многих в наше маловерное время сообщить во всеобщее сведение о таком видимом проявлении неустанно пекущегося о греховном человечестве всеблагого Промысла Божия, признаём неуклонным долгом перед лицом всех заявить свою глубокую благодарность столь много помогшему Преподобному отцу-протоиерею, прося его и на будущее время не забывать нас, грешных, в своих молитвах. Вместе с тем, стараясь твёрдо памятовать сами, сообщаем и для других единственный преподанный нам многодостойным пастырем-исцелителем при наших к нему обращениях высоковрачующий спасительный совет жить по Божией правде и как можно чаще приступать ко Святому Причастию».
На следующий день это подписанное 16 людьми разного звания заявление было оглашено обер-прокурором в Святейшем Синоде. Члены Синода были удивлены таким неожиданным известием, а преосвященный Исидор, батюшкин правящий архиерей, выразил неудовольствие на то, что эти заявления были напечатаны в светской газете без разрешения духовной цензуры…
Но именно так было положено начало всероссийской славы отца Иоанна…
Ни в какие рамки обыденности не укладывается это явление, и не надо удивляться недоумению и недоверчивости, проявленным членами Святейшего Синода. Даже такой человек, как вышенский затворник святитель Феофан, и тот счёл своим долгом возвысить предостерегающий голос, обратившись к отцу Иоанну с письмом назидания. Указывал он отцу Иоанну, что тот берётся за подвижническую жизнь в миру, среди житейских соблазнов и невзгод, что это должно привести к страшному падению или окончиться ничем, ибо никто ещё со времени принятия христианства не только в России, но и на Востоке, не решался на подобный путь, будучи не монахом, а священником, живя вне ограды и устава монастырских. Опасался и того епископ Феофан, что это непременно породит величайший соблазн и в духовенстве, и в народе…
Нужно было время, чтобы успокоилась душа епископа Феофана, и способен он был оценить это Божие чудо. «Божиим человеком» называл он отца Иоанна теперь, «молитва которого доходила к Богу по великой вере его», а мысли его называл «утренним весенним ветерком благоуханным». Впрочем, помазанность отца Иоанна на великие подвиги чудотворения не укрыта была от духовного взора и других праведников. Так, старица Параскева Ивановна Ковригина, которая, по неоднократным свидетельствам отца Иоанна, непосредственно подвигла его на дерзание молитвенного чудотворения, творила это не по собственному разумению, а по благословению любимого ученика преподобного Серафима Саровского Иллариона, подвизавшегося в Решминской пустыни. Тот сказал ей: «Иди в Кронштадт, там воссияло новое светило Церкви Христовой – отец Иоанн! Иди и служи ему! И моё благословение да пребудет с тобою!»
Такого влияния решительно на все слои русского народа, какое имел отец Иоанн, такой славы, какой пользовался любвеобильный пастырь и благотворитель, ни у кого из общественных деятелей и писателей не было.
Сам же отец Иоанн о себе и о своей славе говорил так: «Я не ищу и не искал славы, она сама идёт ко мне. Воздаю славу Тому, Кто сказал: Я прославлю прославляющих Меня» (1 Цар. 2, 30).
Отец Иоанн старался лишь об одном – о спасении вверенных ему душ. «Каждый из людей имеет бессмертную душу, предназначенную для спасения, – говорил он, – люби в каждом человеке его бессмертную душу и моли ему спасение, так как без спасения все блага жизни – ничто».
Не только в России знали силу молитв отца Иоанна; тысячи писем и телеграмм присылали ему из Германии, Франции, Испании, Италии, Америки, Индии, Англии, Австрии, Швеции, Португалии, Греции.
Один мальчик из Швеции писал ему: «Я слышал, что ты лечишь людей молитвой: моя мама сошла с ума, лежит в больнице; мне скучно без мамы; помолись, чтобы моя мама выздоровела».
Молодые из Америки просили молитв, «чтобы и впредь жить так же счастливо».
Из Германии просили прислать освящённой воды и масла.
