хранило отзвук невесомости, какого-то удивительного света и чистоты. Наконец, успокоился, заставил себя лечь и уснуть, теперь уже по-настоящему.
Прошёл день или два, я ждал, но Елеазар не появлялся. Однако особое чувство уверенности, что он вернётся, не покидало меня. Слишком много вопросов осталось без ответа, и, кроме того, я словно точно знал, что этот короткий визит был лишь прелюдией к чему-то большому и важному, что должно совершиться в моей жизни.
Синей ночью над моей головой раздался тихий голос:
– Андрей, нам пора.
Я немедленно встал. Он был здесь, посреди полутёмной комнаты, и в его руке сверкал меч. Я мельком взглянул на часы: почти двенадцать. Это значит, что проспал всего час.
Мы поднимались очень медленно, и Елеазар рассказывал:
– Каждую ночь полчища бесов пытаются проникнуть в Святой Город. Их нужно сдерживать, поражая нещадно. Мы, Ангелы, сражаемся вместе с людьми. Этот меч твой, но я отдам его тебе только в том случае, если ты сам попросишь его.
– Я никогда не держал в руках меч.
– Не ты, твоё земное тело. Оно, действительно, не умеет сражаться. Но ты настоящий, твой дух, – прирождённый воин. И ты сам это скоро поймешь.
Мы стояли над восточной частью города. Внизу, еле заметно, светились очертания ворот. Прямо в воздухе простиралось поле. Это было необычное поле. Оно словно дышало битвой, и следы предыдущих сражений явственно виднелись на нём: брошенные шлемы, осколки мечей, обрывки одежды. И тонкая, едва ли похожая на настоящую кровь. Я ощутил холодок: в воздухе, невидимая, но хорошо ощутимая, витала смерть.
За нашей спиной с земли по одному поднимались воины: светлые фигуры, закутанные в плащи. В их руках сверкало тусклое серебро мечей.
– Кто эти воины? – спросил я Елеазара.
– Люди, такие, как ты. Все они – христиане, и все очень чисты. Взгляни на их доспехи.
– Они сияют, как огонь.
– Да, но лишь молитва, соединённая с духовной чистотой, даёт вот такие доспехи. Их очень трудно пробить. Но ты должен знать, что и здесь умирают.
Мне захотелось оглядеться. Воины становились в ряд, занимая позицию перед боем, и я ощутил на своём лице их взгляды. Словно каждый спрашивал меня: «А что же ты?» На мгновение растерянность овладела мной. Как сражаться, как держать щит и меч? Но что-то произошло, изнутри поднялась неведомая сила, мой дух словно воспрянул, а сердце согрелось огнём. Я смотрел на эти фигуры и вдруг ясно и твёрдо произнёс:
– Дай мне меч!
Ангел подал мой меч, и я поразился тому, как ладонь обхватила его рукоять: будто тысячу лет делала это. Другая рука привычным, неподражаемым жестом оградила тело щитом: почти до глаз, но так, чтобы видеть всё поле. Откуда я знаю, как это делать?!
– Твой фланг – левый, – скомандовал Елеазар и занял место в строю.
Я быстро встал по левую сторону. Воины потеснились, чтобы дать мне место.
В эту минуту из пространства прямо перед нами стала возникать тьма, подобная чёрной грозовой туче. Она приближалась – и мы услышали гул. Рёв сотен голосов, грозный, ни с чем несравнимый. Туча зашевелилась, и я увидел бесов. Но не только! Неожиданно для себя в куче мерзких, поганых голов я разглядел людей! Они тоже были одеты в броню, но не сияющую, а чёрную: настолько, что, казалось, она поглощает свет. Тёмные воины!
Слева и справа сблизились плечи. Никто не произнёс ни слова. Но, едва тьма подступила, засверкали мечи.
Как рассказать про сражение? Как передать этот пламень, когда нет мыслей, но ты весь собран, будто струна, и видишь не только врага, но и воина, бьющегося рядом? Как передать силу взмаха, гул сердца, огненность всех мышц? И то, что меч в твоей руке – это часть тебя, и ты владеешь им так, словно сражался много веков?
Поле стонало, кричало, визжало. Поражённые бесы извивались и тянулись лапами к ногам воинов духа. Чёрная туча текла и текла, пытаясь пробиться к городу, просочиться сквозь наши ряды. Высокие, сильные Ангелы, даже не закрываясь щитами, прожигали огненную дорогу в полчищах тьмы. Мечи в их руках были подобны лучам света. Сколько часов прошло? Мы будто вышли из времени и пространства, только тьмы не становилось меньше. Она всё подступала и подступала, до тех пор, пока вдруг с той стороны не послышался трубный зов, и бесы медленно попятились назад. Мы не преследовали их, все воины тут же сомкнули ряды. Я видел брата справа и тонкую фигуру бойца слева. Несмотря на небольшой рост, он провлял немалое мужество, помогая мне и сдерживая натиск врагов. В какой-то момент он крикнул звонко:
– Стань ко мне спиной! – и мы продолжали биться, защищая друг друга.
Теперь я хотел поблагодарить его, но он внезапно исчез.
Воины расходились.
– Я всегда говорил, что новички особенно отважны, – послышался голос, и я бросил взгляд в сторону говорящего. Высокий боец в сверкающих доспехах улыбнулся мне и кивнул. Я был благодарен ему.
– Сколько нас было? – спросил я Елеазара.
– Двадцать пять и шесть Ангелов.
– Это постоянное число?
– Нет. Но битва идёт не только у этих ворот. С севера, запада и юга такие же воины сражаются за Иерусалим.
– Но почему – мы, люди? Разве недостаточно Ангелов?
– Это ваш город, и вы должны уметь защищать его.
На прощание он тепло посмотрел на меня:
– Храни чистоту, и ты всегда будешь в наших рядах.
До самого утра я ходил по комнате. Битва ещё горела во мне. Усталости не чувствовал, наоборот, духовный подъём, будто сражение придало мне силы. Наконец, немного успокоившись, начал собираться на работу.
Брился – и смотрел на своё лицо. Какая разница во внешности! Там я выше, шире в плечах и, хотя и здесь высок, но худощав, и нет той мощи. Елеазар сказал, что мой дух – прирождённый воин. Что это значит? Особые качества души? Я не знал, но продолжал сосредоточено сравнивать. Здесь мои волосы – тёмные, каштанового оттенка, а там – будто насквозь пронизаны солнцем. Глаза – карие, глубоко посаженные. Строгое лицо. Взгляд пристальный, глубокий. Похож ли я на себя в тонком мире? Вопрос.
На работе был собран, как никогда. Всё получалось, всё понималось с первого шага. Но задолго до обеда почувствовал страшный голод и съел в два раза больше, чем обычно. Когда настал вечер, лёг раньше, постарался уснуть. Я мечтал о битве…
Как только бой кончился, я обернулся к воину слева, снял шлем. Не знал, что сказать ему, и просто обнял: он опять защищал меня,
