характер. Тот же Святитель так характеризовал свое отношение к этому вопросу: «С самого начала епископства я положил за правило не делать по одному моему усмотрению, без совета вашего и согласия народа». В полном соответствии с такой точкой зрения находится и постановление нашего последнего Собора, которое так формулирует положение епископа и принцип управления епархией: «Епархиальный епископ, по преемству от святых апостолов, есть предстоятель местной церкви, управляющий епархию при соборном содействии клира и мирян». Несмотря на то, что в епархиях бывают еще викарные епископы, это нисколько не меняет существа дела: один правящий епископ продолжает оставаться предстоятелем своей церкви. Даже митрополит Крутицкий, несмотря на свое высокое положение, не нарушает иерархических прав Патриарха, являющегося Московским епархиальным архиереем.
Поместный Собор так определил понятие епархии: «Епархией именуется часть Православной Российской Церкви, канонически управляемая епархиальным архиереем», границы которой определяются высшей церковной властью. Из такого понимания вытекают два вывода: 1) что вне территории Русской Церкви не может существовать русской епархии, 2) и что она должна управляться канонически, т. е. прежде всего каноническим архиереем и на основании канонов.
В связи с таким пониманием находится вопрос о возможности существования русской епархии в Западной Европе. Еще в девяностых годах прошлого столетия один из выдающихся русских иерархов, Антоний, арх. Финляндский (вп. – Митр. Петербургский), посетивший некоторые русские церкви в Зап. Европе, пришел к заключению о необходимости для заграничных церквей общего руководства. Поэтому, когда русский посол в Риме, В.Н. Муравьев, поднял вопрос об учреждении русской кафедры в Зап. Европе, сам вопрос не был новым для Св. Синода. Он получил следующее разрешение: 1) было решено учредить четвертое викариатство в Петербургской епархии с усвоением этому четвертому викарию титула – Кронштадтского, 2) поручить ему управление русскими церквями в Зап. Европе, за исключением церквей в Константинополе и Афинах, как находящихся в местах пребывания глав автокефальных церквей. Это постановление Синода подчеркивало разницу между этими церквями и церквями, находящимися в пределах собственно Петербургской епархии. Поэтому епископу, проживающему в Риме, усваивается титул города, находящегося на основной территории Петербургской митрополии. С увольнением митр. Евлогия с Волынской кафедры ему не усвояется никакого титула, так как и патриаршее управление не считало возможным дать титул по месту его пребывания. По этой же причине нельзя было в свое время рукополагать и во епископа Берлинского.
1.
После этих самых общих замечаний мы должны перейти к обзору церковных событий 1926 года в России. Мы уже увидели, что живая церковь преобразовалась в обновленческую с высшим органом управления во главе – Священным Синодом. Ярые противники синодального периода в истории Русской Церкви, они в ходе событий восстановили для своего раскола как раз эту форму управления.
Рассмотрение фактов, касающихся обновленческого раскола, с неоспоримой очевидностью свидетельствует, что дела обновленчества шли так же плохо, как смененного им живоцерковства, и произведенная метаморфоза нисколько не была способна хотя бы задержать положение на том уровне, на котором оно находилось в момент этого превращения. Для суждения об этом мы располагаем исключительно ценным материалом: отчетом Обновленческого Синода о состоянии их раскола к началу 1927 года. [40]
Прошло три года, как более умеренное меньшинство взяло в свои руки руководство делами. Большинство пошло на это, рассчитывая, что умеренные хотя бы стабилизируют положение.
Данные, заключающиеся в этом отчете, касаются только Великороссии и окраин, не касаясь Украины и Белоруссии, где существовали автокефальные обновленческие объединения. Обновленцы от своих предшественников получили третью часть приходов, вообще существовавших на территории, которой касается отчет. Таким образом, результаты освобождения Св. Патриарха были значительны. К концу 1922 года живая церковь численностью своих приходов преобладала над патриаршей. За время от освобождения Патриарха до его кончины и ареста митр. Петра она потеряла более половины приходов. Естественно предполагать, что в последующее время процесс не будет столь стремительным, так как элементы колеблющиеся отпали в первое же время. Однако 1926 год был временем крушения и обновленчества, притом почти такого же стремительного, как и в предшествующие годы. В этом году обновленцы потеряли еще одну треть приходов из того числа, которое они считали на январь месяц 1926 года. Сам собой возникал вопрос, можно ли после столь значительного сокращения обновленческих приходов с такой стремительной быстротой предполагать, что обновленчество способно будет оправиться. Нужно принять во внимание еще и то обстоятельство, что падение числа приходов было только одной стороной более общего явления крушения «новой церкви». Другая сторона этого же процесса состояла в сокращении обновленческой паствы. Этот процесс был, может быть, даже более значительным. Указание на эту сторону процесса дает тот же самый отчет. Здесь указана, как одна из причин сокращения числа приходов – их бедность по сравнению с патриаршими. Бедность была обусловлена отливом молящихся от обновленческих церквей. Этот процесс в начале наблюдался в городах и других более населенных пунктах, где было несколько церквей или несколько священников, где можно было выбирать церковь. В сельских местностях он совершался несколько иначе и начало его относится к более позднему времени.
Об этом свидетельствует нижеследующий факт. Он относится к одной из епархий, относительно которой значится в обновленческом отчете, что в этой епархии отпало в 1926 году более 200 приходов. Случай этот имел место тоже в этом году. По сравнению с городами, села долго не могли разобраться в разнице между живой и патриаршей церквями, а во многих местах и не слышали даже о самом разделении, и жили, руководясь поговоркой «что ни поп, так батька». К концу 1924 года, однако, и здесь начинается движение против новой церкви. Хотя батюшки и старались не смущать совести своих прихожан и не посвящали их в переживаемые обстоятельства, однако смущение проникало все дальше в глухие места и порождало активность. В целях выяснения положения начались из сел паломничества в города по церквям патриаршим, где поминают патриарха; тут, само собой, и раскрывалась картина, как она есть. От священников стали требовать, чтобы их принадлежность к Патриаршей церкви удостоверил «тихоновский» архиерей. [41]
Батюшка должен был ехать в город, иногда под присмотром особой делегации от прихода. Если батюшка направлял делегацию на ложный след, его оставляли в городе на произвол судьбы. Озаботившись получением другого, возвращались обратно. Таким способом приход становился патриаршим.
С каким напряжением переживалось сельскими жителями это искание правильного в каноническом отношении священства, свидетельствует один факт, не лишенный интереса. Село отстояло от города, местопребывания архиерея, в ста верстах. Батюшка съездил в город и привез требуемое удостоверение. Его долго рассматривали, оно ходило и по рукам прихожан. Один