Отец Иоанн охотно откликался на просьбы и приглашения посетить больных, разделить радость какого-либо семейного или общественного торжества не только в пределах Кронштадта или Петербурга, но и по всей России и за её пределами.
Каждый год в конце мая или в начале июня отец Иоанн разлучался с Кронштадтом, чтобы посетить свою родину – Суру. Он всячески заботился о благосостоянии своих родных и земляков; основал там женскую обитель во имя святого апостола Иоанна Богослова, воздвиг в селе Суре благолепный каменный приходской храм с хорошими домами для членов причта, построил каменное здание для местной церковно-приходской школы и потребительскую лавку, механический завод и многое другое для удовлетворения насущных нужд местного населения. Щедрой рукой любвеобильный пастырь раздавал денежные пособия крестьянам Сурской волости на засеивание полей, при выдаче дочерей в замужество, на постройку домов после пожаров и на другие нужды в бедном сельском быту.
Путешествие на родину он совершал всегда по воде через Ладожское и Онежское озёра, по рекам Вытегре, Шексне, Северной Двине и Пинеге и ежедневно служил литургию в каком-нибудь монастыре, которые встречались здесь на каждом шагу.
В своём родном селе оставался только на три дня и отправлялся обратно, теперь по Волге. Останавливался на несколько дней в Леушинском монастыре, затем через Казань, Нижний Новгород и Москву возвращался в Кронштадт, где его встречала многотысячная толпа народа.
Отец Иоанн был везде желанным гостем.
Часто он путешествовал по городам России: бывал в Москве, Киеве, Одессе, Харькове, Туле, Ялте, Херсоне, Казани, Самаре, Калуге, Астрахани.
Посещал Московскую и Киевскую духовные академии.
Однажды ездил через Варшаву в Берлин, чтобы помолиться о тяжелобольном русском после.
«Это человек, который говорит Богу и людям только то, что говорит ему его сердце: столько проявляет он в голосе чувства, столько оказывает людям участия и ласки, сколько ощутит их в своём сердце и никогда в устах своих не прибавит сверх того, что имеет внутри своей души. Это есть высшая степень духовной правды, которая приближает человека к Богу», – свидетельствовал об отце Иоанне владыка Антоний (Храповицкий).
Отец Иоанн представляет собою единственного в мире человека, который всё необходимое о себе сказал сам в своём дневнике «Моя жизнь во Христе». И в дневнике этом – никакой «самости», «саможаления», самооправдания!
Что же говорит о себе отец Иоанн?
«Ночью, – вспоминает он, – я любил вставать на молитву. Все спят, тихо. Не страшно молиться, и молился я чаще всего о том, чтобы Бог дал мне свет разума на утешение родителям. И вот, как сейчас помню, однажды, был уже вечер, все улеглись спать. Не спалось только мне, я по-прежнему ничего не мог уразуметь из пройденного, по-прежнему плохо читал, не понимал и не запоминал ничего из рассказанного. Такая тоска на меня напала, я упал на колени и принялся горячо молиться. Не знаю, долго ли пробыл я в таком положении, но вдруг что-то точно потрясло меня всего. У меня точно завеса спала с глаз, как будто раскрылся ум в голове, и мне ясно представился учитель того дня, его урок; я вспомнил даже, о чём и что он говорил, и легко, радостно так стало на душе, никогда не спал я так покойно, как в ту ночь. Тут стало светать, я вскочил с постели, схватил книги, и – о счастье! – читать стало гораздо легче, понимаю всё, а то, что прочитал, не только всё помнил, но хоть сейчас и рассказать могу. В классе мне сиделось уже не так, как раньше. Всё понимал, все оставалось в памяти. Дал учитель задачу по арифметике – решил, и похвалили меня даже. Словом, в короткое время я продвинулся настолько, что перестал уже быть последним учеником. Чем дальше, тем лучше успевал я в науках, и к концу курса одним из первых был переведён в семинарию».
Ознакомительная версия.
