ублажать Меня все роды» (Лк. 1:48). Эти слова ведут Афанасия к рассуждению о высоте девства и величии Той, Которой Бог судил стать Матерью воплотившегося Слова:
Всякий, желая подвизаться в других добродетелях, водится в том законом; но девство, превосходя закон и направляя жизнь к важнейшей цели, есть указание будущего века, образ ангельской чистоты… Владыка всего — Бог Слово… захотел, чтобы только Дева стала Матерью воспринятого Им на Себя тела; и Дева стала Матерью. Так, пришел к нам Господь — Человек, чтобы, как «все чрез Него начало быть» (Ин. 1:3), так и девство начало быть от Него, и Им снова дарована была людям эта благодать, и продолжала в них возрастать… Если родители святых мучеников славны мужеством сынов, и Сарра радуется, родив Исаака… то в состоянии ли кто-нибудь сказать, какой похвалой для Святой Девы и богоподобной Марии является то, что Она сделалась и именуется Матерью Слова по плотскому рождению? Ибо сие Божественное рождение воспето ангельским воинством; а женщина, возвысив голос, сказала: «блаженно чрево, носившее Тебя, и сосцы, Тебя питавшие!» (Лк. 11:27); и Сама Родительница Господа Приснодева Мария, увидев совершившееся с нею, сказала: «отныне будут ублажать Меня все роды». Но совершившееся с Марией обращается в славу всем девам; потому что девственные ветви сии на ней уже держатся, как на корне [189].
Богатое эпистолярное наследие Афанасия содержит много материала по интересующей нас теме. В Послании к Максиму философу он говорит о том, что «Слово стало плотью, и от Марии Девы произошел человек по нашему подобию», отвергая мнение, согласно которому «Слово сделалось человеком по естественному порядку». Если бы рождение Христа не было сверхъестественным, «то напрасно была бы чтима память Марии. Естество не знает девы, рождающей без мужа» [190]. Здесь следует обратить внимание на слова о почитании памяти Марии. Творения Афанасия не дают информации о том, каким образом в Александрийской Церкви его времени почиталась Ее память. Богородичных праздников тогда не было, и мы не знаем, молилась ли александрийская паства IV века Деве Марии. Но слова Афанасия показывают, что в той или иной форме почитание Марии уже стало частью литургического культа.
В Послании к Эпиктету, епископу Коринфскому, Афанасий опровергает различные еретические учения, в том числе мнение о том, «что тело, рожденное от Марии, единосущно Божеству Слова». По учению Афанасия, необходимо четко различать Божественную природу Христа, которая у Него едина с Отцом, и Его человеческую природу, воспринятую Им от Девы. Мнение о том, что Сын Божий всегда имел тело, что Его человеческое тело со-вечно Богу, Афанасий считает нечестивым и богохульным. Одновременно он решительно отвергает мнения о том, что «Слово снизошло на святого человека, как на одного из пророков, а не само сделалось человеком, восприняв тело от Марии», и что «иной есть Христос, а иной — Божие Слово, прежде Марии и прежде веков сущий Отчий Сын» [191].
Если Бог Слово единосущен человеческому телу Христа, продолжает Афанасий, «то излишне упоминание о Марии и служении Ее, потому что тело могло быть прежде Марии, и оно вечно, как вечно само Слово». В таком случае «какая нужда в пришествии Слова, чтобы Ему или облечься в единосущное Себе, или, изменившись в собственном естестве, сделаться телом?» Энергично отстаивая православное понимание Боговоплощения, Афанасий восклицает: «Не Себя воспринимает Божество, чтобы облечься в единосущное Себе, и согрешает не Слово, искупающее грехи других, чтобы Ему, пременившись в тело, Самого Себя принести в жертву за Себя и искупить Себя» [192].
Современному читателю порой сложно бывает как оценить пафос борцов с ересями IV века, так и воспринять богословскую аргументацию, приводимую ими в защиту своей позиции. Суть позиции, которую излагает Афанасий, может быть сведена к следующим простым утверждениям: Иисус Христос является воплотившимся Богом, добровольно воспринявшим на Себя человеческое тело; будучи по природе Богом, Он со-вечен Отцу, тело же было воспринято Им во времени, и оно не со-вечно Богу; человеческое тело Христа иноприродно Богу, а единоприродно нам; оно было воспринято Им от Девы Марии, и Она почитается в Церкви как Та, Которая дала Богу Слову человеческое тело; при этом Бог Слово и Человек Иисус — одно и то же Лицо. Можно говорить о том, что некоторые изречения Священного Писания («уничижительные») относятся к Нему как Человеку, другие (более возвышенные) к Нему как Богу. Но нельзя говорить о том, что Бог Слово и Человек Иисус — два разных субъекта.
Четкое разделение между божественной и человеческой природами Христа важно для того, чтобы избежать еретического понимания Троицы. Если, говорит Афанасий, человеческое тело Христа было со-вечно Его божественному бытию, или если Само Божественное Слово превратилось в плоть и кости, или если по Своему телу Христос имеет одну сущность с Отцом, тогда следует признать, что Троица превратилась в четверицу, потому что к трем Лицам Троицы прибавится еще одно — тело Христа [193]. На самом же деле принятие Сыном Божиим на Себя человеческого тела ничего не прибавило к Его Божеству: «Скорее, для самого человеческого тела произошло великое прибавление от общения и соединения с ним Слова. Ибо из смертного сделалось оно бессмертным; будучи душевным, стало духовным; быв от земли, прошло небесными вратами. Троица же, и по восприятии Словом тела от Марии, есть Троица, не допускает ни прибавления, ни отнятия, но всегда совершенна» [194].
В своих рассуждениях Афанасий предвосхищает христологические споры V века, разгоревшиеся вокруг ереси Нестория. В ходе этих споров к писаниям Афанасия будут обращаться защитники православного учения о Христе как Богочеловеке, равном, со-вечном и единосущном Отцу по Божеству, единосущном нам по человечеству.
Преподобный Ефрем Сирин был современником Афанасия и умер в один год с ним. Он происходил из сирийского Нисибина и, согласно сирийским источникам, был рукоположен в сан диакона святым Иаковом Нисибийским. В 363 году, после взятия Нисибина персами, Ефрем в числе многих других христиан бежал в Эдессу [195]. Там он основал так называемую школу персов (то есть беженцев из Персии). Основным предметом преподавания в школе было Священное Писание, большое внимание уделялось также церковному пению и чтению.
Литературное наследие Ефрема обширно. Оно включает толкование на книги Ветхого Завета, толкование на Четвероевангелие, написанные в прозе гомилии на богословские и нравственные темы, а также огромное количество поэтических текстов. Наряду с подлинными творениями Ефрема, среди сочинений, дошедших до нас под его именем, есть немало более поздних, приписанных ему в
